— О, ты проснулась! — Сильвия отложила книгу и ласково ей улыбнулась. — Брат просил меня приглядеть за тобой и задать пару вопросов, если ты сможешь ответить… Но прежде всего: как ты себя чувствуешь? Чего-нибудь хочешь, может, есть, пить?
Эшли помотала головой:
— Нет, ничего такого. Хотя… Я бы хотела увидеть Фрэнки!
— Он уже спит. Он очень устал сегодня. Но я могу…
— Нет-нет, не надо его будить, — Эшли вспомнила, как выглядит спящий Фрэнки, и мечтательно вздохнула. — Пусть отдыхает, я не стою его внимания. Я не такая эгоистка, как вы все тут думаете. Я просто люблю его, понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Сильвия, зардевшись, и погладила ее по руке. — Я понимаю.
— Больше всего на свете! Больше жизни! — обрадовавшись, что ее слушают, зачастила Эшли задыхающимся голосом. — Я бы смотрела на него вечность! Я готова умереть за его улыбку! Уверена, что из-за него я и стала резонировать! Моя любовь сильнее оков этого скучного мира, так-то! Я и не представляла, что можно так любить живого человека, до сих пор я влюблялась только в героев в книжках…
— Я тоже, — смущенно вставила ее сиделка.
— Я даже не сразу поняла, насколько он прекрасен. Когда мы только познакомились, он показался мне жалким, неуклюжим, уродливым…
— А я его вообще не заметила при первой встрече, — хихикнула Сильвия. — Я тогда смотрела только на брата…
— Ты так любишь Сида, словно он тебе не просто брат, — заметила Эшли, припоминая семейную сцену, которую невольно наблюдала, прячась прошлой ночью. — Это немного странно со стороны выглядит, ты в курсе?..
— Мне все равно, как это со стороны выглядит, — легко отозвалась подозрительная сестра. — Главное ведь не то, как мы выглядим, а то, кем мы являемся. Если я бесконечно люблю брата, почему я должна скрывать это, опасаясь, что какой-то дурак подумает о нас что-то не то? Что вообще в жизни важнее: искренность или приличия?
— Ты такая чудесная! Я думаю так же! Я с тобой согласна! Как я рада, что мы похожи! — Эшли сразу захотелось расцеловать юную хозяйку дома, оказавшуюся родственной душой, но та почему-то даже не улыбнулась в ответ на восхищенные возгласы.
— Вот только во мне искренности куда больше, чем в нем, — произнесла она с неожиданной горечью в голосе. — Не представляю, чем он живет, о чем думает. Иногда ведет себя кошмарно, будто это и не он вовсе. Я знаю: он добрый, любит меня, но он как будто сознательно избегает меня или даже хочет, чтобы я думала о нем плохо. Как будто боится… обжечь.
Эшли только хлопала ресницами, слушая эту маленькую исповедь. Она и не думала, что заденет болезненную струну в сердце милой и солнечной девушки, выглядевшей такой беззаботной.
— Ладно, — Сильвия вымученно улыбнулась. — Тебе-то это зачем. Давай лучше о Фрэнки поговорим.
«Интересно, что будет, если я скажу ей, что ее брат скрывает от всех свою странную болезнь и хочет убить Фрэнки? — растерянно подумала Эшли. — А если не скажу?..»
По природе своей она была болтлива и несдержанна; но сейчас боль жгла не только ее руку — еще и сердце. Сильвия ни о чем не догадывалась, так зачем ей, такой чистой и светлой, знать страшную правду прежде времени? И способна ли она помочь самой Эшли?
Еще как способна. Вдвоем они могли бы попробовать остановить Сида, не прибегая к кровопролитию. Он действительно любит сестру, тут и гадать не надо, а значит, сестра может им манипулировать. И если та, например, добудет и уничтожит черновик треклятой симфонии, Сид не убьет и не накажет драгоценную сестренку.
— Хорошо. Пусть будет о Фрэнки. — Эшли с трудом разлепила разом пересохшие губы. — А знаешь ли ты… что… твой… знаешь ли ты, зачем твой брат нашел его и привез сюда?
— Написать симфонию, — мечтательно выдохнула Сильвия.
— Верно! Симфонию, — Эшли ухватилась за это слово, как утопающий за щепку. — А знаешь ли ты, что это не совсем обычная симфония?..
— Не совсем обычная? В каком смысле?
«Да в таком, что эта штука раз и навсегда должна закрыть Искажения ценой жизни моего Фрэнки!»
— Ну так что? — Сильвия всматривалась в ее лицо с любопытством без тени тревоги.
Нет, ну какой из нее может быть помощник в подобных делах? Она слишком открытая, она не сможет хитрить, не обокрадет родного брата, не переступит через свои убеждения. Еще и саму Эшли обольет презрением, не поверит ни единому слову, сразу встанет на сторону Сида, будет только мешать: слепая любовь! Но попробовать-то стоит — ради Фрэнки! Ради Фрэнки можно и нужно рисковать всем. Только не получится ли так, что ради Фрэнки Эшли натворит глупостей, будет вышвырнута из этого дома и уже никак не сможет предотвратить убийство?
— Не совсем обычная, потому что… — «Так говорить или нет?» — Потому что… — «Говори же!» — Потому что ее напишет Фрэнки! А он самый прекрасный… самый лучший… композитор в этом измерении…
По лицу Эшли покатились слезы.
— Что с тобой? Не плачь, все будет хорошо! — Сильвия засуетилась, вытерла ее лицо платком. — Ты поправишься. И уже совсем скоро вместе с нами послушаешь ту симфонию… — На этом месте больная взвыла, и ее сиделка, замявшись, торопливо сменила тему: — Кстати, расскажи, пожалуйста, как ты резонируешь. Меня просили узнать. Ты чувствовала что-нибудь странное в себе за минуту-две до того, как попала в Искажение?
— Нет, — всхлипнула Эшли. — Ничего.
— Может, в этом дело? — Сильвия достала из кармана платья зеркальце, поднесла к ней, и Эшли увидела собственное красное заплаканное лицо, а еще — широкую седую прядь, перечеркнувшую растрепанные каштановые волосы.
— Может, и в этом, — она нервно сглотнула. — И, знаешь… Фрэнки и Сид вернулись в наш мир одновременно, а я — позже. Когда их не стало, я очень испугалась и подумала: «А как же я, почему я все еще здесь, я тоже хочу домой!» — и вот тогда действительно вернулась. Не знаю, возможно ли такое, но мне кажется, что я могла бы остаться в том измерении на любой срок. Что я могу управлять временем своего пребывания в Искажении!
— Ох, — выдохнула Сильвия. — Боюсь, я мало что поняла в твоих словах. Но я все передам Сиду. Он вроде как спать шел, но, думаю, он захочет с тобой поговорить.
— Э-эй, стой, а вот я не хочу с ним говорить! — перепугалась Эшли. И зачем она только рассказала? К тому же она сама не была уверена, что это правда, в конце концов, то было ее первое Искажение, она ничего еще толком не понимала… — Пожалуйста, не надо! Я его боюсь!
— Брось, ничего он тебе не сделает, — любящая сестра рассмеялась и торопливо вышла, тихо прикрыв за собой дверь и оставив Эшли метаться по постели в страхе и бессильной злобе.
Ничего, пусть она в зависимом положении, ранена и совсем одна, пусть никому здесь нельзя доверять, она все равно найдет способ спасти Фрэнки! Она и без Сильвии прекрасно справится. Теперь ей не уследить за Сидом, но зато можно спокойно и тщательно обдумать, как действовать дальше. Не будь она так слаба, она могла бы сейчас остаться с ним наедине и полоснуть его по горлу, допустим, ножницами или шпилькой. И сесть в тюрьму; зато Фрэнки был бы спасен уже сегодня. Но лучше все тщательно рассчитать и подготовить наверняка.
У нее еще есть время. Несколько дней у нее еще точно есть.
***
Убитый и раздавленный чувством вины, Фрэнки искал теплого общества Сильвии, надеясь отвлечься от тяжелых мыслей, но та вызвалась посидеть с Эшли. К ней — ни за что! К ней — как в жерло вулкана, как с разбегу в пропасть, она — словно очная ставка с мертвым Морганом, пока-еще-живым, словно многострадальная рука Сида (а ты пробовал когда-нибудь играть через боль?) — пока еще живого — тоже? Как будто все, кто его любил, немедля начинали гнить и разлагаться; так стоит ли винить Мадлен в том, что иммунитет уберег ее от болезни? И стоит ли заражать Сильвию разрушительной симпатией? Любовь, по всей видимости, способна жить без гибельных последствий только в творчестве, только в музыке; музыка безобидна, музыка несет свет и ничего больше, — не так ли, Симфония?
