Гермиона подняла руку. Пальцы упёрлись в парусину.
— Гермиона?
И голова тоже.
— Рон? — откликнулась она.
— Привет. — Гермиона не видела его, но знала, что он рядом. Чувствовала, как прогибается её матрас под его ткнувшимися в пружины локтями. Нижняя койка скрипнула: он переступил с ноги на ногу, подняв облачко затхлого воздуха и запаха кошачьей мочи.
— Что происходит? — спросила Гермиона.
— Ты спала?
— Я и сейчас сплю. — Она протянула дрожащие пальцы и тут же отвела обратно, испугавшись, что рука пройдет сквозь него. Явь ли это? Она ведь не здесь. Здесь, но не здесь. Гермиона понимала, где она должна быть — в маленьком пансионате, со Снейпом, миссис Джонс и вечно тявкающей собачкой, храпящей этажом ниже.
— Рон, — произнесла Гермиона, снова пробуя имя на слух. У неё болела голова, словно моторчик в её мозгу тщетно пытался завестись, скрежеща всеми шестёренками. — Кто ты?
Озабоченный голос:
— Ты себя нормально чувствуешь?
Голова раскалывается.
— Сейчас, — сказал Рон. — Инсендио.
Рядом с ней вспыхнул фонарь. Но в неярком свете видны были только парусиновая стена, Гермионина койка, шесты. Всё, чего не касался свет фонаря, было утренне-серым, выцветшим, будто отмершим. Гермиона знала, где находится, но не знала, откуда ей это известно. Казалось, она сидит в каком-то кармашке, и свет не достает ничего и никого вне этого кармашка.
Никого, кроме него.
Гермиона не сдержала потрясённого вздоха. Блестящие рыжие волосы, ярко горящие даже в свете лампы. Веснушки, рассыпавшиеся по щекам и носу. Рон убрал что-то в карман и сложил большие руки перед собой на матрасе, совсем рядом с её укрытым одеялом коленом.
— Ты бросил нас, — сказала она.
Лицо Рона дрогнуло — жесткость и сожаление отразились на нем.
— Я знаю, — неловко буркнул он. — Но мы ведь уже поговорили об этом.
— Ты бросил нас.
— Гермиона?
Она снова легла, опрокинулась на спину, уставившись в потолок, и подвинулась только тогда, когда Рон влез под одеяло и улёгся рядом, опершись на локоть, но тщательно избегая касаться её рукой.
— Ты умеешь колдовать, — выдохнула она.
И вздрогнула — рука Рона опустилась ей на лоб, проверить, нет ли жара.
— Ты нормально себя чувствуешь?
Нет, Гермиона определённо не чувствовала себя нормально. Её мутило, голова кружилась, казалось, койка вот-вот выскочит из-под неё веретеном, сбросит её, отшвырнёт прочь.
Нащупав его штанину, Гермиона мёртвой хваткой вцепилась в ткань.
— Нам нужно условиться о месте встречи, — сказала она. — На случай, если мы опять разделимся.
— Я не…
— Так нужно, Рон, — настаивала она.
— Ну ладно, ладно, — прошептал он, обхватив её затылок рукой – такой тёплой, такой живой, что хотелось плакать. — Нора. Встретимся в Норе, идёт?
— Нора в Девоне.
— Э-э, ну да, Нора в Девоне. — Он перестал успокаивающе поглаживать её по волосам. Койка отчаянно закачалась, и Гермиона вцепилась в него крепче. Он будто не заметил. — Тебе кошмар приснился? Я больше вас не брошу.
— В том-то и дело, Рон, — обречённо произнесла она. — Бросишь.
Койка крутнулась в последний раз, и Рон исчез, вместе с палаткой и светом фонаря. Гермиона лежала на полу в пансионате. Сквозь окна в комнату пробивался седой утренний свет, и Снейп с непроницаемым выражением лица стоял над ней в халате нараспашку.
— Вам опять что-то снилось. Что вы увидели?
— Его, — ответила Гермиона. Она встала, споткнулась: щиколотки лианами обвивали одеяла. — Мне нужно ехать.
— Куда ехать? — не понял Снейп. Она швырнула в дорожную сумку кошелек, дневник, телефон.
— В Нору. Я найду его и привезу сюда. Северус… — У неё дрогнул голос. Снейп виделся ей каким-то слабым мерцанием, будто огромное чёрное нефтяное пятно расплылось у неё перед глазами. — Я найду Рона.
========== Нора ==========
Путешествие получилось мучительно медленным. Гермиона не любила летать (и, собираясь с родителями на лыжный курорт во Францию, всегда старалась уломать их ехать на машине). Но нелепо ведь: чтобы добраться из одной точки на карте в другую, отстоящую от первой всего на несколько дюймов, нужно сменить два поезда, три автобуса и потратить безвозвратно несколько часов жизни. Быстрее было бы собственноручно изобрести телепортацию.
Но всё это не имело значения. Всё это было неважно сейчас: при себе у Гермионы была её верная сумка, погода стояла прекрасная, а до того места, где на карте была отмечена Нора, предстояло пройти пешком четыре мили. Последние несколько миль на автобусе Гермиона ехала с пересохшим от паники и волнения горлом. Она впервые в жизни жалела, что под рукой нет прописанных таблеток, которым можно было бы притупить нервы, обуздать эмоции. Всё, что она видела прошлой ночью, было ненастоящим — она не лежала в койке, Рон не лежал подле неё, положив руку ей на лоб. Не было гнева и печали, не было облегчения от того, что он рядом. И всё же она ощущала его влажную ладонь, слышала его дыхание, слышала, как складывалось на его губах её имя — не растянутое правильной дикцией, а такое, обрубленное на выдохе. Рон знал её достаточно хорошо и понимал: ей всё равно, правильно он произносит её имя или нет, лишь бы произносил с любовью.
Гермиона каждому встречному готова была рассказывать, куда едет и зачем. Водитель одного из автобусов окинул её быстрым взглядом с головы до ног (но не похотливо — просто чтобы убедиться, что она молода и здорова, а не волочит перед собой тележку-ходунки) и спросил:
— Какими судьбами в эти края?
— Хочу кое-кого увидеть, — сказала она, не в силах больше держать восторг в себе, — Рона.
— Бойфренд? — спросил водитель, и Гермиона польстила себе мыслью, что в его голосе мелькнуло разочарование.
— Да. — Каким правильным, нет, даже недостаточно полным казался этот ответ.
— Два тридцать. — Водитель протянул ладонь за мелочью. Он даже пожелал ей удачи, когда она сходила, будто знал, что удача ей понадобится.
Овцы свободно бродили по холмам, пролезая через обваливающиеся каменные стены, рассыпаясь по одноколейкам. Гермиона спугнула не одну овечку, внезапно появляясь из-за угла или высокой изгороди. Испуганное блеяние, стук копыт помогали ей расслабиться, изгоняли напряжение из её тела, словно животные служили проводниками её страхам и панике, смиряя, смягчая её беспокойство, что она гонится за очередной пустой грёзой.
«Рон», — несколько раз произносила она вслух, пробуя имя на вкус, на слух, проверяя, сколькими разными способами и со сколькими оттенками теплоты она может его произнести. Его образ с прошлой ночи ярким отпечатком горел в её сознании: медные веснушки, сияющие волосы. В Роне сошлись черты всех парней, с которыми она встречалась с восемнадцати лет. Правда, Рон был гораздо, гораздо привлекательнее их всех. Само имя его заставляло её сердце биться чаще, и не только скверная Гермионина физическая подготовка была тому виной.
По крайней мере, было ясно, что Рон для неё важен. Из-за него она злилась и плакала, о его отсутствии горевала. Теперь, при свете дня, эмоции из сна поблекли, но чувственная память о Роне оставалась такой же яркой, как его образ, мысль о нём увлекала её, как особенно хорошо прописанный персонаж книги. Слова Рона мало что значили, но тот факт, что он находился рядом с ней, свидетельствовал о его истинных намерениях гораздо красноречивее.
Вполне возможно, что Рон ненастоящий — да, совсем как персонаж книги.
Нет, с упавшим сердцем, в отчаянии думала Гермиона. Он должен быть настоящим. Что делать, если он окажется ненастоящим? Если всё это окажется ненастоящим?
Шесть лет ей понадобилось на то, чтобы вспомнить его имя. Она не откажется от него так просто.
Уже перевалило за полдень, и Гермиона успокаивалась тем больше, чем ближе подходила к звёздочке на карте. Сердце вдруг замерло: впереди показался обнесённый каменными стенами фруктовый сад с равно отстоящими одна от другой голыми яблонями. Странные картинки замелькали у неё перед глазами: вот она лежит, растянувшись под зелёными ветвями, читает книжку, коротает дни детства с безликими друзьями. Друзья смешат её, она игнорирует их призывы поиграть в какую-то спортивную игру, побросать мяч. Вот они охотятся за садовыми вредителями вместе Косолапкой, вот родители друзей провожают её на поиски приключений… Нелепые мизансцены, словно сошедшие со страниц книг Энид Блайтон[1]: слишком радостные, слишком счастливые — они никак не могут быть настоящими.
