Чуть отстранившись, Джеймс бросил взгляд вниз, нашел пальцами колечко ануса, и, отвлекая Джона поцелуем в шею, ввел сразу два пальца. Джим был слишком возбужден, чтобы долго ждать, даже несмотря на экстремальность ситуации. Он придерживал Джона за пояс, не давая отстраниться теперь, двигая пальцами внутри его тела.
Джон инстинктивно попытался отстраниться от проникновения, но Мориарти крепко и надежно удерживал его, не давая отстраниться, да и возбуждение, смешанное с удовольствием затмили собой все болезненные ощущения, заменив на чистое удовольствие. Он подался навстречу проникновению с хриплым стоном насаживаясь на пальцы. Ему хотелось все больше и больше.
- Джим… – сквозь стон прохрипел Джон, – этого мало… хочу тебя…
Какая-то часть сознания Мориарти удивлялась выдержке. Просто невозможно было не сойти с ума, от всех этих стонов, хриплого дыхания, слов, того как Джон двигался навстречу проникающих в него пальцев.
Джеймс прижался к нему, прикусывая ушную раковину.
- Джон, – прошептал он, продолжая двигать пальцами, добавляя к ним еще один, – не испытывай мое терпение. Я не хочу делать тебе больно больше, чем необходимо…
Он изменил угол вхождения, касаясь простаты, и почувствовал, как тело в его руках вздрогнуло, слуха достиг полный желания стон. Это стало самой последней каплей, переполнившей чашу терпения. Джеймс вытащил пальцы, не удержавшись, провел указательным по судорожно сжимающемуся краю растянутого ануса.
Джон с трудом воспринимал слова Мориарти, удовольствие и возбуждение затмевали все прочее, даже боль, оставляя только желание большего. А стоило Джиму коснуться простаты и его словно пронзило током, сорвав с губ стон. Как после этого можно быть осторожным и думать о чем-то еще кроме того, чтобы получить еще больше? Джон так точно не мог, он буквально задыхался от возбуждения и он недовольно застонал, чувствуя, что Джим убирает пальцы, он невольно подался назад, желая продлить ощущения проникновения.
- Наклонись, – выдохнул Джеймс, положил ладонь на шею Джона, опуская его голову вниз.
Прикусив губу, Джим растер естественную смазку по члену, добавив немного слюны, и потерся о расщелину между ягодицами Джона, придерживая его бедра, медленно вошел.
Теперь, в этой позиции, Джим мог видеть, как кольцо мышц плотно обхватывает его член, и это возбуждало, как и ощущение жаркой тесноты.
Джон, подчиняясь Мориарти, опустил голову, сгорая от нетерпения и желания. В этот момент, ему казалось, что Джим просто издевается над ним, так медля, время замерло для Джона, может, поэтому он особенно остро ощущал новое проникновение. Это было совсем не то же самое, что раньше. Каким-то непостижимым образом, каждый раз эмоции не просто захлестывали, все всегда было иным и особенным. Из горла вырвался тихий вскрик, ставший громким стоном желания. Джон подался навстречу Джиму, стараясь быть как можно ближе к нему, принять в себя так глубоко, как это только возможно. Разум плавился от ощущения заполненности, казавшееся таким правильным. Они оба подходили друг другу как сложившийся пазл, так идеально, и невозможно было думать, что все может быть иначе. Он упирался руками в камень, наклонив голову с трудом вдыхая воздух, который тут же выбивался из легких новым толчком Джима.
Джеймс прикусил губу с такой силой, что почувствовал солоноватый привкус во рту, его лицо исказилось в гримасе, похожей на страдальческую. Иногда боль становится удовольствием, а потом наслаждение переходит границу боли. Было так хорошо, прекрасно, восхитительно, что это было мукой, хотелось гораздо большего, чтобы лечь сверху, обнимая руками за плечи, и не думая о неудобстве и боли вбиваться в чужое тело раз за разом, впечатывая в матрас. Зажать рот Джона рукой, чтобы стоны вибрацией проходили по телу. Или связать… они оба так нетерпеливы, что долгая прелюдия стала бы прекрасной мучительной игрой. Джон никогда не нарушает границы, которые задает ему Джеймс, иногда, подумал Мориарти, ему хотелось, чтобы эти границы сужались все больше, а послушание Джона, в один момент пришлось добиваться с усилием…
Впившись в ягодицы, он все ускорял движения, стоны и то, как подавалось навстречу толчкам чужое тело, все больше распаляло. Джим застонал, и, войдя до упора, с усилием провел ладонью по спине, по линии позвоночника. Пришлось практически лечь сверху, чтобы пальцы зарылись во влажные, темные волосы на затылке. Джеймс сомкнул руку в кулак, и рывком поднял Джона к себе, обнимая за пояс, начиная двигаться резкими глубокими движениями.
- Мне всегда хотелось трахнуть тебя так, чтобы ты не мог сидеть на следующий день, – жарко прошептал он, касаясь губами уха Джона.
Джон со стоном прогибался под рукой Джима, он сильнее упирался руками в камень, напрягая мышцы, чтобы выдержать навалившего сверху Мориарти. Его буквально переполняло слепящее удовольствие, он с готовностью подавался навстречу Джиму, задыхаясь от каждого движения, наслаждаясь ощущением затапливающего желания, и чем больше получал, тем больше хотелось. Собственное возбуждение требовало удовлетворения, становясь сладкой мукой, но Джон сомневался, что сможет сейчас, в таком запале, удержать их обоих на одной руке. Он невольно закинул голову, чувствуя прикосновение пальцев к волосам. Джон не был готов к резкому рывку, заставившему с возмущенным, почти рыком, хрипом подняться, оставаясь на коленях. Он судорожно хватал воздух ртом, пытаясь восстановить дыхание. Весьма бесполезно, под резкими толчками Джима. Каждое его движение дарило дикую смесь ощущений, но все затмевало собой удовольствие.
- Садист… – тихо прохрипел Джон, буквально вжимаясь в Джима, стараясь прогнать из голоса довольные ноты. – Ненормальный садист…
Дыхание Мориарти обжигало, делая подобную перспективу скорее желанной, чем неприятной.
- Кто бы говорил, дорогой мой, – улыбнулся Джим, запрокидывая его голову к себе на плечо, проводя открытой ладонью по горлу, и останавливая ее чуть ниже линии ключиц.
Джон провоцировал в Мориарти самые темные желания, возможно, потому, что с ним Джеймс мог быть уверен, тот выдержит все. И даже больше, ему это понравится. Всю их связь от начала до этого момента пронизывала какая-то дикая, на границе безумия, страсть, выраженная в хождении по лезвию ножа.
С трудом вдыхая и выдыхая воздух, Джон невольно замер, ощутив прикосновения к горлу, судорожно сглатывая. Какая-то его часть только удивлялась тому, как далеко он был готов зайти рядом с Мориарти, даже если это могло принести ощутимую боль, Джон просто не представлял, что такого нужно сделать Джиму, что он не смог бы ему позволить. Он сам бы хотел знать эту грань, хотел и опасался, потому, что пока он не знает, перед ними бесконечность возможностей. А в противном случае, появятся ограничения и рамки, которые никого из них не обрадуют.
Джеймс наклонился, касаясь губ Джона своими дразнящими, легкими прикосновениями, сменив ритм на медленно-томительный, чуть меняя угол проникновения, чтобы касаться простаты при каждом глубоком толчке.
Джону было мало легких прикосновений к губам, он жадно ловил губами его губы, пытаясь кусать и так удержать.
Рука, которой Джим держал Джона за бедра, переместилась, скользнула вниз, накрывая возбужденный член, теперь при каждом движении ладонь скользила по всей длине.
Движения Джима были сладкой мукой, такими медленными, но от них его каждый раз накрывало волной удовольствия, и эта мука становилась самой лучшей. А стоило Джиму коснуться пальцами возбужденного члена, как от невероятных ощущений Джону показалось, что он сходит с ума. Стоны срывались на хрипы, даже вдыхаемый воздух тут же обжигал легкие, словно и не было его, он неизбежно, но верно соскальзывал к грани, Джон пытался уцепиться руками за Мориарти, как будто это помогло бы ему удержаться.
Джеймс перестал дразнить Джона, приникая поцелуем к его губам, впитывая стоны вместо воздуха, проник внутрь языком, сплетая его с языком Джона, скользя по нему. Желание полного обладания накрыло Джеймса целиком. Он заполнял его рот, глуша вскрики, ускоряющимися толчками брал тело Джона, ласкал его напряженный член, чувствуя в свое ладони пульсацию и жар…
