Убить корсиканского боевика было нетрудно, но Куинну он был нужен живой, в его машине и в полицейской камере в Аяччо к рассвету. Он заметил мощный мотоцикл, стоявший около навеса с дровами.

Через тридцать минут в тени сарая и трактора послышался шум заводимого мотоцикла. Орсини медленно выехал на главную площадь и направился по дороге, ведущей из города. Он легко проехал между трактором и стеной дома. Он выехал на освещенное луной место, Куинн вышел из тени, прицелился и выстрелил. Покрышка переднего колеса разлетелась в клочья, и машина потеряла управление. Она упала на бок, сбросила водителя и заглохла. Орсини оказался отброшенным к трактору, но тут же вскочил на ноги. В десяти ярдах стоял Куинн, его «Смит и Вессон» смотрел прямо в грудь корсиканца. Орсини глубоко дышал, стараясь уменьшить боль, он тер ушибленную ногу. Он стоял, прислонившись спиной к заднему колесу трактора. Куинн видел его сверкающие глаза и темную щетину на подбородке. Орсини медленно поднял руки вверх.

– Орсини, – тихо сказал Куинн, – меня зовут Куинн. Я хочу поговорить с тобой.

В ответ Орсини оперся на поврежденную ногу, вскрикнул от боли и опустил левую руку к колену. Он был мастер своего дела. Его левая рука медленно массировала колено, что на секунду отвлекло внимание Куинна, а правая действовала гораздо быстрее: одним движением он резко опустил ее вниз и метнул нож, спрятанный в рукаве. Куинн заметил лишь, как в лунном свете сверкнуло лезвие, и отпрянул в сторону. Нож прошел мимо горла и задел плечо кожаной куртки, крепко пригвоздив его к стенке сарая.

Куинну понадобилась всего одна секунда, чтобы схватить костяную ручку ножа и освободить куртку. Но для Орсини этого было достаточно. Он был уже позади трактора и бежал, как кот по переулку, но как раненый кот.

Если бы не его нога, то он ушел бы от Куинна. В какой бы хорошей форме ни был американец, когда житель Корсики попадает в «маки», очень немногие могут сравниться с ним в умении исчезать. На протяжении двухсот метров кусты вереска высотой до пояса цепляются за одежду как тысячи пальцев, и борьба с ними отнимает все силы. Ощущение такое, как будто человек идет по пояс в воде. Через двести метров силы покидают его, и ноги наливаются свинцом. Человек может упасть на землю в этом море вереска и исчезнуть – на расстоянии трех метров его нельзя будет увидеть.

Но Орсини не мог бежать так быстро, к тому же его вторым врагом был лунный свет. Куинн видел, как его тень достигла конца улочки, где стояли последние дома, а потом скрылась в зарослях вереска у подножия холма, Куинн бежал за ним по улочке, перешедшей в тропинку, и тоже углубился в заросли. Он слышал треск кустарника и шел на этот шум.

Затем он снова увидел голову Орсини в двадцати ярдах впереди. Он двигался по подножию горы, но все время вверх. Через сто ярдов шум прекратился, Орсини залег в засаду. Куинн остановился и притаился.

Двигаться вперед, когда сзади светит луна, было бы сумасшествием.

Ему приходилось охотиться раньше, а также и самому быть дичью. В густых зарослях у реки Меконг, в джунглях к северу от Кхе Сань и в горах с местными проводниками. Все туземцы хорошо действуют на своей территории – вьетконговцы в своих джунглях, а бушмены Калахари в своей пустыне. Орсини был на своей территории, где он родился и вырос. С поврежденной ногой, без ножа, но наверняка с пистолетом. А Куинну он был нужен живой. Таким образом, два человека, пригнувшись, сидели в зарослях, прислушиваясь к звукам ночи, пытаясь уловить тот единственный, который не был бы треском цикады или шумом птицы, а мог бы исходить только от человека. Куинн взглянул на луну, до захода оставался час.

После этого он ничего не сможет видеть до самого рассвета, когда к корсиканцу придет помощь из деревни у подножия горы.

В течение сорока пяти минут этого часа оба они оставались неподвижными. Каждый ожидал, что другой начнет двигаться первым. Когда Куинн услышал звук, он знал, что это было от соприкосновения металла и камня. Пытаясь облегчить боль и потереть ногу, Орсини положил пистолет на камень. Единственный камень был в пятнадцати ярдах справа от Куинна, и Орсини прятался за ним. Куинн медленно пополз по земле через кустарник. Но не к камню, это значило бы получить пулю в лицо, а к группе кустов перед камнем в десяти ярдах от него.

В заднем кармане у него сохранились остатки лески, которую он использовал в Ольденбурге, чтобы повесить магнитофон на сук дерева. Он обвязал леской большой куст вереска на высоте двух футов от земли, а затем вернулся на старое место, отпуская леску по мере продвижения.

Убедившись, что он отполз достаточно далеко, он начал мягко потягивать леску.

Куст задвигался и зашуршал. Он перестал дергать, чтобы звук достиг слушающего. Затем он дернул ее еще несколько раз. Наконец он услышал, что Орсини начал ползти.

Корсиканец поднялся на колени в десяти футах от куста. Куинн увидел его затылок и резко дернул за леску. Куст вздрогнул. Орсини поднял пистолет, держа его обеими руками, и всадил несколько пуль в землю у основания куста. Когда он остановился, Куинн стоял позади него в полный рост с пистолетом, нацеленным в спину Орсини.

Когда затих шум от выстрелов, корсиканец почувствовал, что ошибся. Он обернулся и увидел Куинна.

– Орсини…

Он собирался сказать «я просто хочу поговорить с тобой». Любой человек в положении Орсини был бы сумасшедшим, если бы попытался сделать то, что сделал он. Или был бы в отчаянии, или был бы убежден, что если не сделает, то будет покойником. Он повернулся и выстрелил последним патроном. Это было бесполезно, так как за полсекунды до этого Куинн сделал то же самое. У него не было выбора. Его пуля попала прямо в грудь Орсини и опрокинула его на спину.

Пуля прошла мимо сердца, но рана все равно была смертельной. У Куинна не было времени ранить его в плечо, да и расстояние не позволяло идти на такой риск. Орсини лежал на спине, глядя на американца, склонившегося над ним. Его грудная полость наполнялась кровью из простреленного легкого и попадала в горло.

– Они сказали тебе, что я приехал, чтобы убить тебя, не так ли? – спросил Куинн.

Корсиканец медленно кивнул головой.

– Они обманули тебя. Они соврали. Я приехал узнать насчет одежды для юноши. Я приехал узнать его имя. Толстый человек, который все это организовал. Теперь ты им ничего не должен. Обет молчания больше не существует. Кто он такой?

Либо в последние минуты жизни он все еще соблюдал обет молчания, или же это была кровь, поступавшая ему в горло, Куинну не суждено было узнать. Человек, лежавший на спине, открыл рот либо пытаясь что-то сказать, или же это была издевательская усмешка. Вместо этого он закашлялся, и ярко-красная пенящаяся кровь пошла у него изо рта и полилась на грудь. Куинн услышал звук, который ему приходилось слышать раньше и который он знал слишком хорошо. Небольшой шум в легких, когда они выдыхают в последний раз. Голова Орсини упала набок, и Куинн увидел, как яркий свет погас в его черных глазах.

В деревне все было тихо, когда он прошел вниз по улочке к главной площади. Жители наверняка слышали выстрел дробовика на главной улице и канонаду у подножия горы. Но поскольку им было приказано сидеть дома, то они выполнили приказ. И тем не менее кто-то, вероятно тот самый юноша, проявил любопытство. Возможно, он увидел мотоцикл, лежавший около трактора, и заподозрил наихудшее. Во всяком случае, он засел в засаде.

Куинн сел в свой «опель», стоявший на главной площади. Видно было, что никто его не трогал. Он хорошо пристегнулся, повернулся, чтобы видеть улицу, и завел мотор. Когда он ударил сторону сарая перед колесами трактора, старые доски разлетелись в щепки. Затем он столкнулся с несколькими кипами сена, лежавшими в сарае, и снова треск ломающихся досок, когда «аскона» пробила противоположную стену.

Заряд дроби попал в машину, когда она выезжала из сарая. Он наделал дырок в багажнике, но не задел бензобак. Куинн помчался по дороге в вихре щепок и клочков сена и выехал на дорогу, ведущую к Орони и Карбини. Было почти четыре утра, и ему предстояло ехать еще три часа до аэропорта Аяччо.