– Не мог он его видеть. Ты первый, кому я его показал. Ну, Лиз еще видела и Тата в ресторане.

– Вот-вот, и я о том же. Но все же странная реакция, – они вошли в лифт, и итальянец непривычно серьезным взглядом посмотрел в глаза приятелю. – Не кажется ли тебе, что вокруг коллайдера закручивается какая-то дурно пахнущая история?

– Брось. Это все шпионские бредни, – лениво отмахнулся Ривье. – Зачем мы им? У нас чистая наука. Кварки, глюоны, мезоны… Кому кроме нас нужна эта дребедень?

– А экотеррористы? А волна негатива в СМИ? А усиление охраны Центра? А нападение на тебя с Лиз?

– Это все разрозненные факты. Негатив подпитывают Штаты, потому что ЦЕРН не пускает их в нашу программу исследований. С террористами все тоже предельно ясно. Они считают, что наши эксперименты могут привести к концу света, и перешли к более радикальным действиям. Отсюда и усиление охраны.

Они вышли из лифта и остановились у стойки службы безопасности, за которой находились рамки металлодетекторов и просторное, уставленное большими вазонами с пышной зеленью фойе с несколькими группами кресел для посетителей. Ник приложил свою электронную идентификационную карту к считывающему устройству. Один из охранников одобрительно кивнул и пожелал им хорошего вечера.

– Еще не так поздно, – Майк глянул на часы и направился к двери. – Я знаю отличный ресторанчик здесь недалеко, в Сатини. Пошли, пропустим по стаканчику. Отметим удачный разговор со стариком. Ты все равно один. Даже ужин приготовить некому.

– Неплохая мысль. Мне бы пара бокалов красного не помешала. Я после него лучше сплю.

Улыбнувшись в предвкушении хорошего ужина, Ник повернулся к приятелю и увидел, как его силуэт в мгновение поглотила ослепительная вспышка. Все пространство вокруг вмиг залило светом. Полностью пропало зрение и ощущение реальности. Одновременно с потоком яркого света, разбив панорамные стекла просторного фойе, в здание с оглушающим грохотом ворвалась ударная волна. Ривье бросило на пол. Ослепленный и оглушенный, он катался по мраморным плитам и что-то кричал то ли от боли, то ли от страха, всем своим телом принимая еще один удар сжатого взрывом воздуха, потом еще и еще…

Он очнулся от того, что начал задыхаться. Попытался открыть глаза, но ослепленные вспышкой, взбесившиеся зрительные нервы посылали в мозг мешанину из разноцветных колец, шаров, точек и извивающихся линий. В голове стоял монотонный, на высокой ноте звон, как будто там работал тревожный зуммер сигнализации, запоздало предупреждающий об опасности. Через секунду он почувствовал укол в бедро и вяло пошевелился, усиленно моргая, чтобы прогнать цветные круги, мельтешащие перед глазами. Чьи-то руки осторожно приподняли его и положили голову на что-то мягкое. Цветная мозаика перед глазами стала понемногу пропадать, и Ник начал различать силуэт склонившегося над ним человека, потом его глаза, губы, черты лица, форменную куртку службы безопасности. Тот что-то говорил ему, но сквозь звон Ник не мог разобрать ни слова и просто покачал головой. Охранник довольно кивнул, жестом показал, что все о’кей, и метнулся влево. Ривье медленно повернул голову в сторону и увидел, как над распластанным на полу телом Майка, пытаясь привести его в чувство, согнулись два человека.

Звон из мозга переместился в уши и поменял тональность, теперь сквозь него можно было разобрать отдельные звуки. Ник поднес руку к уху, чуть надавил и сморщился от того, что звон резко усилился. Зрение уже восстановилось настолько, что вполне можно было различать детали. Кривясь от тупой боли, волнами пробегавшей через мозг, он присел и осторожно осмотрелся. Весь пол был усеян мелкими осколками стекла от выбитых панорамных окон, гостевые кресла, горшки с растениями перевернуты, рядом со стойкой несколько человек оказывали помощь дежурившим в фойе охранникам. Майк тоже пришел в себя и, приложив ладони к ушам, сидел на полу, ошалело оглядываясь по сторонам.

– Что это было? – доктор Ривье не услышал своего голоса, который, пустым эхом прокатившись внутри черепной коробки, казалось, застрял где-то внутри.

Скривившись от боли, он тряхнул головой, открыл рот и пошевелил нижней челюстью, пытаясь избавиться от пробки, заложившей уши, и отогнать, наконец, надоедливый звон. Слух действительно начал понемногу возвращаться, и первыми звуками, которые он услышал, была какофония сигнализаций от находящихся на стоянке машин.

– Что это было? – уже громче спросил он. – Это бомба на парковке?

Один из охранников рядом с Монтини обернулся и прокричал, видимо, предполагая, что Ник все еще плохо слышит.

– Нет, на бомбу не похоже. Взрывов было пять. Это, скорее всего, атака с воздуха. Ложитесь, месье, скорая помощь и полиция уже в пути.

Окончательно поняв, что жив, Ник снова лег, поправил под головой подложенную кем-то куртку и решил до прихода врачей не двигаться.

По роду своих занятий, относившихся в основном к сфере безопасности, Рональд Бэйтс не имел достаточно возможности общаться с учеными. Он удивился, когда к нему в кабинет в сопровождении Хайден вошел расслабленный молодой человек в джинсах и свободной толстовке, что в корне противоречило его представлениям о том, как эти самые ученые должны выглядеть.

– Знакомьтесь – доктор Гилман, ведущий физик-теоретик на Теватроне.

– Проходите, – глава МНБ встал из-за стола и, пожав гостям руки, сделал жест в сторону небольшого окруженного мягкими креслами журнального столика. – Теватрон, говорите. Расскажите, что это за зверь и чем вы там занимаетесь.

– Не хочу грузить вас физикой, сэр. Темное это дело, запутанное, – ученый взял банку энергетика со стоящего на краю стола подноса с напитками и, пшикнув пеной, не наливая в стакан, сделал несколько глотков.

– Боюсь, именно об этом и будет наш разговор, поэтому обрисуйте картину в общих чертах и постарайтесь сделать так, чтобы я хоть что-то понял. От этой беседы в вашей дальнейшей карьере может многое зависеть, – вежливо улыбнувшись, сказал Бэйтс.

– Э… Конечно, сэр, – Гилман понял, что церемониться с ним здесь не собираются, отставил банку и достал небольшой гибкий смарт из заднего кармана джинсов. – У меня тут базовая презентация по Теватрону, программы, схемы, формулы. Я могу вывести ее на ваш экран, если синхронизируюсь с локальной сетью.

– Давайте на словах, без схем-формул, – скептически хмыкнул Бэйтс, представив, сколько всякого вредоносного мусора может быть закачано в смарт ученого и что будет с закрытой сетью МНБ, если он туда попадет.

– Хорошо, – безразлично пожал плечами Гилман. – Теватрон – это коллайдер, то есть кольцевой ускоритель. Его также называют синхротроном, так как он позволяет ускорять заряженные частицы. Диаметр окружности ускорителя 6,3 километра, энергия после модернизации выросла до 2 ТэВ, или тераэлектрон-вольт. Это, чтоб вы понимали, 2 миллиона миллионов электрон-вольт. Много, короче… Мы были вторыми после Большого адронного коллайдера по энергии и научному авторитету, пока русские не построили NICA10. Расположен около Чикаго, входит в структуру Национальной ускорительной лаборатории. Работаем на уровне квантовой физики. Расщепляем протоны, антипротоны, исследуем образовавшиеся субатомные частицы. Открытия малые и большие случаются почти при каждом запуске. Из крупных – мы вычислили массу бозона Хиггса, открыли с десяток новых элементарных частиц, вписывающихся в Стандартную модель11, и еще столько же частиц, которые ей противоречат.

– И зачем все это? – поднял брови Бэйтс.

– Как – зачем? – искренне удивился ученый. – Мы исследуем базовую структуру материи. Пытаемся разобраться, как устроена Вселенная, как она родилась. Это наука, сэр.

– Ладно, – глава МНБ сделал неопределенный жест рукой и обратился к Хайден. – Какой у них бюджет?

– Около пятисот миллионов, – с ходу ответила помощник президента по науке.