Он открыл раздвижную дверцу и протянул руку Элиан:

– Забирайтесь.

Она обернулась и сказала:

– Не забудьте! Если есть только одна комната, она для меня и дочери. Остальных можете разместить в общих спальнях, меня это не касается.

Подошли Клотильда, Иоланда и Лиз, смахивая с лица хлопья снега, которые пригоршнями швырял в них ветер. Элиан резко сказала Самуэлю, который собирался войти в автобус:

– Вы не оставите нас в покое?

– Одним человеком больше в этой машине, одним меньше, какая разница?

К ним подбежала работница аэропорта и еще раз предложила бесплатное проживание. Родриго, испугавшись, что сделка сорвется, принялся их поторапливать: «Давайте, давайте, забирайтесь!» И в мгновение ока захлопнул дверцу. Усевшись за руль, он повернул ключ зажигания. Манн сел рядом с ним…

Иоланда надела очки. «На черепаху похожа», – злорадно подумала Элиан.

Микроавтобус отъехал. Небо, все в огнях, полыхало яростно-красным. Ветер раскачивал машину, комья снега разбивались о ветровое стекло. «Анри! – окликнула мужа Элиан. – Нет, вы посмотрите, он совсем оглох там, в этой Австралии». Вымотанный Адам даже не услышал имени Анри. Это не ускользнуло от внимания Лиз, которая, улыбаясь, грызла свое диетическое печенье. «Приятного аппетита», – неожиданно любезно пожелала ей Элиан.

На въезде в город плотное движение регулировали полицейские в плащах из толстой оранжевой ткани и масках, чтобы защитить лицо от снега. Их присутствие сгущало и без того всегда царившую здесь атмосферу города из фантастического романа.

Самая известная улица в мире под названием Лас-Вегас Стрип вся сияла. Разноцветные неоновые огни проникали в сетчатку, и в глазах отпечатывались желто-зеленые пятна.

– Ослепнуть можно, – проворчала Элиан, роясь в сумочке в поисках темных очков, но так их и не нашла.

Залитые светом фасады отелей переливались всеми цветами радуги, фейерверками расцветали в небе цифры 2000. Этот бульвар приводил в восторг даже самых пресыщенных путешественников. Но тех, кто прилетал сюда часто, да еще с девятичасовым отрывом от своего привычного ритма жизни, он оставлял равнодушным.

– В этом отеле тысячи номеров, – объяснял Родриго. – Но их почти все забронировали и оплатили еще два года назад.

– Там наверняка есть свободные комнаты, – настаивала Элиан. – А вдруг кто-то умер, не успев доехать? Тогда его место должно быть свободно, нет?

Родриго даже не ответил.

– Впрочем, – продолжала она, – зато Сфинкс меня потряс.

Огорченная отсутствием реакции, она добавила:

– Я готова отбросить свои предрассудки и признать, что покорена! Пусть теперь кто-то попробует назвать при мне Париж Городом огней…

– Здесь это лишь освещение, а там – Просвещение, – вставил Самуэль, стараясь понравиться этим французам с их вечными отсылками к истории.

– Ого! – сказала Элиан. – Это уже перебор! Зачем же так… Вы зря надеетесь втереться к нам в доверие с помощью подобной лести.

Элиан зашла слишком далеко. Адам перебил ее, обращаясь к Манну:

– Не воспринимайте ее всерьез. Моя жена, когда устанет, бывает порой излишне резкой.

– Кто резкий? Я? – вскинулась Элиан. – Нет, я просто говорю прямо. Этот господин подкупил шофера в аэропорту. Комната должна была достаться мне, а не ему!

– Чем раньше я выйду из автобуса, тем лучше буду себя чувствовать, – парировал Самуэль.

Родриго обернулся:

– Успокойтесь, пожалуйста. Меня раздражает, когда сзади кричат.

Обстановка была тяжелая. И все же эти клиенты заинтересовали Родриго. Занятные люди. Ему понравилась та, которую называли Иоландой. Черные глаза и волосы, круглое лицо, тонкие губы, очки в роговой оправе. «Вот такой и должна быть интеллигентная женщина, – думал Родриго. – Интересно, перед тем, как лечь спать, она снимает очки?»

Иоланда защищала свою фирму:

– Агентство устроит вам утешительный тур.

– В любом случае, – заключила Элиан, – мы уже приземлились. Из-за вас могла разыграться страшная трагедия: сто девяносто шесть погибших, в полночь, 31 декабря 1999-го!

Самуэль встрял:

– Если позволите сделать замечание…

– Говорите прямо, – попросил Адам.

– Когда поднимаешься на борт ненадежного на вид самолета, то как-то надеешься, что пилоты не примут решения о взлете, если подозревают, что это опасно.

– Вы с ума сошли! – возмутилась Элиан. – Да что вы знаете о психологии самоубийц? Вот я (она вскинула руки), я захотела себя убить. Для меня все погибло! А если два пилота собрались умереть вместе? Друзья детства спятили из-за долгов или несчастной любви. Серьезный повод свести счеты с жизнью…

Им казалось, что они болтаются в огромном аквариуме с росчерками ярко-красных и синих огней. Путники восхищались невиданным зрелищем, открывавшимся им перед каждым отелем. Микроавтобус был выше других машин и возвышался над транспортным океаном. С одной стороны машины, бампер к бамперу, ползли к центру, с другой – ехали вверх по Стрип.

Элиан вскрикнула:

– Ой, смотрите!

Справа они увидели сияющую Эйфелеву башню, всю в стальных кружевах. Неподалеку стояла уменьшенная копия Триумфальной арки, а к ней примыкало здание, крыша которого напоминала дворец Гарнье[4]. За этими зданиями-декорациями высился отель из нескольких небоскребов в 40–45 этажей – он назывался «Париж».

– Париж! – воскликнула Элиан. – Может, попробовать все-таки снять там номера? Мы же французы.

– Еще до того, как строительство этого отеля было завершено, все номера на этот период были уже забронированы, – повторил Родриго.

Клотильда тихонько спросила его:

– Вы не знаете, хоть примерно, где мы сможем поспать? У меня, кажется, температура.

– Святая невинность! – процедила Лиз. – «Ах, я вся такая хрупкая, такая беззащитная…» Знает, что делает. Мужики это обожают…

Родриго, крутя руль одной рукой, другой держал мобильник возле уха и говорил по-испански.

Слева туристы заметили отель Bellagio, а перед ним, на искусственном озере, – игру фонтанов, достойную Версаля. К Ceasars Palace от основной улицы вела широкая дорога, по краям которой стояли мраморные статуи Нерона, Юлия Цезаря, Брута, Августа, Траяна, Адриана, Марка Аврелия и других, в тогах и лавровых венках, – этот отель-казино по-прежнему был одним из самых престижных мест в городе. А чуть дальше, перед The Mirage, каждые полчаса извергался вулкан. Потоки камней и огня виртуальной лавы устремлялись вниз, к ногам зрителей. На огромном экране рядом с «Островом сокровищ» шла морская баталия: отважно сражались два фрегата. Элиан схватилась за голову: погружение в этот ирреальный мир – сон или кошмар, бред или даже что-то вроде счастья? Она спросила:

– Где мы? И кто вокруг нас? Пираты?

– Они что, никогда раньше не бывали в Америке, в Лас-Вегасе? – поинтересовался Родриго у Самуэля.

– Не знаю. Мы мало знакомы.

Вскоре справа возникла имитация Дворца дожей. Над копией моста Вздохов возвышалась башенка. По черным водам каналов проплывали гондолы, протяжные песни гондольеров неслись из динамиков, достигая даже салона микроавтобуса.

Постепенно, раз за разом, ошеломительный хоровод бликов – кроваво-красных, надменно-синих, мертвенно-белых, бледно-желтых – превращал всю компанию в виртуальных персонажей.

Элиан провозгласила:

– Я их всех одурачу, там, в Париже! Но для этого мне нужны открытки. Я хочу им отправить фото Эйфелевой башни из Лас-Вегаса!

Адам пытался оценить опасность, исходившую от этой непредсказуемой особы. Такая не откажется ни от состояния, ни от покупки открыток. Некоторые, порой чересчур забавные черты ее характера, которые она нарочно подчеркивала, вызывали в нем дрожь. Как будто Элиан играла роль.

«Настоящий Морэ, – думал Адам, – не предложил бы эту поездку, разве что в крайней спешке. Чтобы сбежать…» Он с досадой вспомнил, что мог бы просто украсть бумаги и компьютер Морэ. Не было никакой необходимости физически подменять его. Сколько раз Ширли, его жена, ругала его за робость… А теперь он пошел на неоправданный риск.