Манн следовал за шофером, стараясь перешагивать через ступеньки и не показывать, что он запыхался. Они в быстром темпе прошли по коридору. Родриго открыл дверь 37-го номера и пропустил агента вперед. Самуэль ощупью вошел в душную комнату. Водитель щелкнул выключателем за его спиной. Манн обвел взглядом помещение в поисках окна, оно угадывалось за старыми бархатными шторами. Кровать с балдахином, чья рама и колонны были обиты той же багровой тканью, из которой были сделаны шторы, – вызвала острое отторжение.

– Вы хотите, чтобы я спал под этим? – спросил он. – Попытайтесь открыть окно, пожалуйста…

Раздражение и нехватка кислорода мучили его. Родриго скрылся за шторами и сумел приоткрыть окно, потом принялся расхваливать номер:

– Свежий воздух будет. Зато кровать большая и не грязная. За такую комнату в этот период можно было бы брать по тысяче долларов за ночь. Четыре тысячи долларов за четыре дня праздников!

– Брать за это по тысяче долларов за ночь?

– Да. Но владелец распорядился иначе, вам повезло. Теперь мне надо идти, а то упустим ваших французов. Вдруг кто-нибудь из моих коллег их перехватит…

– Бегите! – сказал Самуэль. – Дайте мне номер вашего мобильного.

Он порылся в карманах пиджака:

– Вот, держите, на этой карточке мои телефоны.

Родриго вырвал листок из блокнота и нацарапал свой номер.

– Пожалуйста.

– Подождите, – Самуэль взял его под руку. – Я вам рассказывал про план.

– Говорите, только быстро…

– Я должен встретиться с ними завтра утром. Но это еще не все. Вы должны объяснить им, что в Лас-Вегасе не будет комнат до следующей среды и им надо ехать в Лос-Анджелес.

– Продолжайте.

– Потом вы предложите им отель в Лос-Анджелесе, пообещаете подходящие номера. У вас наверняка есть там связи с соотечественниками…

Родриго подтвердил:

– Я знаю одних мексиканцев. У них свой отель. Звезд немного, но приличный.

– Скажете еще, что я хотел нанять вашу машину только для себя, но вы убедили меня не бросать их.

– Они в это поверят?

– Сейчас они настолько устали, что не будут особо возражать. Мы должны завтра утром все вместе отправиться в Лос-Анджелес.

– Дорога стоит восемьсот долларов, плюс чаевые.

– Ладно, – согласился Самуэль. – Если человек с портфелем скажет, что у него больше нет наличных, не беспокойтесь, я заплачу. При условии, если вы будете мне помогать во время всей этой операции.

– Ясно, – сказал Родриго. – Моя помощь стоит денег.

– Я ее покупаю.

– Сколько?

– Если вы будете держать меня в курсе их передвижений до завтрашнего утра и гарантируете, что, когда я с ними встречусь, все будут в сборе, – плачу пятьсот долларов.

Родриго присвистнул.

– Продано! Неплохо начинается год. Желаете еще что-нибудь?

– Сообщайте мне все новости.

– Как только я их пристрою, дам вам знать. Если их не примут там, куда я их повезу, остается еще квартира моей матери, по дороге к озеру Мид. Там можно разложить матрасы на полу. Итак, по рукам – сделка заключена!

После того как Родриго удалился, Самуэль обошел комнату. Ему пришлось побороться с тяжелыми шторами, чтобы закрыть окно: на улице было холодно. Как кот, он принялся исследовать каждый уголок. Узкий шкаф в прихожей был закрыт на ключ, а на мини-баре висел замок. Манн приподнял покрывало: видавшее виды бежевое одеяло и мятые простыни, но вроде бы все чистое. Он сжал одну из подушек, поролон под наволочкой уже пожелтел. Самуэль снял плащ, повесил его в шкаф, заглянул в ванную, недовольно поморщился и стал раздеваться. Он положил одежду на стул, потом вернулся в маленькую квадратную комнатку, большую часть которой занимала сидячая ванна; ручной душ был неразрывно связан с поржавевшим смесителем. Зеркала в шкафчике над раковиной покрывали серые пятна. Рядом с унитазом на толстой веревке висел полысевший ершик. На краешке одного из трех шершавых полотенец Самуэль заметил след губной помады. Манн наполнил ванну наполовину, перешагнул через бортик и сел в нее. Теперь воды было ему по грудь. Он тщательно намылился тем обмылком, который нашел в металлическом блюдце, натер им волосы, потом ополоснулся, держа душ над головой, и вздохнул от облегчения. Несмотря на явный запах хлорки, вода успокоила его. Манн вылез из ванны, вытерся, подобрал трусы, майку и отправился в кровать. Он лег, слегка потянулся, зевнул и вдруг вскрикнул: на внутренней стороне балдахина было зеркало. Очень неприятный сюрприз: он не хотел, чтобы его беспокоило собственное отражение. Пытаясь спрятаться от своего двойника, он накрылся с головой, но отвратительный запах отбеливателя заставил его откинуть одеяло. Тогда он попытался найти выключатель, чтобы погасить лампочки вокруг зеркала. Безуспешно. Вероятно, эта система освещения управляется другим выключателем, но где он? Манн встал, подошел к входной двери, несколько раз зажег-погасил верхний свет, но лампочки не поддавались. И Родриго ведь ничего не трогал, когда зашел в комнату. Самуэль порылся в карманах плаща, взял брошюру, которую вручил ему шофер, надел очки и улегся, стараясь не смотреть вверх. Он разобрал название брошюры: «When the fun stops»[11].

Текст открывался предсмертной запиской анонимного игрока на грани самоубийства – морального и, может быть, физического:

«Поначалу я играл потому, что это было забавно. Почти как волшебство – возможность почувствовать себя свободным от забот, оков чувств и привязанностей, разочарований, всех проблем повседневности. Я играл и забывал… и это спасительное развлечение могло принести кучу денег! Что еще нужно? А потом я проиграл все. Мне пришлось уехать из Лас-Вегаса, потому что у меня больше не было ни цента. Я потерял все свои сбережения, время, самолюбие, самоуважение. Тот, кто теряет контроль над собой, перестает существовать».

Чуть поколебавшись, Самуэль продолжил чтение. Он пробежал глазами декларацию, в которой власти Невады рассматривали страсть к азартным играм как болезнь. Самуэль восхитился штатом Невада, который, как порядочный отец семейства, таким образом предупреждал своих гостей.

Он с вызовом глянул вверх, на другого Манна, и подмигнул ему. Манн из-под балдахина ответил ему тем же. Тогда Самуэль подумал, правда без особых сожалений, что у него уже какой месяц не было секса. Он покачал головой – человек, смотревший на него сверху, тоже. Манн стал читать дальше:

«Есть люди, которые понемногу впадают в зависимость от игры, как от алкоголя или наркотиков. Постепенно это выливается в ощущение острого и неудержимого желания играть. Эта тяга, и умственная, и физическая, называется compulsive gambling[12] — заболевание, связанное с чувством незащищенности и желанием снова стать самим собой. На первых порах человек скрывает свое увлечение от семьи…»

«От семьи?» – подумал Самуэль. Для начала надо, чтобы она вообще была. Его семья? Кузен-ювелир в Лос-Анджелесе, к нему он обещал заехать еще сто лет назад. Одно из тех обязательств, которые не выполняются никогда. Мать, посвятившая свою жизнь страданиям и любви, живет на Лонг-Айленде, делит квартиру с племянницей одного из последних выживших во время холокоста. Когда он приезжал к матери, то чувствовал себя рядом с ней постаревшим ребенком. Что бы она сказала, если бы увидела его в этой дыре?

«Чем глубже compulsive gambling затягивает игрока, тем напряженнее становятся его отношения с близкими и тем больше он запутывается во лжи… Эта болезнь поражает как мужчин, так и женщин любого возраста, расы, вероисповедания, независимо от социального статуса и материального положения. Совершенно невозможно предугадать реакцию человека на азартные игры, поэтому ни в коем случае даже не пробуйте!»

«С женщинами та же проблема», – размышлял Самуэль, радуясь своей свободе. Он с сочувствием подумал об узниках плоти, вспомнив расхожее выражение «он(а) у меня в сердце». Любовь или тромб? Состояние такого рода он, как аритмию, относил к сердечным заболеваниям.