Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда Томас поднимается в то утро, идет дождь, как и все лето, но его это нисколько не огорчает. В кухне-столовой мама моет посуду и слушает окончание утреннего шоу на «Радио 1». Томас плюхается за кухонный стол и смотрит на стоящую у раковины маму: оранжевая юбка делает ее нижнюю часть практически незаметной на фоне кухонных шкафчиков из темной сосны. Утреннее шоу ведет Саймон Майо, который не слишком нравится маме – она не понимает, почему они убрали оттуда Майка Смита. В глубине души Томасу нравится Майо, хотя он молчаливо принимает ту истину, которую открыла ему Лора, что слушать «Радио 1» до начала вечернего шоу Джона Пила вообще «фу». Саймон Майо ставит «Heatwave» Марты Ривз и Ванделлас. Томас не слышал раньше эту песню и потом, после того что произошло в этот день, уже никогда не мог ее слушать.

«Остается только надеяться, что погода побалует нас жарой», – говорит мама Томаса. Терезе Мейджор лишь немного за сорок, но она выглядит старой и морщинистой – и это с тех пор, как два года назад умер отец Томаса. На похоронах она отвела его в сторону и спросила: «Скажи наконец, что произошло между вами? Вы же всегда были так дружны, когда ты был маленьким».

Два года назад, летом 1986-го, они стоят возле увенчанного куполом здания крематория на кладбище Кавершама, Хенли-Роуд, в ясный солнечный день. Собирается внушительная толпа людей – Фрэнк Мейджор был бы весьма доволен масштабом. Томас хмуро вглядывается во все лица. Здесь ли она? Та женщина, которая была тогда с отцом в машине у кинотеатра? Большинство присутствующих ему даже незнакомы. Среди них много женщин, и Томас думает о том, не отметился ли Фрэнк Мейджор с ними со всеми, если коллекционировать любовные интрижки в браке было для него таким же обычным делом, как строить планы о покупке новой машины, строительстве оранжереи и переделке чердака.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – отвечает Томас. Он одет в черные джинсы, черную футболку и куртку милитари.

– Нет, ты все понимаешь, – произносит Тереза Мейджор. Она крепко держит за руку Питера, которого одела в черный костюм и белую рубашку с галстуком на клипсе. Глаза у него заплаканные, с красными веками. Тереза выглядит измученной и бледной. – Вы же были с ним такими друзьями, когда ты был маленьким.

Томас говорит:

– Смотри, Питер, вон тетя Маргарет со своими детьми. Пойди поздоровайся с ними.

Питер грустно кивает и бредет в их сторону. Тереза смотрит на Томаса.

– Зачем ты это сделал?

– Потому что ему не нужно слышать то, что я собираюсь тебе сказать.

На мгновение Томасу кажется, что он сделает это – расскажет маме про тот жуткий день, день «Звездных войн». Однако вместо этого он произносит:

– Во мне никогда не было того, что отец хотел видеть в сыне.

Тереза, кажется, шокирована его словами.

– Ты говоришь что-то ужасное. Отец в тебе души не чаял.

– Да, пока не появился Питер. Питер больше похож на отца. Он любит футбол, и лазать по деревьям, и машины, и прочие мальчишечьи дела. Отец никогда не понимал меня. Никогда не принимал всерьез мои увлечения. Не интересовался наукой, не любил музыку, не читал книги. Он считал меня странным. В его глазах я был размазней. По-моему, он подозревал, что я гей.

Тереза смотрит на здание крематория.

– Даже если бы это и было так, для него ничего бы не изменилось. Он любил тебя. – Она делает паузу. – А это так?

Томас невесело смеется.

– Откуда мне знать? Мне шестнадцать. У меня не было девушки, но и парня тоже не было. Так что не беспокойся.

– Я и не беспокоюсь, – тихо произносит Тереза. – Во всяком случае, не из-за этого. Что меня тревожит, так это… это вы с Питером. Как вы будете теперь без отца. – Она долго смотрит в чистое голубое небо. – И еще я переживаю, что будет со мной. Через пару лет ты уедешь учиться в университет. Я знаю, что это эгоистично, но мне страшно остаться одной.

– С тобой всегда будет Питер. Ему всего восемь. Так что он еще долго никуда не уедет. А к тому времени, когда и он соберется покинуть дом… что ж, кто знает. Возможно, у меня тогда уже будет семья, дети, и я буду жить с ними здесь, в Кавершаме.

Тереза улыбается, и эта первая улыбка, которую Томас видит на ее лице за последнюю неделю.

– Ты правда так думаешь?

В дверях крематория появляется викарий и делает знак Терезе. Она говорит:

– Мы готовы.

Томас берет ее за руку, и Тереза крепко ее сжимает. Она выглядит постаревшей, опустошенной и высохшей, и Томас испытывает чувство вины из-за того, что он не чувствует себя, как она, что он не чувствует… вообще ничего. В его сердце нет ни облегчения, ни печали, ни чувства утраты. Камень не свалился с его души. Потому что – как вдруг ему стало ясно – Фрэнк Мейджор не забрал свои тайны с собой в могилу, он просто передал их Томасу, возложив на него тяжкий груз своих измен.

– Спасибо, папа, – бормочет Томас.

Тереза смотрит на него и вновь слабо улыбается.

– Я знала, что между вами все-таки все наладится.

Толпа почтительно дожидается, пока Тереза, Томас и Питер не войдут гуськом, держась за руки, в крематорий; затем все остальные тоже просачиваются внутрь, слушают хвалебную речь о том, какой любовью и уважением пользовался Фрэнк Мейджор среди своих друзей, родных и близких, после чего его тело отправляется в печь с температурой 1800 градусов по Фаренгейту.

Томас начинает ненавидеть своего отца еще немного сильнее. Сейчас, в 1988-м, он должен быть здесь, а не в могиле. Он должен быть рядом с мамой, они должны были стареть вместе. А теперь ей остается лишь ждать, как дети вырастут и покинут ее. Томас знает, что для нее будет большим ударом, когда в конце лета ему придется уехать. Но так уж заведено, что всем детям приходит время покинуть родительское гнездо. И именно этого хотят для них все родители. Чтобы они добились успеха в жизни. Чтобы они были счастливы.

Тереза оборачивается и улыбается Томасу, вытирая руки кухонным полотенцем. Дождь яростно стучит в стекло, делая размытым открывающийся из окна вид на сад.

– Доброе утро, соня. Вот когда будешь в университете, там уж тебе придется вставать пораньше.

Томас кивает и заглядывает в холодильник за завтраком. Намеренно ли она так делает или нет, но его из-за этих слов захлестывает жгучее чувство вины за то, что он собирается уехать и оставить ее одну с Питером. Лучше бы она пока не упоминала об этом.

– Что будешь делать сегодня?

– Встречаюсь с Лорой, – говорит Томас в глубь холодильника. – Может, зайду в магазин пластинок. Прогуляюсь немного.

– А когда ты собираешься уходить?

Томас высовывает голову из холодильника.

– Не знаю. Где-то в обед. А что?

– Мне нужно отвести Питера к зубному. Он сейчас на пруду с друзьями. Ты можешь сходить за ним где-то через полчаса? Я говорила ему, во сколько нужно вернуться, но он оставил свои часы на буфете.

Томас кладет два печенья «Поп-тартс» в тостер и наливает себе стакан апельсинового сока. Потом берет часы с буфета и кладет их в карман.

– Хорошо, сейчас позавтракаю и схожу за ним.

Оглядываясь впоследствии на тот момент, с такой ясностью сохранившийся в его памяти, словно в янтаре, Томас жалеет о том, что не может перенестись назад, через все эти годы, затрясти себя и закричать изо всех сил: «Иди! Иди прямо сейчас! Беги! Не медли!»

14

Письмо

Джеймс приходит домой первым и, толкнув плечом дверь, вскрикивает: его кость стукается о деревянное полотно, не желающее перед ним отступать. Должно быть, бабушка закрылась изнутри на защелку. Он колотит в дверь и ждет некоторое время, после чего приоткрывает большим пальцем прорезь для почты и кричит туда: «Бабушка! Это я, Джеймс! Открой дверь!»

Однако бабушка так и не появляется, и Джеймс, вздохнув, роется в сумке в поисках ключей, отпирает дверь и заходит в дом. Наверное, она спит у себя наверху или сидит в комнате отца, колдуя над радиоприемником. Однажды он застал ее за тем, как она долго и упорно крутила колесико настройки, а потом, отчаявшись, сердито шлепнула по крышке радиоприемника и сказала Джеймсу: «Поможешь мне найти, где передают про Дика Бартона?» Он понятия не имел, кто это такой.

16
{"b":"637903","o":1}