Вот и всё, они вновь переступили порог Аллердейл Холла вместе. Старинные двери надрывно скрипнули, и дом вдохнул потоки свежего воздуха. С этой минуты старая жизнь должна была навсегда закончиться. За их плечами осталось множество событий и не самых приятных воспоминаний, но это ни в коем случае не должны были омрачать их новый мир.

Дом встретил хозяев неприветливо и подозрительно тихо. И пусть Томасу нелегко было вернуться сюда, другого выбора у него не было. Поместье – это единственное, что по праву принадлежало Шарпам, и чем они могли распоряжаться по своему усмотрению. Баронету просто некуда было больше возвращаться, некуда везти Люсиль. Томас пришёл сюда, отпёр железные проржавевшие ворота и направил экипаж вверх по голому, продырявленному шахтами холму. Перед ними возвышался дом – больше у них не было ничего. Честно сказать, после нескольких лет отсутствия, Шарп даже подзабыл, как выглядели эти стены и широкая парадная лестница. После стольких лет в голове сохранились подробные воспоминания лишь о чердаке и детской комнате. Так что первой неприятной неожиданностью стала вконец обвалившаяся крыша в холле и прогнивший пол. Суровая мрачность дома, его пыльные стены и хищно оскалившиеся резные арки коридоров угнетали, сковывали и вызывали желание выйти наружу. Казалось, что внутри этих многочисленных комнат пряталось нечто враждебное и потустороннее. Но всё это было не так важно, если Люсиль здесь нравилось.

Тёмный подол её тяжёлого платья решительно прошелестел по паркету, сметая многолетнюю пыль и палую листву. Словно пробуя на слух свои шаги, Люсиль медленно обошла парадную и покровительственно осмотрелась. Теперь она была полноправной хозяйкой этого поместья, но Томас прекрасно понимал, что восстановить дом будет нелегко – у них не было на это средств. Сестру же, кажется, это нисколько не смущало, даже не смотря на очевидно плачевное состояние их обители. Её глаза были широко распахнуты, на лице блуждала странная ностальгическая улыбка, а на щеках сиял еле заметный румянец. Удивительно, как она преобразилась, стоило ей только зайти внутрь! Подарив Томасу восторженный взгляд, она плавно прошла в сторону Большого зала, позволив брату облегчённо выдохнуть. Кажется, она была, вопреки всему, довольна.

– Куда отнести ваши вещи, молодой хозяин? – послышался доброжелательный голос позади баронета.

Томас невольно вздрогнул от неожиданности:

– Я не знаю, Финли, – надо же, справедливо волнуясь за реакцию сестры, он совсем позабыл о старике. – Прошу, оставь их пока здесь.

Томас был искренне рад видеть человека, которого знал ещё с ранних лет. К сожалению, кроме семьи Финли в поместье никого больше не осталось. Старик по старой памяти продолжал присматривать за Аллердейл Холлом, пока единственные наследники поместья отсутствовали. Но управиться здесь со всем ему одному было, конечно, не под силу. Вся прислуга была распущена ещё до смерти матери, поэтому до того дня, как брат с сестрой покинули поместье, всю грязную работу по дому, насколько помнил Томас, выполняла Люсиль. Такое положение дел вряд ли можно было назвать справедливым, но сестра никогда не говорила, что ей трудно. Она никогда не жаловалась ему. Даже когда вновь ощущала на себе весь гнев родителей. Не жаловалась, когда на её коже появлялись новые безобразные шрамы. Не жаловалась и тогда, когда сквозь отвращение приходилось ухаживать за больной, ненавистной всеми фибрами души, матерью, которой сломали ногу. Люсиль была очень сильной – Томас безоговорочно восхищался ей и был благодарен за всё, что она для него сделала. Сестра всегда оберегала маленького Томаса от гнева родителей, от их ярой нетерпимости друг к другу, оберегала от львиной доли боли и несправедливости, принимая удар на себя. Люсиль была его единственной любовью, сосредоточением радости и заботы. И вот, наконец-то они воссоединились и остались одни.

Томас не сомневался – с этого дня всё будет по-другому. Всё будет так, как они того заслуживали. Они навсегда забудут весь этот кошмар, будут счастливы и… свободны.

Последовав за сестрой в Большой зал, баронет прошёл в сторону восточной стены, которую занимал высеченный из известняка огромный камин с красующимся над ним девизом рода Шарпов, остановился возле покрытого пылью рояля и, осмотревшись, помедлил – на стене висел большой парадный портрет их матери, леди Шарп. Её тяжёлый взгляд, казалось, был направлен прямо на Люсиль, замершую напротив.

– Здравствуй, мама, – услышал он холодный голос сестры.

От её интонации по спине Томаса пробежал неприятный холодок. Он отвёл глаза от портрета и перевёл всё своё внимание на Люсиль. Она держалась гордо и надменно, словно выказывая своё превосходство перед давно умершей женщиной. Её вздёрнутый подбородок создавал чудную иллюзию, и казалось, что это сестра смотрит на почившую сверху вниз, а не наоборот. Такое поведение было немного странным, но, с другой стороны, разве могла она относиться к их матери как-то иначе?

– Томас, – обернувшись, Люсиль мягким жестом поманила его к себе. – Ты только посмотри…

Приблизившись, он почувствовал, как её цепкие пальцы тот час же жадно обхватили его руку. Лицо сестры напоминало скорее маску с этой её неестественно хищной улыбкой и нездоровым блеском в глазах.

– Она словно смотрит на нас, – заговорщицки понизила Люсиль голос, вновь вскидывая глаза к картине, её губы при этом едва шевелились. – И видит, что мы вернулись домой… Забавно, правда?

Мужчина невольно затаил дыхание, неохотно посмотрев вверх. И правда – как живая. Но сам портрет вызывал у него скорее ужас, а мысль Люсиль не казалась такой уж забавной.

– Портрет убирать не будем, – неожиданно весело предложила женщина, наконец, отпуская его руку.

Ему нечего было на это ответить, и он лишь благосклонно улыбнулся её странному желанию:

– Как хочешь.

Кажется, прозвучавший скупой ответ пришёлся Люсиль по нраву, и она оставила и брата, и картину в покое, медленно удалившись в сторону книжных полок. Её рука, словно белый паук, пробежалась по пыльным переплётам книг и спустя мгновение остановилась на каком-то фолианте. Склонившись над полкой, она засунула руку внутрь шкафа и извлекла невзрачный свёрток, победно улыбаясь. Серая тряпица неспешно развернулась, и в изящную руку Люсиль упал тяжёлый перстень с алым камнем. Томас тотчас же узнал кольцо матери.

Теребя его в руках, сестра неспешно вернулась к нему.

– Прежде чем нас забрали отсюда, я спрятала его, чтобы никто не нашёл, – пояснила она, заметив озадаченный взгляд Томаса. – Это фамильная ценность. Мне не хотелось, чтобы она исчезла… Всегда мечтала его примерить, но тогда оно мне было велико. Поможешь?

Она протянула ему руку с кольцом и выжидающе замерла.

– Конечно, – чуть помедлив, согласился баронет, беспрекословно исполнив просьбу.

Взгляд Люсиль слегка затуманился, когда кольцо скользнуло на её палец, словно она припомнила что-то. Томас с упоением вгляделся в её черты, понимая, насколько же он сильно скучал. Обернувшись кругом, Люсиль внимательно окинула взглядом находившиеся в комнате вещи, словно боялась, что что-то за время их отсутствия могло исчезнуть. Но нет, практически ничего не изменилось с того последнего дня в Аллердейл Холле, предметы остались на своих местах – их даже некому было уберечь от времени. Неторопливо шагнув к роялю, Люсиль осторожно нажала на клавишу, мягкую от скопившейся пыли и непривычно звонкий звук разбил повисшую здесь тишину. Люсиль улыбнулась и неспешно опустилась на стул.

Удивительно. Столько времени прошло, а руки помнили каждую ноту. Пустовавший долгие годы дом вновь наполнился старой, давно забытой им мелодией. Они были дома.

*

– Они отказали мне в финансировании, – раздражённо повторил Томас, едва придерживаясь спокойного тона.

Эти слова из собственных уст звучали как приговор, он до последнего не хотел сообщать об этом Люсиль. Каким же жалким он себя почувствовал в этот момент! Каким непривычно бессильно злым! Он и подумать не мог, что дело пойдёт настолько тяжело.