Но было поздно, слёзы уже ручьём текли из её глаз, а плечи содрогались от рыданий. Вытирая мокрые глаза шёлковым платком, женщина уткнулась в грудь мужа. И ему ничего не оставалось, как гладить её поседевшие волосы.
— Я же не виновата, что нас обвенчали в подростковом возрасте, когда ни вы, ни я даже понятия не имели, что такое любовь. Да, я искала любовь, но искали её и вы. Простите меня, Александр. Простите за всё. Я сломала жизнь и вам, и себе, и нашим так рано ушедшим детям. В моей душе тоже нет покоя, и она так же жаждет искупления.
Царь внимательно слушал жену, а затем, по-прежнему поглаживая её голову, ответил:
— Адам Чарторыйский — мой верный друг! Как вы могли? Но ваша и Чарторыйского дочь Мария прожила недолго. Господь призвал её к себе в младенчестве. И тогда вы завели роман со штаб-ротмистром Алексеем Охотниковым. Ваша дочь Лиза была от него?
— И вы приказали заколоть бедного юношу. За что? Вы же меня уже не любили? — тихо спросила царица.
— А вы бы ещё от кучера родили мне наследника! — вспылил государь. — Вы и только вы виновны в гибели этого несчастного офицера! Вы обманули его, использовали, как племенного быка. Не хватало еще, чтобы я давал свою фамилию и отчество чужим детям!
— Как вы жестоки!
— Хорошие были учителя! Я долго не мог понять, почему это случилось именно со мной, за что мне такое наказание. Ладно, если бы это произошло после гибели отца, я мог бы принять это как Божью кару за мой грех. Но батюшка был жив и даже сам ещё не вступил на престол. Вначале я во всём винил вас, потом себя и только лет десять назад, после разгрома Наполеона, понял, что в этом не виновен никто: ни вы, ни я! Это было испытание, ниспосланное нам.
— Но я же ничего не имела против ваших связей с другими женщинами, — сказала в своё оправдание царица.
— А что вам ещё оставалось делать? Я нуждался в том, чего вы не могли мне дать. Я не мог жить без любви. Я испытывал потребность в том, чтобы меня любили, а не просто терпели моё присутствие рядом и отдавали мне своё тело, словно исполняли тяжкую повинность. Каждое растение тянется к солнцу, так и всякий человек тянется к любви. Бог есть любовь. Только вдумайтесь в это, и вам сразу всё станет ясно. По вашему поводу я не испытываю ни малейшего желания в покаянии. Мы прожили свою жизнь, может быть, не так счастливо, как хотелось бы, не нажили детей, но зато оказались честными перед своей природой. Каждый из нас искал свою любовь, в которой нуждался. Я не держу на вас зла. А если вы испытываете потребность в покаянии пред Богом, то это — ваш выбор, и я его уважаю.
— Спасибо, — еле слышно прошептала царица.
— Не стоит благодарности, — буркнул Александр Павлович, но тут же примирительно добавил. — Уже смеркается. А на море поднимается буря. Пойдёмте-ка лучше в дом, сударыня. Ещё не хватало, чтобы мы на самом деле простудились и заболели. Это совсем не входит в мои планы.
Тем временем в Петербурге уже чувствовалось приближение зимы. После прошлогоднего наводнения, когда Нева вышла из берегов, затопила половину столицы, и погибло более пятисот человек, все городские службы были приведены в состояние повышенной готовности на случай нового нашествия стихии. Следить за уровнем воды в реке обязали даже городовых. Те, хоть и роптали на начальство, но дело своё делали исправно.
Промозглым октябрьским вечером, когда с Балтики дул особенно сильный ветер с дождём и снегом, в доходном доме на Фонтанке встретились два господина. Один — пожилой в генеральском мундире, другой — средних лет. Элегантный костюм, сшитый явно не в Петербурге, и лёгкий акцент выдавали в нём иностранца. Единственное, что объединяло этих господ, были длинные, почти до самого подбородка, бакенбарды. Оба они курили, сидя подле камина и глядя на огонь. Правда, пожилой предпочитал трубку, а иностранец — сигары. Рядом с каждым на ажурном столике стоял маленький стаканчик, наполненный до половины янтарной жидкостью.
— Как вам понравился виски, господин граф? — спросил генерала иностранец.
— Это божественный напиток, господин Шервуд. Шотландцы, как и русские, разбираются в крепких напитках. Это нас объединяет.
— Именно поэтому вы обратились за помощью в организации столь деликатного предприятия именно к нам, британцам? — Шервуд мягко перешёл к главной теме предстоящего разговора.
— Не только. Мне импонирует английская немногословность. Ведь рыцари туманного Альбиона умеют держать язык за зубами. А в данном деле конфиденциальность является решающим фактором. Ведь на карту поставлена репутация двухсотлетней императорской династии и честь огромной страны. Вы понимаете всю ответственность миссии, за которую берётесь?
— Обижаете меня, граф. В семействе Шервудов всегда служили верой и правдой своим государям и при этом умели держать язык за зубами. Однако хотелось бы, чтобы эти наши полезные качества находили достойное вознаграждение.
— На этот счёт можете быть спокойны, господин дипломат. Все ваши затраты будут щедро компенсированы из казны императорского дома Романовых.
Англичанин сделал маленький глоток из своего стаканчика и поставил его на столик.
— Но у меня есть ещё одно условие, граф.
— И какое же, позвольте полюбопытствовать?
— Мои братья и я должны быть уверены в том, что смена власти в России не принесёт вреда интересам Британской империи.
Генерал отложил в сторону погасшую трубку и сказал:
— Что мне нравится в англичанах, так именно ваша педантичность и скрупулёзность. Прежде чем за что-то взяться, вы тысячу раз проверите задуманное со всех сторон. Но уж решившись на что-либо, никогда не свернёте с намеченного пути. Этого же я хочу для России. Наша бедная страна уже устала от половинчатых решений. Государь Александр Павлович с возрастом стал таким же непостоянным и неуловимым, каким был его отец Павел. Сегодня он один, завтра — другой, послезавтра — третий. А насущные дела государства требуют от монарха чёткой и внятной политики.
— Ответьте мне честно, граф. Для меня это очень важно. Император Александр на самом деле хочет инсценировать собственную смерть и жить как частное лицо, или же это часть какого-то постороннего коварного замысла?
Генерал искренне развёл руками от удивления.
— Помилуйте, господин дипломат, кто нашего государя может заставить сотворить что-то против его воли? Вы же знаете, насколько он своенравен и упрям.
— Но тогда я вообще ничего не понимаю. В моей стране короли никогда не уходили с трона сами.
— А в России вот цари уходят. Такая у нас загадочная душа. И не ломайте над этим голову, голубчик, всё равно не поймете. Вы в курсе, что у нас готовится революция?
Глаза Шервуда округлились от удивления, и он отрицательно помотал головой.
— Европа ещё не оправилась от последствий французской революции, а тут нате — лапотная Россия на подходе. Но лягушатники, люди цивилизованные, и то каких дел натворили. А теперь только представьте себе беспощадный русский бунт, тщательно раздуваемый дворянами-перерожденцами. Мало никому в Европе не покажется! Даже вашей стране, хотя она и расположена на острове. Бунт в России парализует всю внешнюю торговлю. Я не думаю, что это входит в интересы вашего правительства. Я уже несколько раз подходил к императору Александру с просьбой незамедлительно арестовать зачинщиков готовящегося переворота. Но царь ведёт себя чрезвычайно нерешительным образом и всё твердит «не мне карать, не мне карать». Мол, за годы его правления в России не было ни одной смертной казни по политическим мотивам. И потом, этот его мистицизм, крайняя набожность. Канцлер Меттерних, напуская библейского туману на российского самодержца, ловко этим пользуется. Вашей стране нужна сильная Австро-Венгерская империя, отхватившая себе уже половину Европы?
Англичанин вновь вынужден был согласиться с доводами генерала.
— Я ответил на все ваши вопросы? — спросил русский.
— Да, господин граф.
— Теперь я, в свою очередь, хотел бы узнать, каковы ваши планы?
