— Что ты имеешь в виду? — таки подала голос Темари, напряжённая, как тетива.

Гаара предпочёл промолчать, утопая взглядом в луне. Понять предчувствия древнего песчаного духа, кровожадного, словно война, мог только его носитель. Словами это не передать.

Кусанаги звонко покатился к краю крыши, следом — и змеиная голова. Сасори задумался, почему отрезал только змею, а не саму шею Орочимару, который, целый и невредимый, стоял от него только в метре. Разделяли их марионетки, притянутые с двух сторон руками, скрещёнными наподобие блока. Орочимару втянул остаток змеи внутрь и облизнулся, как оголодавший хищник.

Сасори тут же разорвал расстояние, вцепился в Кусанаги нитями чакры, но его за рукоять перехватил Орочимару и клинком же обрезал их слитным движением. Отказавшись от борьбы за Кусанаги, Сасори техникой переместился к башне, а Орочимару отпрыгнул назад и как бы растворился в окружившем его ветре. Техника маскировки, Фуутон. Стоять в воздухе, однако, не мог ни один шиноби, если только не было адекватной поддержки, так что Сасори сложил два пальца в печать, и башню, дома и деревья быстро оплела невидимая сеть чакры — простейшая техника поиска.

Ветер задул сильнее, стал холоднее и злее. Стал громче, неприятнее перезвон колокольчиков.

Сасори вслушивался в ночь. Он ждал.

Темари вслушивалась в звенящую тишину ночи, впитывала ветер, свет луны и шелест листьев с деревьев позади дома, но причины неприятных слов Гаары так и не поняла. Возможно, ему нашептал их Шукаку? Темари заметно передёрнуло, и она поспешила прогнать эти мысли.

Ночь была несомненно плохой. Дурное предчувствие вдруг выросло в истинный страх, и Темари почти ощутила запах крови, от которого холод продрал до костей, но это оказалась иллюзия, навеянная встревоженным разумом. Канкуро рядом было не лучше.

— Нам нужен Сасори-сенсей, — мрачно напомнила Темари. — Если он и вернётся, то не на крышу. Возвращаемся.

«Эта ночь пахнет кровью», — голосом Гаары пронеслось в голове. Вспомнился и убийца.

Где Сасори-сенсей?

Темари не любила необоснованные чувства, относилась к беспочвенному страху скептически — и всё же не находила покоя. Гаара был неуловимо мрачнее обычного. Про Канкуро не стоило и говорить.

Второй день восьмой луны настал. Орочимару принюхивался к воздуху, всматривался в него, различая мельчайшие оттенки, прислушивался к звукам, скрытым за холодным звоном колокольчиков. Не слышал, однако, ничего, что стоило бы внимания, не заметил — да и, похоже, не надо было. Орочимару ухмыльнулся, оценив мастерство Сасори: «Победить его, не убивая — задача посложнее, чем просто убить его». Особенно учитывая, что Сасори был из тех, кто не умел и ненавидел сдаваться, если видел в борьбе смысл.

Не издав ни единого звука, над черепицей шагах в десяти от Орочимару замерла кукла в красной хламиде, которую ночь выкрасила в багровый. Сасори был творческой личностью. Все его куклы удивительно напоминали людей. Орочимару, казалось, ощущал в них даже чакру, хотя не взялся бы говорить точно.

Он облизнулся, заинтригованный.

Кукла заняла положение, уязвимое по всем законам битвы: очевидно, засада затаилась позади либо наверху, вне обзора человеческого глаза. Но удар спереди тоже последует, и упускать эту куклу из виду было бы большой глупостью. Орочимару посмотрел себе под ноги. Полуслепое ощущение, неясное, как муть в грязной воде… С трудом, но удалось разглядеть едва мерцавшие под лунными лучами нити чакры тоньше волоса.

«Неплохо придумано», — одобрил Орочимару и послал по невидимым ниткам свою чакру, сразу, впрочем, почувствовав, как она ухнула в пустоту, точно река — с обрыва. Сасори разорвал нити, зато безошибочно понял, где был Орочимару. Тут же послышался свист клинка сзади, Орочимару пригнулся, уйдя от атаки, провернулся кругом и отбил Кусанаги новый удар, чтобы миг спустя кувырнуться назад от трёх мечей и нескольких кунаев: кукол оказалось три, к ним добавилась и самая первая — четыре. Орочимару взял Кусанаги удобнее и атаковал.

Куклы двигались быстро, ловко, гибко, налетали, били и отлетали, чтобы напасть со спины, полить сверху сенбонами, выдохнуть яд, но Орочимару было этого мало. Он уклонялся, нападал, резал нити — и те соединялись обратно, разрывал расстояние — куклы его сокращали, окружали, как стая гиен, загоняли, словно добычу, пока он ждал настоящей атаки, незримой, с подвохом, не настолько топорной. По пути Орочимару попытался чакрой содрать с крыш паутину Сасори, но тщетно: та как приклеилась. Орочимару оставался невидим, но это чувство постепенно стиралось: Сасори его будто бы видел. Конечно, это было не так, однако отбиваться приходилось всё чаще.

Внезапно куклы бросились прочь, и Орочимару успел лишь вскинуть взгляд, как попал под ливень песчаных сюрикенов. Мгновение спустя удалось рвануться в сторону, но несколько царапин уже кровоточили, а значит, яд проник внутрь. Восстановление займёт уйму чакры, однако умирать Орочимару не хотел и с хриплым криком распахнул рот, перетекая сознанием и чакрой в новую, свежую шкуру, вылезая из старой, словно змея, сбрасывающая кожу. Слизь животворных соков покрыла тонкой плёнкой тело, целое и невредимое.

Взяв Кусанаги, Орочимару сложил печать, и вокруг него завихрился ветер, плотный, упругий, опасный, чем не невидимый щит… Оружие кукол мигом зажглось чакрой, тоже стихии Ветра. Орочимару, ухмыльнувшись, напал, решив разобраться с мелочёвкой и найти наконец кукловода. Его чакра ощущалась повсюду, словно кисель тумана, и в нём её источник терялся. Нехорошо…

Кусанаги, столкнувшись с клинком марионетки, переломил его, отсёк кукольную руку и отбил выброшенный из неё нож.

Орочимару обладал на редкость мерзкими техниками. В форме человеческой куклы их было не использовать, но такого желания и не появилось, несмотря на всю скорость, ловкость и силу, какую Орочимару показывал. Сасори внимательно за ним следил, глянул на Кабуто без сознания и позволил сломать последнюю куклу, чтобы выкатившийся из неё шар взорвался дождём ядовитых сенбонов.

Орочимару отпрыгнул подальше и вскинул перед собой руку, доской сложив пальцы: между ними застряли сенбоны. Лицо Орочимару было серьёзным. На вспомогательное мелкое оружие Сасори яда не жалел, ведь победу часто оно и приносило. Желанную, бесценную победу, которой сегодня не предвиделось: как одержать её над Орочимару, не применяя шедевры коллекции, ни идеи, ни плана ещё не было. Эта змея как нечего делать сбрасывала старую шкуру, и в этом было что-то от вечности, но слишком отвратительно выглядело.

Орочимару хотелось просто убить, ничем из своего не рискуя: ни куклами, ни людьми.

Чакра в руках застыла, потом вытянувшись в несколько нитей, и плоть начала местами неметь. Сасори, подумав о худшем, на миг похолодел и со злостью посмотрел на Орочимару. Убить его сейчас или попозже? Сейчас — однозначно — попозже. Это не было ни срочным делом, ни какой-то обязанностью; Сасори взмахнул руками: обломки кукол роем ос насели на змея, — и без печатей исполнил простейшую технику, набрал в грудь воздуха, со всей силы выдохнул, чтобы воздух, наполненный чакрой, разошёлся до маленькой бури.

Заявиться в квартиру к троим Сабакуно могли как Лист, так и Звук. Сасори угадать не пытался. Он почти стелился по крышам, проносясь над домами едва видной тенью, пока не примчался домой, ворвавшись через окно в свою комнату, окинув её быстрым взглядом и сразу направившись дальше. В коридоре столкнулся с Канкуро и Темари: они устремились к нему с таким видом, словно давно дожидались. Следом из их комнаты вышагнул Гаара.

Живы, целы, невредимы… на первый взгляд.

— Докладываю, — хмурилась Темари. — На одной из побочных улиц сорок пятого квадрата Листа около трёх часов назад мы заметили того убийцу с костями. Преследовали его сколько возможно, но упустили. След оборвался.

— Это тот самый! — заверил Канкуро. — Я хорошо его помню. Мы не могли перепутать.

Орочимару и тут поработал. Он угрожал.

— Что ещё?