Трикотажная куртка зеленоватого цвета была на несколько размеров больше, чем надо, да еще и замок немного заедал, что обернулось еще почти минутной возней. Наконец молния на куртке была застегнута, и Яков, по-прежнему придерживая подопечного, подвел его к столу. Трофим потянулся пятерней к хлебу, но, схватив один кусок, он сунул его в рот и замер, глядя в никуда перед собой.
– Чего это он? – забеспокоился Яков.
– Да кто ж его знает. Они раньше по Зоне ходили, крыс ели, и ничего с ними не случалось, сейчас-то что может случиться? Давай пожрем уже, – нетерпеливо сказал Сагитай.
– Помянем, – согласился Яков, разливая в твердые пластиковые стаканы по пятьдесят. – Прими и упокой, Господи, душу раба твоего, Трофима Гудина, Аристарховича по батюшке. Светлый был человек. Душой верен, телом чист…
– Хорош, – прервал его Сагитай.
Яков кивнул и опрокинул в себя стаканчик. Сагитай, выдохнув, сделал то же самое. Несколько минут бойцы сопели, сосредоточенно жуя мясо с хлебом, закусывая все огурцом. В стаканчики налили томатного сока, который здорово помогал протолкнуть сухомятку внутрь. Постепенно чувствуя насыщение, бойцы замедлили темп. Трофим так и продолжал стоять с куском хлеба во рту. Первое ощущение чуждости и страха перед зомби улетучилось еще в Москве, а тут Док вдруг стал для них чем-то новым. В явлении, которое олицетворял собой воскресший ученый, было что-то, что делало находящихся рядом с ним мягче душой и как будто сентиментальнее. Пусть это было и жутковато, но понимание того, что Док сейчас как младенец: ничего не смыслит, ни на что не способен, кроме как принимать пищу и, видимо, впадать вот в такой ступор, понимание, что в их силах вернуть его, пусть даже в самой начальной стадии, к нормальной или приближенной к нормальной жизни, открывала в них какие-то незнакомые ранее чувства опеки и ответственности.
– Как ты думаешь, если душа у него улетела, то что сейчас с ним происходит? – внезапно спросил Яков.
Сагитай внимательно посмотрел на товарища, затем присолил томатный сок.
– Ну ты и вопросы задаешь, брат. Не узнаю тебя.
– Да что-то мне в последнее время… – Яков замолчал.
– Последнее время, – машинально повторил Сагитай. – Мне кажется, душа не улетела. Ну… – он осекся, сконфузившись откровения. – Когда демоны поймали меня и привязали к кресту, кажется, я что-то понял, – он поднял глаза к небу, глядя на безумно яркие звезды.
– Что? – негромко спросил Яков.
Сагитай отпил томатного сока.
– Что как будто она одна на всех… Так странно. Она одна, только характеры ее в каждом из нас разные… Не знаю.
– А у Дока сейчас какая? – завороженно спросил Яков.
– У него сейчас наша. Какую вложим, такая и получится. Его, когда убили, вроде как выпрямили, обнулили, и была бы в нем общая душа, ну такая, которая у земли у всей, у пространства этого. Он бы постепенно землей и стал, а вирус, видишь, не дал. Сейчас в нем новая зарождается – по следам старой.
– А что же старая? Вернется?
Сагитай задумался, уходя в ощущения, затем отрицательно покачал головой.
– Ну она вроде как и ушла, но в то же время она же и не ушла, как будто… То есть в нем ее нету, а вот тут, – Сагитай неопределенно развел руками, – ну тут, не только тут, а, скажем, на другом конце света, да даже и дальше, она есть.
Яков промолчал, каким-то внутренним чутьем понимая товарища. Замолчали, глядя перед собой, так же как и стоящий рядом с ними Док. Похолодало. Сагитай допил сок. Трофим так и продолжал стоять, держа кусок хлеба во рту.
– Док, если поел, давай садись в машину, – предложил Яков, потихоньку подталкивая того вперед.
Трофим повернул в его сторону голову и, поддаваясь вкрадчивому и заботливому голосу, позволил себя усадить. Дверь за ним захлопнулась, и бойцы остались снаружи. Пока что зомби был образцом порядочности и послушания, те уроки, которые они извлекли в полевых работах с Трофимом, выступая в качестве его сопровождения, теперь были полезны, как никогда. Яков убрал остатки еды, часть просто выкинув на обочину, и начал вытаскивать тюки амуниции и оружия. Первым он достал тюк Сагитая, в котором были упакованы армейский бронежилет 6Б13 четвертого уровня защиты без боковых бронепластин, берцы и некоторая другая мелочевка. Сагитай не любил стеснения в движениях и потому, в принципе, не считал нужным заковываться в броню с ног до головы. Яков же подходил к делу совсем иначе. Его тюк был гораздо больше и тяжелее. Разворачивая его, он не без гордости в глазах поглядывал в сторону друга. Действительно, его броня была сделана индивидуально под него, там были и боковые бронепластины, и сегментированные наплечные накладки, и серьезный воротничок-стойка. А шлем с интегрированными ПНВ с расширенными спектром уловителей отражений позволял видеть в полной темноте в нескольких режимах. К этому Сагитай отнесся вполне спокойно. Он уже осматривал новый АК107, который всучил ему Яков. Сам же Яков, шурша броней и липучками, клацая пряжками, напяливал конструкцию на себя.
– Не рановато? – спросил Сагитай.
– Нормально. Я в ней еще и спать лягу, пока ты рулить будешь. Потом сменю, – ответил Яков, делая махи руками.
Через некоторое время Яков, уже облаченный в броню и светящийся от тайного восторга, притянул к себе ящик. Открыв его, он достал нечто, что ранее не имело места в их истории. Черная матовая поверхность, прямые линии, более чем солидный дульный тормоз, какой-то невменяемый калибр. Сагитай открыл рот, разглядывая в лучах фонаря ручного монстра. Его растерянный взгляд лучше слов выдавал изумление и оторопь.
– Barrett XM109, – сдерживая гордость и восторг, сказал Яков. – Пятнадцать килограмм веса, гранаты 25 х 59 миллиметров, магазинная система на пять гранат, бьет за три с половиной километра… Правда, не попадаю ни фига. Учиться надо, но нам не для дальнего боя. Чую, что гнуса просто в тряпочки разложит!
– Вот это да… – восторженно протянул Сагитай, чей автомат в руках сейчас казался детской пластиковой игрушкой по сравнению с гранатометом Якова. – Не многовато?
– Для гнуса в самый раз. Одна граната – один труп! – зачаровано поглаживая оружие, ответил Яков. – Без шансов, главное – попасть. Броню бьет до сорока миллиметров, если боеприпас соответствующий… Так что и технику накроем!
– Дай подержать.
– На, – словно мальчишка, ответил Яков, передавая любимую игрушку, тем не менее ревниво следя за ней обоими глазами.
Сагитай взял гранатомет, длина его была около метра и двадцати сантиметров, приложил к плечу, подержал немного.
– Вот это вещь! Тяжеловата. Я с такой много не навоюю, – сказал он, возвращая пушку владельцу.
– Это «Лера»! – принял ее обратно Яков.
– Кто?
– Ну я так назвал ее… – немного смутился боец. – Она же единственная, я ее через шефа заказал. Больше ни у кого такой нет. Самураи свое оружие тоже по имени называли в Японии.
– Скажешь тоже. Где мы, а где самураи?
– Ну как где, сейчас…
Яков аккуратно отложил «Леру» в сторону и достал еще один ящик, обитый черным бархатом, на котором золотом были вышиты какие-то иероглифы. Сагитай снова открыл рот и отложил АК в сторону. Приятно щелкнули застежки, крышка ящика отворилась, и под светом фонарей, сверкая полированным металлом, возникли две катаны, ножны которых покоились рядом, утопленные в бархатной подушке.
– О-о-о! – не сдержался Сагитай.
Рука непроизвольно потянулась к мечам, но тут же отдернулась.
– Бери, бери, Сага, один из них твой! – чрезвычайно довольный произведенным эффектом разрешил Яков. – Спецзаказ, тоже через шефа. Работа мастеров школы сосю-дэн!
– Сосю-дэн? – переспросил Сагитай.
– Сосю-дэн! – подтвердил Яков.
– Ну спасибо, брат…
Сагитай зачарованно посмотрел и аккуратно достал меч, любуясь нездешним плавным и гладким блеском оружия. Меч был легким, рукоять, оплетенная кожаным шнуром, приятно ложилась в руку. Он отошел на пару шагов назад и несколько раз махнул им из стороны в сторону.