— Вы все еще казнитесь? — спросил де ла Рош, — о чем думаете?
— О том, что я жуткая эгоистка, — честно ответила я.
— Давно заметил в вас странную склонность к самобичеванию, мадемуазель, — хмыкнул он, — но если так уж хотите знать, то жуткие эгоистки никогда не испытывают угрызений совести. Так что, можете быть спокойны: вы не эгоистка. Но иногда вы способны на весьма рискованные поступки.
— Никогда, — я помотала головой.
— А кто сбежал из дому?
— А, вы об этом! Но что же в этом рискованного? Это же очень просто. Мне даже стараться особенно не пришлось.
Он закусил губу, чтобы не расхохотаться на весь сад, но при этом очень жизнерадостно фыркал.
— Разумеется, было бы куда заманчивее, если б вам пришлось спускаться из башни по веревочной лестнице.
Я представила это и подумала, что такой побег был бы очень сложным. А если честно, страшно неудобно спускаться по веревочной лестнице, особенно если ты этого никогда раньше не делала. А главное, где я возьму веревочную лестницу?
— Самое забавное в вас то, что вы изрекаете совершенно абсурдные вещи таким серьезным тоном, — заявил де ла Рош.
Тон у него был такой, словно он сделал мне самый изысканный комплимент. Я посмотрела на него, приподняв брови.
— Что я сказала абсурдного, месье?
— Да так. Забудьте. Это неважно. Вы просто прелесть.
По-моему, говоря об абсурдных вещах, он позабыл кое о чем. О том, что в умении изрекать абсурдность он может дать мне десять очков форы. Что значит, что я «просто прелесть»? Что я изрекаю абсолютно абсурдные вещи? Не вижу в этом ничего прелестного. Глупо. Но может быть, ему нравится, когда женщины изрекают глупости. Всякое бывает. Правильно, кто сказал, что женщина должна быть умной? Это ей ни к чему. Умом должны отличаться исключительно мужчины. А с женщин хватит того, что они красивы.
Результатом моих домысливаний оказалось то, что я стала сердиться на де ла Роша, словно он назвал меня глупой. Полагаю, что он сам и не подозревал о подобных вещах. Женская логика — страшная штука.
— Не нужно быть столь мрачной, — продолжал де ла Рош, — вам не стоит думать о таких вещах.
— Не знаю, о чем мне нужно думать, — немного запальчиво отозвалась я, — но мне в голову постоянно лезут исключительно мрачные мысли. Особенно сейчас.
Он снова рассмеялся, прерывая мои попытки настроиться на похоронный лад. Я понимала, что нельзя смеяться, когда кто-то умер, но не могла удержаться и прыснула.
— Вы постоянно меня смешите, — заявил он, — мне очень нравится ваше чувство юмора.
— Тогда вы — единственный, кому оно нравится. Все остальные считают, что я слишком много язвлю.
— Не слишком, — успокоил меня де ла Рош.
Помолчав, он добавил:
— Может быть, присядете, мадемуазель? Или вы считаете, что наша беседа закончена?
Я пожала плечами и села. Не знаю, что он называет беседой. Но до сих пор он еще ничего путного не сказал, за исключением сообщения о смерти Грандена. Вспомнив об этом, я спросила:
— И что теперь делать?
— О чем вы?
— О том, что произошло с месье Гранденом, конечно.
— А что теперь нужно делать? А мой взгляд, уже немного поздно.
— Господи, какой ужас! — вдруг воскликнула я, — когда мои родители узнают..!
— О чем? О том, что он умер?
— Конечно! Представляю, как рассердится мама!
— Интересно, — глубокомысленно проговорил де ла Рош, — на что она может рассердиться? У меня, например, не возникает ни одной причины для этого.
— Она рассердится, что он умер и теперь я не могу выйти за него замуж. Поверьте, месье, она обвинит во всем меня.
Он непонимающе взглянул на меня.
— Ваши родители знают?
— Нет.
— Тогда у них нет причин сердиться.
— Это вы так думаете. А на самом деле, мама именно так и подумает. Она скажет, что так долго старалась, искала для меня подходящего мужа, а он взял и умер. И это, конечно, потому, что от меня исходят какие-то вредные флюиды. Или еще что-то в этом духе.
— Забавно. Но всегда можно найти ему замену. Пусть не столь подходящую, но все-таки…
— Как, еще один? Ну нет, я не хочу, — я решительно воспротивилась этому допущению, — достаточно Алиенор, которую выдали замуж за человека, которого она вообще не знала.
— Тогда у меня есть на примете одна кандидатура, — сказал де ла Рош, на мой взгляд слишком легкомысленно.
Я, конечно, тут же захотела узнать, что это за кандидатура.
— Кто?
— Я.
— Вы? — я вытаращила глаза, — что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал. Или вы считаете, что меня можно понять как-то иначе?
Я не знала, как его вообще можно понимать. Я сидела с таким видом, словно только что упала. Мне хотелось как следует потрясти головой, чтобы прийти в себя и задать свой вопрос еще раз. Для того, чтобы убедиться, что я ослышалась.
— Погодите, месье, — я помахала рукой, чтобы он не перебивал меня, — вы хотите сказать, что делаете мне предложение?
— Допустим.
— Что значит, допустим? Делаете или нет?
— Хорошо, делаю, если вам от этого легче.
Теперь я замолчала надолго. И не потому, что не знала, что сказать. Точнее, то, что я могла сказать, озвучивать было нельзя. Это не ругательства, нет, просто бессвязные междометия, что-то вроде «Господи помилуй!» и «Мамочка моя!». Ох, некстати я вспомнила маму!
— Может быть, что-нибудь скажете? — сказал де ла Рош, когда у него закончилось терпение.
— Что?
— Все равно, что. Например, Боже мой. Или нечто подобное. Отреагируйте как-нибудь.
— Вы не шутите? — спросила я на всякий случай.
— Как с вами трудно, — вздохнул он, — нет, я не шучу. С вами всегда так шутят?
— Нет. Простите. Просто я слишком ошеломлена. Никогда не подозревала, что вы…
— Я тоже.
Я повернулась к нему.
— Что, простите?
— Я тоже не подозревал, что когда-нибудь предложу кому-нибудь выйти за меня замуж. После Элизы. После этой невыносимой, ужасной и бессовестной женщины. Так что, считайте, что это произошло спонтанно.
— Как?
Замечательное слово. Вот, если бы только я знала, что оно означает!
Де ла Рош фыркнул.
— Неожиданно, — пояснил он.
Я кивнула, чтобы показать, что поняла.
— Вы всегда так делаете предложение?
— Нет. В первый раз.
— Как? А Элиза? Вы ведь делали ей предложение.
— Нет. За меня постарались родители. Точно так же, как и ваши. Они сами выбрали мне невесту. Все было решено без моего участия.
— О Боже, — простонала я, припомнив своих родных, — ох, не напоминайте мне об этом!
— О чем?
— Мама, — пояснила я, — она никогда не позволит мне выйти замуж за вдовца.
— Давайте поговорим об этом позднее. Сейчас я хотел бы узнать ваше мнение, мадемуазель.
— Вы не знаете мою маму. Ей все равно, что думают другие.
— Но вы согласны или нет?
— Да, конечно, — поспешно отозвалась я, потому что заметила, что он начал злиться, — но мама…
— Забудьте о своей маме, мадемуазель. Поверьте, я сумею ее убедить.
Как я не старалась, забыть о ней я не могла. Я слишком хорошо ее знала. И я не видела, каким образом он будет ее убеждать. Потому что я таких слов не знала.
— Давайте пройдемся, — предложил де ла Рош, — вы немного подумаете и примете окончательное решение. Только пусть мнение вашей мамы в этом не участвует. Договорились? Кстати, ваши родные не имеют обыкновения разглядывать сад через окно?
— Нет, — я помотала головой, — к тому же, они сейчас слишком заняты. Мама читает, а отец занят своими опытами.
— Что за опыты? — поинтересовался де ла Рош.
— Они у него всегда разные. В прошлый раз, к примеру, это был желтоватый дым, который заполнил весь дом за самое короткое время. Только не спрашивайте, зачем он ему нужен. Уверена, он сам этого не знает.
Он расхохотался:
— Все ясно.
— В его кабинете постоянно что-то взрывается. Надеюсь только, что он не придумает нечто такое, в результате чего наш дом взлетит на воздух.