Ненадолго в древо-доме повисла тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых под потолком.

— Гэнс, — Говорящий-С-Духами положил лапу на плечо волчицы, — отведи гостей к себе в дом. Пусть Хэстэ позаботится о них.

Фуррийка кивнула, утёрла набежавшие слезы и вышла из дома. Простившись с близнецами и шаманом, т’эрка вместе с наставником и друзьями, последовала за дочерью вождя.

— Подождите! — резко остановившись, воскликнула девочка. — Так они что, младше меня?!

— Ты только сейчас это поняла? — усмехнулся шиварец и подтолкнул подопечную.

***

Пятое утро в мире Ду'Тог встретило т'эрку запахами запечённого мяса, звуками домашнего быта и рычанием. Пока глаза юной кагэми оставались закрытыми, даже пожелания «удачной охоты», заменявшее в этом мире «доброе утро», звучали как рычание, поскуливание и тявканье. Минусом ноанут было то, что универсальный переводчик работал, только если видишь собеседника. Когда т'эрка впервые провела ночь в мире фурри, то утром от неожиданности, да и от страха, забилась в настил, закопавшись в него с головой. А какой ещё могла быть реакция у девочки, когда она слышит под ухом громкое рычание?

Но сегодня все прошло хорошо и без эксцессов. Разбуженная Гэнс, маленькая брюнетка сладко потянулась и приняла у дочери вождя из лап миску с… С чем именно, малышка пыталась не думать. Она завтракала с надеждой, что хрустнувший на зубах кусочек, не был чьими-то лапками.

Девочка огляделась. Векса уже не было. Видимо, с первыми лучами солнца киборг ушёл на тренировки с братьями. Когда местные узнали, что чужак помогает монгрелам (от одного упоминания этого слова, девочка морщилась), Старейшины зароптали и попытались найти в этом возможность лишить Хеседа и Гебуру права участия в испытании. Да вот только тяжело что-либо говорить существу, что на любые обвинительные выпады без всяких эмоций произносит:

— Я — тренируюсь. Они — тренируются. Все — тренируются.

Что было сущей правдой. С того дня, как Говорящий-С-Духами унизил Старейшин, в поселении шли приготовления к состязаниям. Молодые особи, достигнувшие десяти лет, вовсю тренировались. Кто-то один, а кто-то, как и братья, вместе. Кроме того, в поселении стали появляться представители младших стай. Малышка очень удивилась, когда однажды утром заметила среди фурри-волков и других представителей волчьих: шакалов и койотов. И это были только те, чьи названия т'эрка знала по родному миру. Некоторых особей она видела впервые, хотя чем-то они ей напоминали домашних собак. Должно быть тем, что подчинялись командам волков. Сразу было понятно, чей род был доминирующим.

Фурри вообще очень серьёзно относились к иерархии. За малейшими провинностями, нарушение субординации и ошибками, следовали жёсткие наказания. Каждый должен был чётко выполнять то, что ему полагалось, и вести себя соответственно статусу. Своеволие разрешалось только щенкам, коими здесь считались все, кто не достиг десяти лет. А последним очень нравилась Харита.

Судя по пустующему настилу и громким голосам на улице, химера опять носилась с молодняком. Денром только и делала, что целыми днями резвилась с маленькими фурри. Они везде таскали её за собой: лес, поляны, водопой — каждый норовил показать гостье самые красочные места. Они даже не догадывались, что молодая фуррийка, через секунду могла принять другой облик. Но что-то в ней притягивало молодых особей. Должно быть, они чувствовали, что она такой же неугомонный ребёнок, как и они. В один из дней т'эрка как-то повстречала группу молодняка в компании Хариты. Щенки пытались вскарабкаться на дерево, на верхушке которого, весело виляя хвостом, сидела химера. Никто из фурри так и не заметил тонких шипов, торчащих из её лап.

Позавтракав, малышка вышла на улицу, накинув на плечи плащ, что соткал для неё шиварец. Окружающие приветствовали юную кагэми низкими поклонами. Некоторые, даже умудрялись касаться передними лапами кончиков её сандалий. Этот жест особо смущал девочку.

— Ты можешь заняться чем-то более полезным, нежели бессмысленное брожение? — шиварец вышел из тени дерева, напугав находившихся рядом фурри. Плащ за спиной мужчины покачивался в такт его шагов. Лицо Ансацу было скрыто под капюшоном.

— Я занимаюсь полезным делом. Я изучаю новый для себя мир, — девочка шла в сторону тропы, ведущей к шаману. — А вы чем занимались? Я не видела вас несколько дней.

— Сливался с миром. И в отличие от тебя, это действительно помогло мне изучить его, — шиварец шёл следом.

— Я так не могу и вам это известно.

— Не можешь, потому что не желаешь принимать своей сущности.

— Но я ведь умею использовать нодзому и ноанут.

— Ноанут используют все кагэми. А те, что часто общаются с другими видами вне Цитадели, способны разговаривать без шипения и шороха.

— Но вы так не умеете, — малышка покосилась на наставника.

— Те, с кем я встречаюсь вне Цитадели, не особо обращают внимание, на каком языке с ними говорит существо, по другую сторону клинка, торчащего из их брюха, — мужчина елейно улыбнулся.

Порой, когда т'эрка вела с шиварцем беседы, она забывала, что разговаривает с Октуш виа Сацуи. Сам же Ансацу не упускал возможности вновь и вновь напоминать ей об этом.

— А что касается нодзому, — кагэми-шиварец принял плод у подошедшей фуррийки, — то ты хоть заметила, что помимо нас шестерых, здесь есть ещё носители тёмного пламени?

Девочка огляделась, пытаясь увидеть другого кагэми, выходящего из тени. Но её взору предстали только фурри. И единственная кагэми среди них была Харита, в образе ярко-рыжей волчицы.

— Обычное зрение не позволит тебе увидеть его. Он ещё находится в утробе матери, но его чёрное пламя уже ярко сияет. А нодзому ты, по непонятным для меня причинам, не используешь. Это единственный навык кагэми, что тебе подвластен, но даже его ты не желаешь развивать. На твоём месте, я бы не выключал теневое зрение.

— Но оно требует много сил. У меня глаза устают.

— Быть кагэми вообще штука не простая.

Двое кагэми прошли мимо загона с личинками. Все они были размером с кабана, тёмно-синего и тёмно-зелёного цветов. У некоторых на спинах виднелись небольшие шипы и наросты. Пара фурри следили за ними, подкидывая корм. Фурри постарше разделывал одну из личинок у другого конца загона.

— Я не напрашивалась в кагэми. Все за меня решили, — продолжила диалог малышка.

— И виа за тебя выбрали. Но будь добра, хоть как кагэми развивайся сама, — шиварец сделал жест кистью и в руке появился небольшой теневой шарик. Мужчина поводил над ним свободной рукой и шарик стал менять форму. Растянулся, расплющился, добавил пару отростков, заострился — в руках мужчина держал небольшой кинжал.

— Иначе даже такое не сможешь сделать, — Ансацу сжал ладонь и клинок обратился чёрной дымкой.

— А я и не собираюсь делать оружие, — насупилась девочка. — Оно мне не пригодится.

— Что-то я не заметил твоей ярой неприязни к нему несколько дней назад, — многозначительно заметил Амо.

— Это единичный случай, — возразила малышка. — Такое не происходит на каждом шагу.

— Происходит. И именно на каждом шагу. Особенно с тобой, — сталь зазвучала в голосе Ансацу. — И пока ты будешь вести себя как умалишённая, отказываясь от своей сути и лишая себя способа выжить, такое будет происходить с тобой все чаще и чаще. Ты же, даже зрение кагэми, единственную подвластную тебе силу, отказываешься применять.

Кагэми миновали сборщиков фруктов. У поселения была настоящая плантация с самыми разнообразными растениями. Травы с цветками, листья с ягодами с кустов, фрукты с древесным соком — все шло на сбор. В основном среди сборщиков были самки, но встречались и самцы. Они таскали особо тяжёлые корзины к общему месту сбора.

— Но постоянно ходить с нодзому утомительно, — малышка не хотела говорить о своей причастности к виа Сацуи. Перспектива в дальнейшем стать убийцей её не прельщала.

— Но и не использовать его вообще — неразумно. Поверь, твоя жизнь может зависеть от того, насколько хорошо ты умеешь видеть истинную сущность окружающих тебя тварей, — Ансацу кивнул проходящим мимо охотникам, что возвращались с ночного рейда. Их добычей был увесистый кабан с раздвоенным хвостом.