Мужчина ждал, не говоря ни слова. Но едва она достала норку и прекрасный толстый мех рассыпался по прилавку, как его брови поднялись, он убрал руку с кота и подошел, чтобы взглянуть на шубу. Он поднял ее и подержал перед собой.

– Будь у меня с собой часы или какое-нибудь колечко, – говорила миссис Биксби, – я бы предложила вам их. Но кроме шубы, у меня при себе ничего нет.

Она выставила свои ладони, чтобы он смог в этом убедиться.

– Похоже, новая, – сказал мужчина, нежно поглаживая мех.

– О да. Но я вам уже говорила, мне бы только дотянуть до понедельника. Как насчет пятидесяти долларов?

– Я дам вам пятьдесят долларов.

– Она стоит в сто раз больше, но я уверена, вы будете бережно ее хранить, пока я за ней не вернусь.

Мужчина достал из ящика залоговую квитанцию и положил на прилавок. Квитанция была похожа на бирку, которую привязывают к ручке чемодана, – в точности той же формы и размера, из той же плотной коричневатой бумаги. Но посередине были проколоты отверстия, чтобы ее легко можно было разорвать на две части, и обе части были одинаковые.

– Фамилия? – спросил он.

– Это не нужно. И адрес тоже.

Она увидела, как мужчина задумался и кончик пера завис над пунктирной линией.

– Вам ведь не обязательно записывать фамилию и адрес, не правда ли?

Мужчина пожал плечами, покачал головой, и кончик пера переместился к следующей строчке.

– Просто мне бы этого не хотелось, – сказала миссис Биксби. – У меня на то есть причины исключительно личного свойства.

– Тогда вам лучше не терять эту квитанцию.

– Не потеряю.

– Вы понимаете, что любой, кто найдет ее, может явиться и потребовать вещь?

– Да, я знаю.

– Только по номеру.

– Да, знаю.

– Как мне ее описать?

– Не надо описывать, благодарю вас. Это необязательно. Просто поставьте сумму, которую я возьму.

Кончик пера опять завис над пунктирной линией рядом со словами "наименование предмета".

– Думаю, все же нужно хоть какое-то описание. Всегда пригодится, если вы захотите продать квитанцию. Кто знает, может, когда-нибудь вам захочется ее продать.

– Я не собираюсь ее продавать.

– Вдруг придется. Так часто бывает.

– Послушайте, – сказала миссис Биксби. – Я не разорена, если вас это волнует. Просто я потеряла кошелек. Понимаете?

– Как угодно, – произнес мужчина. – Шуба ваша.

В этот момент неприятная мысль пронзила миссис Биксби.

– Скажите мне вот что, – проговорила она. – Если на моей квитанции не будет описания, как я могу быть уверена в том, что вы отдадите мне шубу, а не что-нибудь другое, когда я вернусь за ней?

– Я занесу соответствующую запись в книгу.

– Но у меня-то будет только номер. Поэтому вы можете вручить мне любую старую вещь, разве не так?

– Так вам нужно описание или нет? – спросил мужчина.

– Нет, – сказала она. – Я вам верю.

Мужчина написал "пятьдесят долларов" против слова "стоимость" в обеих частях квитанции, затем разорвал ее пополам вдоль проколотой дырками линии и нижнюю часть протянул через прилавок. Из внутреннего кармана пиджака он извлек бумажник и достал пять десятидолларовых банкнотов.

– Я беру три процента в месяц, – сказал он.

– Да-да, хорошо. И благодарю вас. Вы ведь будете бережно с ней обращаться?

Мужчина кивнул, но ничего не ответил.

– Положить ее обратно в коробку?

– Нет, не надо...

Миссис Биксби повернулась и вышла из ломбарда на улицу, где ее ждало такси. Через десять минут она была дома.

– Дорогой, – сказала она, целуя своего мужа. – Ты скучал по мне?

Сирил Биксби отложил вечернюю газету и взглянул на свои часы.

– Двенадцать с половиной минут седьмого, – сказал он. – Ты немножко опоздала, не так ли?

– Знаю. Эти кошмарные поезда. Тетушка Мод, как обычно, передает тебе привет. Ужасно хочу выпить, а ты?

Ее муж сложил газету аккуратным прямоугольником и положил ее на подлокотник своего кресла. Потом поднялся и подошел к буфету. Его жена стояла посреди комнаты, стягивая перчатки и внимательно наблюдая за ним. Сколько же ей ждать, думала она. Он стоял к ней спиной и, склонившись над мерным стаканом, время от времени подносил его близко к лицу и заглядывал в него, будто в рот пациента.

Какой он маленький после Полковника, просто смешно. Полковник огромный, щетинистый, рядом с ним чувствуешь, как от него исходит слабый запах хрена. Этот же маленький, опрятненький, костлявый, и от него вообще ничем не пахнет, разве что мятными леденцами, которые он сосет ради пациентов, чтобы дыхание было свежим.

– Смотри, что я купил, – сказал муж, поднимая стеклянный мерный стакан. – Теперь я могу наливать вермут с точностью до миллиграмма.

– Дорогой, как это разумно.

Нужно мне все-таки подумать о том, чтобы он иначе одевался. Словами не выразить, как смешны его костюмы... Было время, когда ей казалось, что они замечательны, эти пиджаки с высокими лацканами на шести пуговицах, теперь же они казались попросту нелепыми. Да и эти узкие брюки дудочкой. Чтобы носить такие вещи, нужно иметь особое лицо, у Сирила же ничего особенного в лице нет. Оно у него длинное и худое, с узким носом и немного выдающейся челюстью, и когда видишь его лицо торчащим над наглухо застегнутым старомодным пиджаком, вспоминаешь карикатуры Сэма Веллера[71]. Сирилу же, наверное, казалось, что на нем костюмы от Бо Браммела[72]. И пациенток в своем кабинете он неизменно встречал в незастегнутом белом халате, чтобы они могли увидеть под халатом его амуницию... Это явно должно было создать впечатление, будто он тоже немного пес. Однако миссис Биксби не проведешь. Все это оперение – сплошной обман. Ничего-то оно не значит. Он напоминал ей стареющего ощипанного павлина, с напыщенным и самодовольным видом шествующего по траве... Иногда он был похож на какой-нибудь самоопыляющийся цветок вроде одуванчика. Одуванчик не нужно опылять, чтобы он дал семена, и все эти яркие желтые лепестки – пустая трата времени, хвастовство, маскарад. Как это биологи говорят? Бесполый. Бесполый одуванчик. Как и рои мошек, кружащиеся летом над водой, если уж такой пошел разговор. Невольно вспомнишь Льюиса Кэрролла, подумала миссис Биксби, – мошки, одуванчики и зубные врачи.

– Спасибо, дорогой, – сказала она, беря мартини и усаживаясь на диван с сумочкой на коленях. – А ты чем занимался вчера вечером?

– Остался в кабинете и приготовил несколько пломб. А потом привел счета в порядок.

– Слушай, Сирил, я думаю, тебе уже давно пора другим поручать делать за тебя черную работу. Это ниже твоего достоинства. Почему ты не заставишь техника готовить пломбы?

– Я предпочитаю делать это сам. И очень горжусь своими пломбами.

– Знаю, дорогой, и думаю, они просто замечательны. Это лучшие пломбы на всем свете. Но я не хочу, чтобы ты истязал себя. А почему Палтни не занимается счетами? Это ведь отчасти ее работа, не так ли?

– Она занимается ими. Но мне сначала приходится самому составлять на все расценки. Она не знает, кто богат, а кто нет.

– Прекрасное мартини, – сказала миссис Биксби, ставя свой стакан на столик возле дивана. – Замечательное.

Она раскрыла сумочку и достала носовой платок, будто собралась высморкаться.

– Кстати! – воскликнула она, увидев квитанцию. – Я забыла тебе кое-что показать. Я только что нашла это в такси. Тут есть номер, и я подумала, что это, наверное, лотерейный билет, поэтому оставила у себя.

Она протянула клочок плотной коричневой бумаги мужу, он взял его и начал тщательно осматривать со всех сторон, будто вызывающий подозрения зуб.

– Знаешь, что это такое? – медленно спросил он.

– Нет, дорогой, не знаю.

– Это закладная квитанция.

– Что?

– Квитанция, выданная в ломбарде. Тут есть и фамилия оценщика, и адрес – где-то на Шестой авеню.