И твоя нелепа лесть.

А характер у абрека,

Как залётная гроза. -

Проходи, базар не Мекка,

На Аврор не пяль глаза!..

И вдоль ряда дынь, торговок,

Затаив бессильный яд,

Озираясь на плутовок,

Понесёт он злобный взгляд.

Не купить за деньги юность

На базаре, как товар.

И души – девицы лунность…

Не отдать тому, кто стар.

Слышишь дробный след лезгинки,

Рёв клаксонов у ворот?..

Про запретные картинки

У немого шепчет рот.

Заграничные авроры

С них взирают, обнажившись…

Увози бесстыжих в горы,

На пророка положившись!..

Пусть тебе пророк поможет

Оживить сухую плоть!

И покуда зависть гложет,

Можешь к стенке приколоть

Заграничную Аврору,

Чтоб не злиться на своих,

И, насыпав денег гору,

Разделить их на двоих!..

Вспоминая ритм базара,

Запах перца, чеснока,

Дух крепчайшего навара,-

Сознавать, что жив пока.

Не сердись, старик, на юность!

Без неё умрёт базар,

Жизни пёстрой многоструйность

Отойдёт, как тьмы хазар,

Как пластинки – в магазине,

Станет скучным белый свет,

Потускневший в спелой дыне,

Как в рабыне прошлых лет…

Пусть хитро обводит оком

Лики новые абрек!..

Грудь, светящуюся соком!

Жизнь без хилых и калек!…

1983 год.

* * *

Вот они – огни аэродрома,

Промелькнули, словно светляки.

Полчаса – и я в объятьях, дома.

Отчего же плачут старики?

В их глазах слились и боль и радость,

И во всем виновен только я.

Подкатила к горлу виноватость

И к душе – задолженность моя.

Долго-долго я бродил по свету,

Отдавая восхищенье глаз

То алтайским высям, то Тибету,

Как влюбленный в горы верхолаз.

Но земля, что встретит спозаранку

Брызгами сирени у ворот,

Вывернет и душу наизнанку,

Когда мать, как в детстве позовет:

Витя! Что прекрасней и певучей

Слов ее, не вянущих как цвет!..

– Сын! – зовет отец, и я везучей

И сильней, чем весь наш белый свет.

Почему ж, родным пренебрегая,

Уходил я в тихий, ранний час

К синим высям горного Алтая,

К холодам, разъединявшим нас?

Потому, наверно, чтоб яснее

Край родной понять издалека

И потом, в объятиях пьянея,

Ощутить, как счастлива река,

Как безумно счастливы травинки

На родной отеческой земле…

Не заманят более картинки,

Что пестреют в книгах на столе…

Им – сухим, бездушным, непонятно,

Почему к истокам воротившись,

Как на солнце, солнечные пятна,

Стыд на сердце выступил, родившись…

И сконфужен встречею такою,

Я бодрюсь: «Да что же вы, я – вот…»

И слезу невольную – рукою

Незаметно… пусть не выдает.

До свадьбы заживет

Ударили в игре, из носа кровь течет.

А мать мне говорит: «До свадьбы заживет!»

До свадьбы далеко, и потому кричу,

А мама пристыдит. И слезы проглочу…

До свадьбы заживет. И все уж зажило.

А ранит кто – то вновь – во мне созреет зло?

И память обожжет? И вызреет беда?

Нет. Выше всех обид людская доброта…

Вот сын ушибся мой, глаза руками трет…

А я ему:

– Крепись, до свадьбы заживет!

1979 год

* * *

Тихо в доме, только слышен

В небе самолетный гул.

Тишиною он приближен,

Словно памятью – аул.

Тот, в котором мы когда-то

Были счастливы с тобой,

Хоть и жили не богато,

Но богатые собой.

Сколько было в нас сокровищ,

Нераскрытых дум и тайн!

Как находок у становищ

В звездном свете, айналайн! *

Помню черный блеск агата

Жаждущих, горящих глаз…

И тяжелый страх адата

С поцелуем в первый раз.

Помню шепот и угрозы,

И суровый лик отца -

Твоего, и наши слезы

От предчувствия конца…

И преступное желанье -

Сжечь безжалостно аул

За слепое подражанье

Тем, кто Бога обманул

И издал адат жестокий,

А тем паче – шариат -

Бессердечнейшие строки…

В чем пред ними виноват?

Как вернусь, – сочится рана,

Разрываясь об аул…

Четки… Толстый том Корана…

В небе – самолетный гул.

–

*айналайн – моя дорогая (Прим. авт.).

Накануне

Стихи, написанные накануне 73-ей годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

* * *

Игольчатые звёзды хризантем,

Как символы октябрьского салюта,

Мне вспомнились сегодня почему-то,

И проявилось прошлое затем…

Отец при галстуке, в картузе, молодой,

Я на его плече с флажком бумажным,

Над головами, словно над водой,

Плыву по морю праздника отважно.

Плыву по человеческим страстям,

Улыбкам, шуткам, разливанным флагам,

Машу флажком поднявшимся властям,

Когда отец шагает быстрым шагом

С колонной мимо праздничных трибун. -

Магическое, праздничное действо…

Всех поздравляет радиотрибун:

«Здоровья!…» И ни слова – про злодейство.

Про тихое злодейство за мостом,

Где в КПЗ пытали непокорных,

Заматывали сунженским «холстом»*,

Как саваном когда-то в саклях горных…

И сунженская грязная вода

Всё покрывала тайнами на годы…

А к нам несли по жилам провода

Под музыку обман про дух свободы…

И мы кричали громкое – ура! -

На площади под праздничные марши.

Всё это было, кажется, вчера,

Хотя отца тогдашнего я старше…

Мой сын стреляет в дутые шары,

А я не верю в дутую свободу,

Которая под винные пары

Испортила хорошую погоду.

Морозец, солнце!.. А улыбок нет,

На праздник – отвратительные лица,

Как будто на скучнейшей из планет

Мне довелось с собратьями родиться…

Не верится, что столько лучших лет

Впустую человеческое море

В себя вбирало звёзд неяркий свет,

И до сих пор нет Зевса на Агоре!

И до сих пор в застенках за мостом

Пытают, как и прежде, непокорных,

И рдеет кровь над сунженским «холстом»,

Стекающим, как саван, с речек горных

В родную Сунжу, ставшую честней,

Светлей и чище в яростное время,

От крови и прозрения – красней,

Готовой напоить иное семя,

Иные корни ярких хризантем,

Как символов победного салюта…

Во мне восстало прошлое затем,

Чтоб не было другим на сердце люто.

Чтоб над разливом праздничных колонн

Звучало правдой откровенье флага,

И в наши души не ломился «СЛОН»

Из мрачных джунглей старого ГУЛАГа,

Чтоб сунженская чистая вода

В нас совесть пробуждала год от года.

И от стыда не гнулись провода,

Когда звучит по радио – Свобода!..

Отец при галстуке, в картузе, молодой.

Я на его плече с флажком бумажным…

Сижу седой над юною водой

В ноябрьский день и не кажусь отважным.

Проносит воды бурная река.

Проходит жизнь, а не деньки и годы!

Пока в соку, но с жаждой старика,

Неутолённой, требую свободы!

Свободы мне и сыну моему!

Свободы всем! Без шумных демонстраций…

Свободы – слову, сердцу и уму!

И никаких торжественных оваций!..

И никаких торжественных – ура

Под музыку октябрьского салюта!

За то, что было со страной вчера,

Мне очень стыдно и на сердце люто…

И в море человеческих страстей,

Улыбок, шуток, разливанных флагов,

Я буду вечно помнить хруст костей,

И у трибун пройдусь неспешным шагом,

Чтоб показать поднявшимся властям -

Ещё я жив и счастлив почему-то,

Хотя прошлись годами по костям,

Как по цветам октябрьского салюта!

30 октября 1990 года,

в День политзаключённого.