Оставшись один, я попытался сварить что попроще, и кое-как сварил котелок манки. Мне ее хватило на день. Хорошим аппетитом я не страдал и всегда ел мало. На другой день сварил рисовую кашу. Отсутствие качества исправлял сахарком. Ну и чай с хлебом. В общем, худо-бедно, но несколько дней до прихода своих продержался.

Но рано ли, поздно ли, но все снова собрались и олени тоже, наконец, пришли. Но, насколько я помню, поработать с оленями мне пришлось немного и впечатление у меня осталось скверное. Сесть на него как на лошадь нельзя – можно хребет ему сломать, а когда садишься, поближе к шее, он все время норовит из-под тебя дернуться. Подведешь его к какой-нибудь кочке, встанешь на нее, только ногу занесешь, чтобы сесть, а он дерг и вперед подался… Хитрый, зараза! Определенный навык нужен! Но поклажу несет – немного, по два вьюка по 20 кг. Хоть идешь за ним налегке, а не на себе тащишь.

В основном же, мне запомнились переброски вертолетом МИ-4. Они, правда, были на расхват, брали немного и, чтобы перебросить отряд с грузом, делали не меньше двух рейсов.

Из основного лагеря, наш отряд, во главе с Юрой Найденковым, перебазировался на речку Средний Сакукан и разбил лагерь на ней.

Рабочий у Юры был его брат, такой же длинноногий, и я еле поспевал за ними. Задачей одного рабочего было идти с радиометром («без него хоть на край света») и брать отсчеты каждые 200 м, второго – мыть шлихи. Каждый ручей через каждые 200 метров должен был быть отшлихован. Геолог вел наблюдения, отбирал образцы и вел записи в пикетажку. Простым карандашом – он не расплывался от влаги. В маршрутах мы попеременно менялись радиометром и лотком – один день я, другой день брат Юры.

С Найденковым было как-то просто. Может быть оттого, что в маршруте с ним был его младший брат, но скорее просто такой он был – беззлобный, веселый, улыбающийся, вечно подтрунивающий над нами. И постоянно сыплющий анекдотами и поговорками, типа – «Молодой Володя сказал: – Мы пойдем другим путем! – вот с тех пор мы и идем другим путем.

А всего в отряде было четверо ИТРов-геологов и по трое рабочих на каждого. Поварихой поехала молодая женщина, учительница. Я ее запомнил, потому что у меня сохранилась фотография, как она меня стрижет "Под Котовского".

Еще мне запомнился случай, когда Найденков сказал улыбаясь, что мы пойдем маршрутом на урановый рудник. Из этого урана была сделана наша первая атомная бомба, – добавил он. Я шел по тропе вдоль речки и представлял, какого же было ходить тут заключенным – без сеток, без диметила… Я-то мучился, а какого же доставалось им.

Затем мы стали подниматься по приточку реки вверх, где на водоразделе был заброшенный лагерь с бараками. Но, поднявшись, мы бараков не обнаружили. Оказалось, что мы поднялись по соседнему ручью.

– Может быть, это и хорошо! – еще подумал я, опасаясь за свою шевелюру.

А Нусинсон Лев Соломонович, начальник поискового отряда, тоже спутал свой маршрут и пошел по нашему. Мне уже терять нечего, – сказал он входя в барак. Наличием шевелюры он не страдал.

У него был какой-то пристальный тревожный взгляд и Юра, шутя, часто говорил ему: – Лева! Не смотри на меня!

А однажды, в маршруте, уже на подходе к водоразделу, силы вдруг оставили меня. На ногах-то я еще стоял, но они стали как ватные и я не мог сдвинуться с места. Хотелось лечь и отдохнуть… Но до верха, где уже был Найденков, было всего с сотню метров… А я сдвинуться не могу… Сначала напарник снял с меня радиометр. Я прошел несколько метров и встал… Ну, не идут ноги и все тут… И тогда напарник взял меня за руку и повел. Отпустит руку, я останавливаюсь… На водоразделе я, наконец-то, свалился на землю, чтобы отдохнуть. Минут через 15-ть мы начали спуск и у меня все прошло.

Найденков предположил, что я напился воды из ручья во время подъема, поэтому и ослаб. С того дня в маршрутах я старался не пить при подъеме. Один-два глотка и то в случае крайней нужды.

Помню, отойдя от лагеря на сотню метров, я вдруг увидел висевший на нижней ветке отдельно стоящего дерева шнурок с каким-то непонятным патрончиком. Я отвязал его и отнес Саше Свиридову – радисту отряда.

– Саш, что это такое? – спросил я его. – На дереве висел.

Саша был очень спокойный человек:

– Эх, Витя! – только и сказал он. – Это же я радиометры по нему градуирую…

Я только что и смог, что извиниться…

А как-то под осень, когда отряд камералил и печки топились не только по вечерам, но подтапливались и днем, мы вышли на заготовку дров. Завалили недалеко от лагеря здоровенную сосну, полусухую, полусырую – чтобы пилить было полегче, а дрова горели подольше, и меня с напарником оставили на распиловку. Бензопилы у нас не было, да и навыка работы с «Дружбой-2» практически никакого… Но, «пилите, Шура, пилите…» – и мы пилили… С частыми остановками и упреками: – Ну, что ты дергаешь?! За пару часов мы отпилили штуки три… Чурбана. А как их назвать еще? А мы выдохлись окончательно. Их, пришедшие за ними ИТР-ры, отнесли в лагерь, покололи и полешек оказалось достаточно.

Найденков тогда научил меня колоть дрова топором – не вонзая его в середину, а как бы отбивая по краям. И не прямо острием топора сверху вниз, а чуть наклонив его, как бы немного плашмя, чтобы не вяз. Сосна для колки хороша, в ней, в отличии от елки, сучков почти нет.

И еще он научил нас играть в преферанс. До того увлекательная игра, что дни пролетали незаметно, особенно когда просто сидели в ожидании вертолета для перебазировки.

А Свиридов показал, как носить штаны поверх сапог, чтобы мусор в сапоги не сыпался, а особенно мошка, и научил, как сушить штанины над костром, чтобы они быстрее сохли – держать их так, чтобы теплый воздух проходил через них, как через трубы. И энцефалитку можно было так сушить.

Где-то с середины лета мимо нас по Сакукану зачастили туристы. Это были группы ребят с девушками из многих городов Союза: и из ближних – Новосибирска, Свердловска, Иркутска и из дальних – москвичи и ленинградцы. Как их заносило в такую даль, просто немыслимо. Было очень тревожно смотреть, как они идут, пригнувшись под огромными рюкзаками, уставившись в землю. Шли они прямо по сухому галечниковому руслу, нагруженные своим снаряжением, шли до верховьев речки, рассчитывая через перевал спустится к реке и дальше сплавляться на байдарках. Значит, и байдарки были у них в рюкзаках.

Для меня это были немыслимые трудности! Видно было по тому, как они брели, по их коротким шагам, как они устали…

Некоторые группы проходили мимо, некоторые останавливались невдалеке, и, тогда, кто-нибудь из них приходил к нам в лагерь поболтать и уточнить маршрут. Ведь они шли по грубым выкопировкам речной сети, а у нас были детальные карты с подробной речной сетью.

Мы поили зашедшего чаем с хлебом и давали в дорогу плиточного чаю, буханку хлеба, шламовый мешочек крупы и махорку… Чем могли, как говорится.