— Получается, семья тебя бросила.
— Ну да, — кивнул Грен.
— Свинство это.
— Я об этом не думал. Больно было. А потом — депрессия. Я вообще плохо помню тот период. Наркотики и… всякое разное.
— Понимаю. Тяжело тебе пришлось. Но ты сильный и справился.
— Я не справился, — напомнил Грен. — Депрессия так и не прошла. Я же умер, помнишь?
— Как и я. Но все же опыт есть опыт, какой бы он ни был.
— Мне в тюрьме и на Каллисто не слишком пригодился опыт солдата. А для меня это было важно — что я солдат. Гражданская жизнь — она слишком сложная. Никаких простых решений. Никаких своих и врагов. Кто угодно может оказаться врагом. Кто угодно может стать своим. Пришлось лавировать, приспосабливаться… Ощущение грязи, понимаешь? Вчера твой пахан устроил разборку с другим, а завтра он подложит тебя под этого другого, и так все время.
Грен прикусил губу, поняв, что проговорился. Но Туу-Тикки то ли не обратила внимания, то ли решила, что «подложить» — это метафора.
— У меня было похоже, — сказала она. — Первая манифестация депрессии в десять лет. С покладкой в психиатрическую клинику. И поверь, в клинике было лучше, чем дома. Я все детство провела, веря, что внешний мир еще более жесток, чем моя семья, потому что если со мной так обращаются люди, которые должны меня любить, то что же со мной сделают чужие? А оказалось наоборот, нигде не будет хуже, чем в семье. Я только в пятнадцать узнала, что есть семьи, где детей не бьют. Чтобы справиться с последствиями взаимодействий с отцом-педофилом, мне понадобилось несколько лет психотерапии, и та еще задача была — найти терапевта, готового работать с этой темой. В двадцать семь я поняла, что не все родители желают сожрать своих детей, есть и те, кто поддерживает и помогает. Защищает. А меня в шестнадцать выставили из дома, отправили в другой город, где мне даже климат не подходил. Бросили выживать одну в разваливающейся стране. Ты не представляешь, как много всего я пропустила и упустила, потому что все силы бросила на банальное физическое выживание. У меня никогда не было много сил. И личная жизнь никогда не складывалась. Потому что не должна фигура отца, наставника и любовника совмещаться в одном человеке. Особенно если у него есть привычка самоутверждаться за твой счет.
— Бедная моя, — Грен обнял Туу-Тикки крепче. — Ты все это перенесла. И осталась собой.
— Я выстроила себя заново, — возразила Туу-Тикки. — И все равно не справилась. Я ведь тоже умерла.
— Зато теперь у нас есть новый шанс.
— Последний.
— Все равно. У меня такой материальной поддержки не было никогда в жизни.
— Эмоциональной вот не хватает.
— Это потому, что ты привыкла справляться сама и не обращаешься за помощью.
— К кому, к Йодзу? Не смешно.
Грен вздохнул.
— При чем тут Йодзу? Я о себе.
— Мне не хочется тебя грузить.
— А мне — тебя, и мы снова закукливаемся в своих проблемах.
— Ну, мои проблемы — это прошлое. Оно так… не совсем живое уже. Острота сгладилась. Так что, заведем кота?
Грен улыбнулся и поцеловал ее в волосы.
— Какой породы?
— А давай выберем. Сейчас книжку принесу.
Она освободилась из кольца его рук, встала, потянулась и сходила к себе за толстым иллюстрированным томом энциклопедии кошек.
— Сиама, ориентала, сфинкса, перса и британца не хочу, — сразу предупредила Туу-Тикки.
— Покажи, — попросил Грен. — Голая кошка? Фу…
— Угу, и еще они воняют.
— Абиссинцы хороши. Персов как сковородой по морде двинули.
Туу-Тикки хихикнула.
— Зато смотри, какой красавец, — она показала на большое фото красного мэйнкуна.
— О да. Слушай, а может, сразу двоих? Им не скучно будет, а мы по финансам вполне потянем.
— Мы по финансам потянем полный дом кошек и пару собак, — заметила Туу-Тикки, — но к собаке я пока морально не готова.
— Про собаку я бы подумал. Знаешь, я в детстве мечтал о щенке. И подкармливал всех бродячих собак в округе.
— А мне колли обещали, но так и не купили. Я бы ирландского сеттера взяла.
Грен прижал Туу-Тикки к себе, чувствуя, как нарастает тепло в груди. Только сейчас он ощутил, что жив, что будущее — есть, и что в нем будет любимая женщина, любимый дом — и кот. Два кота.
— Давай посмотрим, как все будет складываться, — предложил он. — И если все будет хорошо, заведем собаку через год. Покажешь мне сеттера?
— Пойдем ко мне, покажу на компе. Хотя и здесь можно.
Пока подгружалась система, Туу-Тикки и Грен рассматривали фотографии кошек и читали описания пород. Абиссинская кошка и мэйнкун лидировали безоговорочно. Наконец на экране развернулась фотография галопирующего вороного жеребца с волнистой гривой, и Туу-Тикки принялась серфить по сети, отыскивая фото и видео собаки.
— Слушай, у него же шерсть того же оттенка, что и волосы у Кодзу! — потрясенно воскликнул Грен. — Он большой?
— Довольно таки, — Туу-Тикки отыскала фотографию, где рядом с собакой стоял хозяин.
— Очень красивый пес, — признал Грен. — И морда умная. Значит, решено.
— О, давай я сразу поищу питомники кошек, — предложила Туу-Тикки. — Чего тянуть?
— И правда, — согласился Грен. — А какой масти кота ты хочешь?
— Рыжего.
Смотреть, как Туу-Тикки серфит по сети, ему нравилось. Она делала это грамотно, очень четко формулируя поисковые запросы. Грен так не умел. За пару минут она нашла три питомника мэйнкунов в окрестностях Сан-Франциско, открыла их сайты, а потом принялась искать абиссинцев. Питомник с абиссинцами нашелся в Сакраменто. И там были котята на продажу. Туу-Тикки немедленно написала владелице питомника письмо, а потом принялась изучать предложения питомников мэйнкунов. Рыжий котенок-кот был только один — в питомнике в Монтерее. Туу-Тикки написала и туда, прося зарезервировать за ней котенка.
— Почему ты пишешь, а не звонишь? — поинтересовался Грен.
— Во-первых, я не люблю звонить. Во-вторых, сегодня суббота, не хочется дергать человека.
— А почему именно коты, а не кошки?
— Мы ведь не собираемся выставлять кошек, верно?
Грен задумался. О выставках кошек он имел слабое представление.
— Пожалуй, нет.
— Значит, берем животных класса «домашний любимец», непригодных для разведения. Значит, надо будет их стерилизовать. Стерилизовать кота проще и дешевле. Кошки не всегда выходят из наркоза после полостной операции, особенно черные и рыжие. У них с переносимостью наркоза какая-то ерунда.
— Да ты разбираешься в ветеринарии, — улыбнулся Грен.
— Я хотела стать ветеринаром, — призналась Туу-Тикки, — да мать запретила.
— Она жива?
— Думаю, да. Мы с ней последние пять лет не общались. О, смотри, кто-то написал.
Написали из питомника в Монтерее: владелица котенка предложила приехать прямо сегодня.
— Хочешь, я поеду? — предложил Грен.
— Давай лучше я, — возразила Туу-Тикки. — Я куплю все, что нужно котенку, смотаюсь за ним — тут всего час езды, а ты пока останься дома. Гости ведь.
— Но они же спят.
— А если проснутся?
— Не хочу тебя отпускать.
— Надо, — вздохнула Туу-Тикки. — Пойду переоденусь.
Грен остался любоваться роликами с играющими сеттерами. Псы были грациозны и изящны. Да, завести такого будет здорово. Конечно, собака не сразу станет такой. Сначала это будет смешной толстолапый щенок. Лужицы, изгрызанная мебель… Но на это есть духи.
Туу-Тикки спустилась в джинсах и тонкой фиолетовой блузе, с любимой кожаной сумочкой на плече. Волосы она собрала в хвост. Поцеловав Грена в щеку, она ускользнула во двор, и через пару минут Грен услышал, как за ворота выезжает машина.
Порой его поражало, как уверенно и легко Туу-Тикки ориентируется в реалиях этого города и этой страны. Наверное, дело в том, что это были ее время и ее мир. И в том, что и деньги, и комфорт она считала своими по праву. Грен бы не решился вот так сразу ехать за котом стоимостью в тысячу долларов, несмотря на наличие денег на счету. Он бы и сакс-баритон никогда себе не купил, хотя ему всегда нравилось, как звучит баритон, и сейчас он играл на нем больше, чем на теноре. Что бы Туу-Тикки ни говорила, не всякий опыт хорош. А опыта обладания деньгами у Грена не было. Он вырос не в самой обеспеченной семье и никогда не был богат. Не нуждался, что правда, то правда, хотя приходилось и голодать. Но это уже на Каллисто. И на Каллисто же он привык, что большие заработки — это большая ложь и еще большее унижение. Унижаться больше не приходилось, но привычка осталась.
