Тая отпила глоток. И правда, чай был чуть сладковатый. Она оглядела стол: маленький плоский белый чайник с изречением про чай, написанным черными иероглифами, малюсенькие, словно игрушечные, чашечки без ручек. Алекс сказал ей, что заваривать улун лучше в таком чайнике. В этом было что-то от кукольного чаепития. Правда, кукольных чаепитий Тая не устраивала никогда.

Она сидела за столом, болтала ногами и грызла банановые чипсы. Алекс сосредоточенно жевал брусочки вяленой папайи. Сегодня вечером они были дома одни — у Туу-Тикки и Грена был концерт. Он начинался через полчаса, и Алекс снова собирался наладить трансляцию.

— Расскажи мне про Кая, — попросила Тая, наливая им по второй чашечке чая. — Он должен быть такой оранжевый? Чай? Я думала, он зеленый.

— Он улун, улуны при заварке такие. Все в порядке. Ну Кай. Собака Грена. Хотя это еще вопрос, кто чей. Эльфийская борзая. Ты его не помнишь? Он был тут в тот день, когда ты пришла.

Тая отрицательно помотала головой. Первый день она вообще не помнила. Только книжку про Вольху.

— Жил с нами, но как-то сам по себе. У моего друга, у Кима, есть собака, золотистый ретривер, он совсем другой. Ласковый, лижется, обожает играть с фрисби. А Кай — он такой строгий был, суровый. На сурков и кроликов охотился на холме. Но красивый, очень.

— А фотографии есть? — спросила Тая.

— Есть, — кивнул Алекс. — Я покажу. Мама вообще много фотографирует. У нее, наверное, гигабайты снимков в компе.

— Она фотографировала меня на Вирре, — вспомнила Тая. — И просто лошадей. Ты сможешь перекачать эти фото мне на компьютер?

— Запросто. Только твой включить надо. Или лучше я тебе покажу, где они на сервере лежат и ты сама перекачаешь, какие захочешь. А почему ты сама не фотографируешь? В телефоне есть камера. Я бы посмотрел на маму на коне.

Тая неопределенно пожала плечами, глотнула чай. Он немного остыл, стал крепче и таким нравился ей больше.

— Я еще не привыкла, — объяснила она. — Мама с папой много фотографировали. Мне нравилось печатать снимки.

— На принтере?

— Да нет! Мы на пленку снимали, там все по-другому. Нужна была темная комната, поэтому папа занавешивал окно одеялом и мы все делали ночью. Пленка вставлялась в фотоувеличитель, потом кадр проецировался на фотобумагу, его надо было кадрировать специальной рамкой. Потом надо было окунуть бумагу в проявитель, подержать там, но не передержать. Потом в закрепитель. Потом просто в воду. Потом снимки сохли и папа что-то делал с ними в глянцевателе. И обрезал лишние белые края.

— Снимки хоть цветные? — скептически спросил Алекс.

— Да нет, откуда? — удивилась Тая. — Цветные только в ателье делали, у меня был всего один цветной снимок, где я в желтом платье с рыбкой. Черно-белые. Я любила фотографироваться, пока была маленькая. А потом разлюбила.

— Я тоже фотографироваться не люблю, — кивнул Алекс. — А Грен любит, ему нравится. Я тебе покажу снимки с его ролевок, он там классный.

— Да он вообще классный, — согласилась Тая. — А почему ты зовешь Туу-Тикки мамой, только когда она не слышит?

Алекс покраснел и уставился в чашку.

— Не знаю, — буркнул он. — Это как-то по-детски. А мне пятнадцать в конце мая.

Тая внимательно посмотрела на него.

— Лерой и Оуэн до сих пор зовут их мамой и папой, хотя они уже взрослые, — сообщила она.

— От Оуэна шума до Луны, — Алекс сморщил нос. — Не представляю, как они тут все вместе жили. Ну то есть я фото видел и все такое, но не представляю. Тем более когда гости. Оуэн, наверное, везде лез. Пойдем, я трансляцию настрою.

Тая посмотрела на часы.

— Рано еще, — сказала она. — Начало в восемь, а сейчас только половина. И в прошлый раз вовремя не начали, опоздали.

— А, — махнул рукой Алекс, — всегда так. Я только один концерт помню, который вовремя начался, но он был на какой-то частной вечеринке, их туда пригласили. Клубные всегда с задержкой.

— Ты был на каком-нибудь концерте? — поинтересовалась Тая. — Или туда детей не пускают?

— Не детей, а тех, кому меньше шестнадцати, и не всегда, а только в клубы с алкоголем на вечерние выступления, — уточнил Алекс. — Был, конечно. У них прошлым летом было штук пять дневных концертов под открытым небом. Фолковые фестивали, ролевые конвенты, еще что-то… У Грена в прошлом году была игра по «Полым холмам», он Мирддина Эмриса отыгрывал, потому что с арфой. Он хотел маму позвать отыгрывать Игрейну, а она отказалась. Может, потом согласится еще.

— Это фильм такой?

— Нет, книга. Четыре книги. У мамы в кабинете есть. — Алекс допил чай. — Ты как хочешь, а я пойду повожусь с настройками.

— Я пока котов покормлю. Видишь, пришли уже.

Алекс погладил Киану и вышел из кухни.

Прежде чем начался концерт, Тая успела покормить котов и на скорую руку приготовить паста карбонара. Это оказалось просто — на кухне было полно книг с рецептами, а паста карбонара — это просто спагетти с соусом и чем угодно еще. Тая взяла креветки и сделала сливочный соус. Получилось с первого раза. Она разложила еду на тарелки и принесла их в гостиную. Протянула тарелку Алексу.

— Спасибо, — кивнул он. — Вот-вот начнут. Наверное, опять с «Мерлина на Урале», Грен почему-то очень любит эту песню.

— Вроде они в прошлый раз не пели, — неуверенно произнесла Тая, наматывая спагетти на вилку. Сесс сунул нос в ее тарелку, Тая зашипела на него. — Или они не каждый раз поют?

— Мама поет, но не всегда. Вкусно получилось. Я люблю креветки.

— Я тоже, — кивнула Тая, которая впервые попробовала креветки уже здесь. — О, я знаю эту песню. «Нету плаща, так довольно и шарфа…» Только оригинал на русском.

— Какая разница, — Алекс пожал плечами.

Они ели и слушали. Духи унесли опустевшие тарелки.

— О, а вот этого я не знаю, — сказал Алекс, когда Туу-Тикки пропела «Уж если ты разлюбишь, так теперь…»

— Это Шекспир, сонет восемьдесят, — Тая слышала эту песню в исполнении Никитиных, но музыка была другая. — Ты его на английском слышишь?

— И не понимаю половину. Такая архаика… О, это тоже на русском.

Тая послушала про ореховые заросли и пустые колыбели и кивнула.

— Ты русский знаешь? — спросила она.

— Неа, только пару слов. Понимаю, когда на нем говорят, и все. Давай посмотрим фотографии?

— А концерт?

— Ну смотреть-то его не обязательно, можно просто послушать.

Алекс вытащил откуда-то из-за дивана беспроводную мышь и развернул программу просмотра изображений.

— О, вот я, когда здесь оказался.

На снимке у Алекса были длинные волнистые волосы и угрюмый взгляд.

— Я потом постригся почти наголо. Терпеть не могу, когда у меня длинные волосы. Это дед считал, что скрипач должен выглядеть романтично.

— Мне нравится, — сказала Тая. — Но мужчина с волосами — очень странно. Я к Грену так и не привыкла еще. И Эшу с Дани. И у Лероя волосы до плеч…

— Ну вот они пусть так и ходят, а я не буду. И жарко летом. В прошлом году тут плюс сорок было.

— У нас тоже когда-то было, — кивнула Тая. — В Молдавии тепло.

— Тоже субтропики? — Алекс быстро перелистывал фотографии.

— Юг средней полосы.

— То есть снег зимой и все такое?

— Да. Но не каждую зиму. Позапрошлой зимой было так холодно, что даже озеро замерзло, я на коньках каталась, — Тая задумалась, принялась загибать пальцы. — Ты знаешь, а я каждую зиму снег помню. Тут его разве нет?

— Раз в сто лет. В последний раз был, говорят, в две тысячи пятом. Лежал целых два дня.

Тая рассмеялась. Алекс вывел на весь экран фотографию вальяжно лежащего Кая.

— Вот он, Кай.

— Какой-то он буланый. Или сиамский. И глаза зеленые.

— Ага. Ну то есть собаки бывают такой масти, но не борзые. А зеленые глаза — это вообще что-то. Но папа на него морок накидывал, он умеет, так что все видели просто салюки.

— А салюки — это кто?

Алекс нашел фотографию, показал.

— Персидская борзая, — объяснил он. — Самая древняя порода собак из выведенных человеком. Ну, так говорят.