Тая задумалась. Ужастиков она никогда не видела и даже не знала, что это такое.
— Собака Баскервиллей была страшная, — призналась она. — Я даже из дома выходила, так страшно она выла. Но мне тогда было девять лет.
— А сейчас тебе сколько?
— Тринадцать. Почти четырнадцать. Ты тоже из другого мира?
— Да, я с Марса, как и Грен.
— С Марса? — не поверила Тая.
— Да, из той ветки реальности, где освоили Солнечную систему. Относительно этой Земли, можно сказать, из будущего. Но я мало что помню. Мне было десять, когда Грен меня забрал.
— А я из прошлого, — понурилась Тая.
— Ну и что? Ты адаптируешься, мама с папой помогут. Оуэн тоже из прошлого. Это мой брат. Ты из какого года?
— Из тысяча девятьсот восемьдесят пятого.
— А он из начала пятидесятых, и отлично освоился. У тебя все получится, — пообещал Лерой. — В этом доме, с этими родителями — все, что ты только сможешь задумать. Они такие.
— Какие? — не удержалась Тая.
— Ну… — протянул Лерой. — Они все всегда понимают. Даже без слов иногда. И всегда во всем поддерживают. Защищают. И всегда на твоей стороне. Вот честно, у меня было время, когда я думал, что неправильный, негодный — ну, бывает у подростков. Они меня поддержали, объяснили, что я в порядке, просто ну вот такой. Немного не такой, как все, но это не плохо, а просто это я. Когда мне грустно, я всегда приезжаю сюда. Дом — самое лучшее место. У меня есть друзья, но родители все равно самые близкие мне люди. И у Оуэна, сколько я знаю, так же.
— А почему ты называешь их родителями? Мамой и папой? Они же тебе не родные.
Лерой отложил черно-розовую кукольную ванну и развернулся к Тае.
— Они мне ближе, чем родные. И любят меня больше, чем любили родные. Для родной мамы я был обузой, для отчима — лишним ртом, для бабушки и деда — результатом маминой глупости. А Грен и Туу-Тикки любят меня просто потому, что я есть. Такого, как есть. Они никогда не пытались меня переделать. Но всегда помогали стать лучше.
— А твой родной папа?
— Он погиб на войне, когда я еще не родился. Я его и не видел никогда.
— Грустно, — вздохнула Тая. — И ты их любишь — Грена и Туу-Тикки?
— Конечно.
Девочка снова вздохнула.
— Они ко мне хорошо относятся, — призналась она. — Заботятся. Но… я их не люблю. Я скучаю по маме и папе. Возвращаться не хочу, а скучаю.
— Не все же сразу, — качнул головой Лерой. — Ты ведь здесь совсем недавно.
— С позапрошлой пятницы.
— Всего десять дней. Чтобы любовь выросла, ей нужно время. Поверь, Туу-Тикки и Грен будут любить тебя больше, чем кровные родители. И всегда тебя защитят. Это важно. Очень важно, когда кто-то по-настоящему на твоей стороне. Тогда, что бы ни случилось, ты будешь чувствовать себя в безопасности.
========== Глава 18 ==========
Тая неуверенно посмотрела на психотерапевта — довольно молодую светловолосую женщину с короткой стрижкой. Одета женщина была не как врач — серые брюки, бирюзовый пуловер, какое-то украшение на шее.
— Добрый день, — сказала Туу-Тикки. — Тая, это доктор Сильвия Моретти. Доктор Моретти, это Тая Эккенер, моя приемная дочь.
— Здравствуйте, — буркнула Тая.
Ей было не по себе. В голове у Таи все крутились слова Туу-Тикки о том, что о волшебстве в доме Смерти и Возрождения лучше никому не рассказывать, и о Дороге — тоже. Ведь это обычный, неволшебный мир.
— Здравствуй, Тая, — голос у женщины был довольно низкий, напоминающий мурлыканье крупной кошки, но без какой-либо слащавости. — Ты согласна, если мы с тобой познакомимся здесь, рядом с твоей приёмной мамой, а потом пойдём поговорим ко мне в кабинет?
— Ну… да, — качнула головой Тая.
— Хорошо, — Сильвия кивнула в сторону обтянутой светлой искусственной кожей тахты. — Присядем?
Тая оглянулась, послушно села на тахту. Туу-Тикки села рядом. Тая нервно сжала в пальцах сумочку. Протянула пальцы ко рту, тут же опустила — теперь у нее был аккуратный темно-синий маникюр, его не хотелось портить.
— Миссис Шук сказала мне, что ты недавно приехала к ним из другой страны? Что ты жила там с твоими кровными родителями?
— Да, я жила в Молдавии, в Кишиневе, — сказала Тая.
— Там, где ты жила, ты училась в школе и занималась спортом?
— Училась. А спорт я бросила два года назад. Стала очень уставать и часто болеть.
О том, что под предлогом болезни она прогуливала школу, Тая говорить не стала.
— Ты когда-нибудь до этого занималась с психологом или психотерапевтом? Может быть, со школьным психологом?
— Нет. У нас не было школьного психолога, — покачала головой Тая. — Только в клинике. Но я не знаю, это был психолог или психиатр. Мы только один раз говорили.
— Тебе назначали тогда или, может быть, назначили сейчас какие-нибудь лекарства? Антидепрессанты, например?
— Тогда назначали ноотропил. И какие-то лекарства давали в клинике. Мне тогда было десять лет. Мне не говорили, какие таблетки дают и какие уколы делают. А сейчас мне назначили антидепрессанты. Сертралин и паксил.
— Ты их сейчас принимаешь так, как назначили?
— Да, — кивнула Тая. Сильвия была не страшная, и девочка немного расслабилась.
— Молодец, — одобрительно кивнула доктор. — Ты рассудительная и умная девочка. Теперь я расскажу немного о себе, чтобы было честно. А то только я задаю вопросы. Я психотерапевт, практикую уже одиннадцать лет. Работаю с подростками от двенадцати до восемнадцати. Чаще всего ко мне отправляют детей школьные психологи или приводят родители. Иногда — социальные работники. Поначалу всегда бывает сложно. Дети, с которыми плохо обращались, мало доверяют взрослым. Но я искренне хочу тебе помочь. И я очень рада, что твоя приёмная мама привела тебя ко мне.
Тая кивнула.
— Что мне надо будет делать? — спросила она.
— Мы будем делать упражнения. Или разговаривать. Сегодня — рисовать. Ты будешь рисовать и рассказывать мне историю. Миссис Шук, — Сильвия перевела взгляд на Туу, — во время сессий я делаю аудио-запись и специальные пометки в истории терапии. Эти записи никому, кроме меня, не доступны. Только по решению суда или требованию лечащего психиатра. У вас есть возражения против этого?
— Нет, никаких, — покачала головой Туу-Тикки. — Это ведь обычная практика.
— Я не умею рисовать, — пробормотала Тая.
— Да, но родители, бывает, возражают, — Сильвия вернулась к Тае. — Тогда нам пора в кабинет, — доктор улыбнулась. — Хочешь пить или в туалет?
— Нет, — Тая помотала головой и встала. Оглянулась на Туу-Тикки.
— Я буду ждать тебя здесь, — сказала та.
В кабинете, кроме стола и уютного дивана, весь центр занимал тёмно-зелёный ковёр с длинным толстым ворсом. Ещё там стояли два столика, один с рисовальными принадлежностями, второй — с мягкими игрушками.
— Сегодня у нас занятие на ковре, — Сильвия сделала приглашающий жест. — Располагайся. Сейчас я включу диктофон и принесу тебе бумагу и краски. Или, если хочешь, выбери сама. Вот там лежат планшеты, чтобы было удобнее.
— Я на столе, — Тая осторожно опустилась на ковер, погладила его. Потом подумала и все-таки взяла планшет. Прикрепила к нему лист бумаги и взяла карандаш — сначала простой, с полустертой розовой резиночкой на конце.
Сильвия включила диктофон, наговорила дату, имя пациентки и тему занятия. Вернулась к Тае.
— Сегодня мы всё ещё знакомимся, — начала доктор. — Расскажешь мне историю? Представь себе, что ты дерево — с корнями, кроной и листвой. Нарисуй это дерево. Расскажи мне, что это за дерево, большое или маленькое, листья у него или иголки, сколько у него веток, есть ли у него корни.
— Я каштан, — сказала Тая, начиная рисовать. — У меня серый ствол и листья как ладонь, очень красивые. Я… — она покусала карандаш, — высокий каштан. С длинными ветками. У меня на ветке есть гнездо горлицы. Она кричит по утрам. И сбрасывает скорлупки от яиц мне под корни, когда выводятся птенцы. — Тая нарисовала ствол и ветви каштана и горлицу на ветке. — Весной я цвету, такими белыми цветами, у которых желтые и красные серединки. И очень не люблю, когда мои цветы обрывают, но это все равно делают. А осенью с меня сыплются плоды.