Марина широко заулыбалась и поблагодарила ее. Все-таки Светлана, несмотря на все их прошлые конфликты, оказалась замечательным руководителем и хорошим человеком. Уже одно это стоило того, чтобы и дальше работать в «Шарме». И Марина осознала, что часть ее все же очень хочет остаться на этой работе.

По дороге домой Марина зашла в торговый центр и купила себе в одном из «островков» мягкого мороженого в хрустящем вафельном рожке. Ни в Мурманске, ни, тем более, в поселке при птичьем заповеднике она не встречала такого.

Складывая кошелек обратно в сумочку, она провела пальцами по гладкой бежевой коже, из которой та была сшита. Марина купила ее вскоре после того, как устроилась в «Шарм», как и много других красивых и дорогих безделиц — чтобы соответствовать. Тогда она смеялась над всем этим лоском, теперь же понимала, что каких-то вещей ей будет определенно недоставать. Конечно, и эту сумочку, и кое-что из одежды она возьмет с собой. Вот только пригодятся ли они в глухомани на Севере — неизвестно.

Артем позвонил через день — в субботу. Они, как всегда, болтали о всякой ерунде, а Марина курила и слушала, как бешено колотится ее сердце. В голове она уже прокрутила миллион вариантов, как могла бы сообщить ему о своем решении. И, конечно, ни один ей не нравился.

— Тёма… — начала она, намеренно назвав его уменьшительным именем, что делала очень редко, — я тут опять совершила одну непредвиденную глупость.

— Какую? — еще явно ничего не подозревая, поинтересовался он.

— Я написала заявление на увольнение. И купила билеты до Мурманска. — Марина замолчала, ожидая его реакции. Он ничего не говорил. Пришлось продолжить свои откровения: — Я хочу к тебе приехать.

— В гости? — осторожно поинтересовался Артем.

— Насовсем, — со вздохом призналась она.

— Зачем? — едва слышно спросил он, и Марина даже не сумела понять, какие в его голосе были интонации.

— Затем, что я люблю тебя и хочу быть с тобой, — решительно заявила она. Когда-то это все же должно было прозвучать.

Артем молчал долго. Марине послышалось, как щелкнула зажигалка, а потом с долгим вдохом он явно сделал затяжку. И наконец произнес уверенно и твердо:

— Когда у тебя самолет? Я тебя встречу.

Самым сложным — даже куда сложнее, чем сообщить Артему о своих намерениях — оказалось собрать вещи. Точнее, даже попросту определиться, что брать с собой, а что нет. Будь у Марины возможность, она бы увезла всю квартиру — в прямом смысле, даже стены бы перетащила. Увы, такие желания были уже за гранью фантастики, и приходилось довольствоваться малым. Все вещи казались очень нужными и жизненно важными. Особенно посудомоечная машина. Или пылесос. Или утюг. Или миксер. Или утюжок для выпрямления волос — вещь почти совершенно необходимая и негромоздкая. Если не складывать ее в сумку вместе с почти так же необходимой плойкой (для завивки волос), феном (с кучей насадок, которыми хоть и не приходилось пользоваться, но вдруг?), эпилятором (без него уж точно никак!), маникюрным набором — почти новым (ведь маникюр в салоне больше не получится делать) и еще кучей косметических средств — потому что тогда сумка переставала застегиваться и становилась невероятно тяжелой. Об одежде и вовсе нечего было говорить. Вдруг будет холодно? А вдруг жарко? А вдруг ей понадобится что-то нарядное? Или нарядное, но не слишком вычурное? А, может, вообще потребуется чайный набор на шесть персон, который мама подарила Марине на ее двадцать третий день рождения и который она никогда не открывала, разместив цветастую коробку с ним сверху на посудном шкафу?

За неделю с небольшим Марина извелась, по сто раз собирая и разбирая чемоданы. Вытаскивая вещи из шкафов — даже те, о существовании которых давно забыла, но которые вдруг приобрели особую значимость — а потом складывая их обратно. В итоге она плотно набила свой походный рюкзак, два чемодана и спортивную сумку — все, что имелось в доме пригодного для перевозки вещей на большие расстояния — и успокоилась. Сейчас на Кольском было лето, и хотя Артем утверждал, что на особо жаркие дни рассчитывать не придется, это облегчало задачу — слишком объемных и теплых вещей брать с собой не требовалось. А ближе к зиме Марина съездит в Питер и возьмет все необходимое.

…Или просто вернется обратно домой.

К тому времени может случиться все, угодно. Но гадать сейчас совершенно не хотелось.

Еще один сложный шаг, который непременно надо было сделать — рассказать обо всем маме. Марина и так очень долго скрывала от нее отношения с Артемом. И, если раньше этому еще можно было найти логические объяснения, то теперь, когда она уезжала из родного города за сотни километров, возможно, навсегда, скрывать было до сумасшествия глупо.

И теперь Марина поняла, что разговор с Артемом и сбор вещей были ерундой по сравнению с признанием маме. Она набрала ей за несколько дней до отъезда, коря себя за то, что и без того тянула слишком долго.

— Я уволилась с работы и уезжаю на Север, на Кольский полуостров, — выпалила она сразу после приветствий и любимого маминого вопроса «Как дела?».

Мама надолго замолчала, а потом вдруг осторожно поинтересовалась:

— Маришечка, ты уезжаешь к мужчине?

Марина открыла рот, не сразу сумев найти слова. Как мама могла догадаться об этом так быстро, она не понимала.

— Да… — ответила Марина, лихорадочно прокручивая в голове все обнадеживающие и успокаивающие слова, какие только сумела придумать за все время, что готовилась к этому разговору.

— Ну, и слава богу! — облегченно выдохнула мама. — Давно пора.

Марина лишилась дара речи.

— То есть, ты вот так запросто благословляешь меня на жизнь с каким-то мужчиной, о котором даже ничего никогда не слышала? — возмутилась она, когда немного пришла в себя. — И тебя не смущает даже то, что я все тут бросаю и еду к черту на рога?

— Как его зовут? — спокойно спросила мама.

— Кого? — не поняла Марина. — Черта?

— Да нет же! — Мама рассмеялась. — Твоего мужчину.

— Артем, — ответила Марина, боясь даже представить, какой ненормальной она сейчас выглядит со стороны.

— Хорошее имя. Он красивый? — поинтересовалась мама.

Это был очень скользкий вопрос! И почему начинать нужно было именно с него?

— Он очень добрый, чуткий и искренний, — сказала Марина.

— Это же самое главное! — По голосу мамы она поняла, что та улыбается. — Ты уже большая девочка. И умная. Нет, умной ты у меня всегда была, но вот опыта в жизни у тебя было маловато. Но так со всеми бывает, и это проходит с возрастом. И с молодостью.

— Мама! Ты мне на старость пеняешь? — снова возмутилась Марина. На сей раз, уже в шутку.

— Ну что ты, Маришечка! — рассмеялась та. — Ты всегда будешь для меня моей малышкой! Но время идет, все меняется. Когда я приезжала в январе к тебе в гости, я уже тогда поняла, что у тебя кто-то появился. И совсем не Саша, с которым вы столько лет друг другу голову морочили. Когда женщина влюблена, и когда она любима — это видно. Особенно, если эта женщина — твоя дочь! Я очень рада, что все у вас сложилось в итоге!

Марина нащупала ногой табуретку и осторожно опустилась на нее, придерживаясь свободной рукой за кухонный стол. Даже сигарету, которую она закурила перед звонком маме, пришлось затушить — а то мало ли…

В январе Марина еще сама не отдавала себе отчет, что влюблена. И ни о каких отношениях с Артемом на тот момент не могло идти и речи. Их общение даже телефонным романом ни с какой натяжкой нельзя было назвать! А мама, оказывается, уже тогда все откуда-то знала!

— Расскажи мне хоть немного о свое Артеме, — попросила она.

— Бывший военный… десантник, служил в «горячих точках», — выдавила Марина, борясь с едва шевелящимся языком. — Сейчас работает на маяке в птичьем заповеднике.

— Ой, как романтично! — восхитилась мама. — Я в юности всегда мечтала о военном, чтобы он был героем, а я моталась с ним по гарнизонам. Ну да среди девиц тогда вообще модно было о таком мечтать. А вышла замуж за научного работника, твоего папу. Правда, уехать с ним, как ты говоришь, к черту на рога, все-таки пришлось.