− Тогда зачем ты сюда пришла? − уже раздраженно прошипел он.

− Белые маги попросили, − бесхитростно ответствовала я. − Сказали, что ты уничтожаешь этот мир своим колдовством, и только я могу его спасти, убив тебя.

Колдун снисходительно усмехнулся и с какой-то горечью прочитал строки стихов:

− Ты не всякому слову

верь,

Ведь за лестью можно скрыть

яд.

Ты не в каждую стучись

дверь

За порогом может ждать

ад.

А потом развернулся и пошел прочь.

У меня во время его чтения отвисла челюсть, что и помешало мне членораздельно выразить свои мысли по поводу происходящего. Посему, колдун получил эксклюзивную возможность услышать доносящееся из-за спины мое недоуменное:

− А-а-а….

− Что еще?! − зарычал он оборачиваясь.

− А-а-а…, а откуда ты знаешь эти стихи? − героически собрав волю в один кулак, а эмоции − в другой, выдавила я.

− Читала бы с мое − тоже бы знала, − съехидничал колдун, так и не поняв в чем же истинная причина столь бурной заинтересованности с моей стороны.

− В том-то и проблема, что знаю! − оскорбившись его высказыванием, уже нахально заявила я. − Знаю, потому, что сама их писала! Это мои стихи!

Удивляться тому, как в этот мир попали строки, которые и в моем-то, кроме меня, всего пара человек читала, я перестала довольно быстро. Здесь чего только не понаглядишься! Но вот предъявить претензии по поводу авторских прав все же не поленилась.

У колдуна от такого заявления челюсть отвисла еще ниже, чем у меня пару минуть назад.

− Врешь, − растерянно сказал он.

− Проверим? − азартно предложила я и продолжила начатое им стихотворение:

− Оглянись: вокруг — лишь жестокий

мир,

Здесь смешно звучит слово

честь,

Здесь лжецов и предателей

пир,

И свята для них кровная

месть.

Они выстроят сотни

плах.

На одной из них будешь

ты.

И, смотря на полет

птах,

Окунешься в свои

сны.

Ты закроешь глаза

на миг

И покинешь сей мир

навек.

И мелькнувший солнца

блик

Тебе даст последний

совет:

Пусть никто не увидит

боль

И никто не почует

страх.

Как всегда, ты сыграешь

роль,

Лишь слезу осушит руки

взмах.

Колдун побледнел.

Потом мы еще долго, строчка за строчкой, четверостишие за четверостишием, хором и по очереди перебирали по памяти мои стихотворения.

Как выяснилось, с его-то знаниями моего творчества, колдун бы запросто мог выпустить полный сборник того рифмованного бреда, который накопился у меня за долгие годы романтических размышлений. Под конец в ход пошли не только стихотворения, но и наиболее удачные афоризмы и философские мысли, оформленные в виде коротких высказываний и прочие плоды моего больного сознания. Притом, чародей произносил все с таким благоговением, с каким декламируют цитаты из библии особо рьяные верующие. Я даже зарделась от гордости за себя, талантливую.

− А откуда у тебя это все? − осторожно поинтересовалась я.

Вконец расстроенный и расчувствовавшийся колдун бросил короткое:

− Не важно.

И, резко развернувшись, целенаправленно утопал прочь из залы, напоследок выразительно хлопнув дверью.

Облегченно выдохнувший Луцифарио, утер пот со лба и отправился вслед за хозяином, оставив после себя на полу приличную кучку обгрызенных ногтей.

Я огляделась. Потолок водрузился на место, а вот двери, через которую мы вошли в зал, к великому моему огорчению, не наблюдалось. Пришлось взять курс на единственное обнаруженное входно-выходное отверстие, через которое только что удалились из помещения колдун и демон.

За дверью моему взору явил себя длинный коридор — опять-таки без окон, зато с неимоверным количеством дверей, оборудованный развешанным по стенам оружием причудливых форм и неизвестного мне назначения и картинами преимущественно с изображением разнопородных магических существ. Среди персонажей, воспетых творческой мыслью и кистью художника, мною были опознаны: драконы, демоны, гарпии, волкодлаки, упыри, циклопы, горгульи, зомби, привидения, кентавры, минотавры, грифоны, гоблины, единороги. Остальные обнаруженные создания ни под одну из известных мне классификаций не подпадали.

Немного походив взад-вперед и поразмыслив, я решила заглядывать во все двери наудачу. Авось, куда-нибудь да выведут. Может даже на волю.

За первой дверью обнаружилась огромная комната, заставленная книжными стеллажами высотой от пола до потолка. Я решила, что через библиотеку выход на улицу не прорубают, и закрыла дверь обратно.

Следующая комната была уставлена, увешана, утыкана и попросту забросана разнообразным оружием, среди которого выделялись образцы куда причудливей тех, что украшали стены коридора.

Заглянув в третью комнату, я закашлялась от наполнявших ее едких ароматов. Полки, тумбочки и шкафы здесь были уставлены плотными рядами склянок, горшочков, мешочков самых фантастических форм и пугающего содержимого: от мутно-зеленых побулькивающих жидкостей до забальзамированных внутренностей боюсь даже предположить кого. Но подозреваю, что создания, виденные мною на картинах в коридоре, запечатлены там не столько для красоты, сколько в знак памяти и скорби по скоропостижно пожертвовавшим себя на благо чародейских опытов существам. В центре комнаты водружена была трубочно-баночно-бутылочно-кастрюльно-спиральная конструкция, чем-то отдаленно смахивающая на самогонный аппарат.

Через щелочку следующей приоткрытой двери я разглядела довольно уютную небольшую комнату, освещаемую рыжим игривым пламенем, мерно потрескивающим в камине. Кресло с резной спинкой стояло на цветном ковре с высоким пушистым ворсом, покрывающем пол комнаты, и было развернуто так, чтобы сидящий мог любоваться пляшущими язычками огня (то есть, лицом к камину, спиной — ко входу, то бишь ко мне).

Прямо на ковре посреди комнаты с безвольно опущенными плечами и уроненной на грудь головой сидел колдун. На коленях у него лежала какая-то книга, от которой он не отводил глаз, тихонько шептал ей что-то, ласково гладил руками страницы… Словно перед ним были не переплетенные листы бумаги, а любимая женщина…

Я замерла в проеме, по уже вошедшему в привычку в этом мире обычаю, разинув рот. Кто знает, как долго я могла бы изображать немое изваяние застывшего изумления, если бы у меня над ухом не послышалось тихое деликатное покашливание. Я обернулась, прикрыв рот для приличия. Сзади меня со смущенным видом завис в воздухе Луцифарио.

− Может, чайку попьем? − заискивающе предложил он. − Я тут пирожков горячих напек с разными начинками.

− Конечно! − я даже просияла от счастья. Пальцев одной руки запросто хватит для того, чтобы счесть те случаи в моей жизни, когда я добровольно отказывалась от предлагаемой мне пищи. Счесть-то можно, а вот вспоминать не хочется ввиду их наиредчайшей тошнотворности.

Пройдя не один десяток дверей и коридоров, которые напрочь уничтожили мои и без того слабые представления о расположении помещений замка, мы очутились в маленькой темной комнатке. Демон хлопнул лапами, и фитильки свечей на торчащих из стен подсвечниках заполыхали веселыми приветливыми огоньками, залив комнату теплым мягким светом. Посреди помещения располагался небольшой покрытый белой кружевной скатертью стол, с двумя стоящими напротив друг друга креслами. Одно из них галантно выдвинул передо мной Луцифарио, приглашая сесть.

− Подожди немного, я быстро. Только за пирожками и чаем слетаю, − попросил демон.

Вернулся он действительно скоро, неся в каждой лапе по подносу. На одном аккуратненько были выставлены чайник, чашки на блюдечках, сахарница и две ложечки. На другом, громадном, теснились тарелки с румяными ароматными пирожками. Я бросилась помочь Луцифарио с водружением всего этого на стол и, не удержавшись, прыснула от смеха, обнаружив на нем старательно завязанный бантиками на шее и за спиной цветастый передник с кружавчиками.