Как-то к нему подошел Торкель:

– Мой господин, вы и все мы должны забыть об этом. И худшие дела делались лучшими людьми.

– Я знаю, – сказал он, – но никто из вас не виноват. Это я должен нести за это ответ, и только Бог знает, как страшно то, что я сделал.

Он плохо спал, его посещали дурные сны, и долгое время он не искал утешения у Эдит. Она лежала рядом с ним ночью, напряженная, слишком гордая, для того чтобы его обнять, и слишком надменная, чтобы заметить его страдания. И вот, спустя три недели после похорон Ульфа, когда он на дворе разбирал жалобы, слушал управляющих, через ворота въехал одинокий всадник. Это был Кнут Карлсон.

Вальтеоф смотрел на него и не знал, что сказать. Несколько человек, включая Торкеля, подошли и встали рядом, думая, что Кнут замышляет злое. Но только один взгляд на бледное, несчастное лицо Кнута развеивал все подозрения. Он спешился и подошел к графу. Довольно долго они молча смотрели друг на друга. Кнут заговорил первым:

– Думаю, мой господин, ты винишь себя больше, чем надо.

Вальтеоф махнул своим людям, чтобы они оставили их одних.

– У тебя есть причины меня ненавидеть. Кнут вздохнул:

– Я давно говорил тебе, что вражда мне не по душе. Но Магнус сам стремился к своей смерти, отдавая себе в этом отчет, и другие тоже.

Вальтеоф сел.

– А ты что же?

– Я? – Кнут неожиданно улыбнулся. – Я сделаю то, что должен был давно сделать. Я ухожу в монастырь Линдисфарне, там я приму постриг.

Вальтеоф уставился на свои руки.

– Христос велит нам молиться за своих врагов. Молись за меня иногда, если сможешь.

Последний из сыновей Карла сел рядом с ним.

– Я знаю тебя, граф Вальтеоф, и я знаю, что с тобой сейчас происходит. Поэтому я и приехал. Ты мне не враг – ты наказал нас за разграбление твоей земли и за то, что мы сделали с твоим человеком, хотя видит Бог, я пытался их остановить.

– Я знаю, Ульф говорил мне перед смертью. Кнут вздохнул:

– За все, что случилось, я проведу остаток моих дней в молитве и покаянии, и я хотел повидать тебя перед тем, как отрину этот мир для того, чтобы сказать тебе, что все кончилось.

– Кончилось! – повторил Вальтеоф и вздрогнул. – Наши деды начали это, но достаточно уже пролилось крови для того, чтобы все кончилось.

Кнут встал.

– Я должен идти. Я хочу добраться до Пикеринга к ночи. – Он протянул руку, и Вальтеоф пожал ее.

После того, как ушел Кнут, он еще долго сидел за столом, заваленным бумагами. Но вскоре он позвал Торкеля и приказал ему приготовить всех к отъезду как можно скорее. Мантия Сиварда становилась слишком тяжела, и его внезапно потянуло домой, в Рихолл. Только там, среди знакомых лесов и полей, у маленькой речки, может он снова обрести покой.

В апрельский день 1075 года король Англии, энергично шагая, в сопровождении только Ричарда де Руля, вошел в свой кабинет в Винчестерском дворце. Страдая склонностью к полноте, он теперь чаще обычного занимался физическими упражнениями и охотой.

Архиепископ Кентерберийский, сидя за столом, что-то писал. Сейчас ему было около семидесяти, седые волосы ниспадали на величественный лоб, но он все так же прямо держался и был столь же бдителен, как и раньше, его острый ум принимал участие во всех делах, равно как церковных, так и государственных, так как он был первый человек после короля в Англии.

Вильгельм рухнул в кресло.

– Олень, – сообщил он, – самое прекрасное Божие творение.

Ланфранк взглянул на него, слегка улыбаясь.

– Поэтому, сын мой, вы охотились с такой страстью?

– Поэтому? – Вильгельм выпрямился и напряг мускулы. – Потому что мужчина рожден для охоты. У нас есть инстинкт. Зачем Бог дал нам этот инстинкт, если Он не хочет, чтобы мы его использовали?

– Я не буду спорить с вами, но вряд ли именем Бога стоит освящать охоту, – рассмеялся Ланфранк.

Улыбка Вильгельма стала еще шире, когда он поймал взгляд Ричарда.

– Возможно, не все наши инстинкты хороши, а? Но теперь никто не причинит вреда моим красавцам, они будут свободно бродить в моих лесах. Я принес тебе олененка, мой господин. По ошибке я подстрелил самку, и я не мог оставить малыша подвывать в одиночестве и привез в седле сюда. Я намеревался преподнести его вам.

– Мне? Зачем? Что я буду с ним делать? – спросил изумленный архиепископ.

– Ну, ты можешь велеть кому-нибудь из кухарок вскармливать его, пока он не убежит в твои кентерберийские леса, или убей его и позволь, наконец, твоим монахам попировать. Ты слишком с ними суров, а пост уже кончился.

Ланфранк отложил перо.

– Я вижу, у вас сегодня игривое настроение. Что вас так развеселило?

Вильгельм кивнул в сторону стола, где стояли бокалы, и Ричард наполнил для него один.

– Я еще не настолько стар, чтобы моя кровь не начинала бродить, когда приходит весна, и завтра я вернусь в Нормандию, к моей королеве, которую я не видел со дня Всех Святых. Бог знает, на моих границах засуетились враги, но зато, кажется, здесь все спокойно и я могу свободно уехать с большей частью моей армии.

Ланфранк внимательно посмотрел на короля.

– Я думаю, господин мой Вильгельм, что Нормандия – это ваш дом, а Англия – нет. Конечно, вы можете ехать с легким сердцем. На севере спокойно благодаря епископу Валькеру и графу Вальтеофу, и нет других осложнений, но есть небольшое дело, которое требует вашего внимания. Это касается Роджера Фиц Осборна.

– Роджер? Я думал, что он пришел в себя, после того как вы вынуждены были отлучить его от причастия. Разве его раскаяние не было искренним?

– Полагаю, что оно было искренним, поэтому я снова допустил его к Святым Тайнам. Но он – сумасброд и нуждается в узде.

– Он не похож на своего отца, – рассеянно сказал король. – Мой кузен даже в юности не был таким остолопом, как Роджер. Я думал, он осознает значение своего титула и своих новых земель. Что он натворил на этот раз?

– Рад сказать, что ничего. Но это касается его сестры, леди Эммы. Он хочет выдать ее за Ральфа Норфолка.

Вильгельм приподнял бровь:

– Моего конюшего? Я и не знал, что они общаются?

– Они часто встречались за последний год. Ими движет не столько чувство, сколько стремление к власти и почетному месту при дворе.

– Я не разрешу этот брак. Не собираюсь поощрять амбиции в своих баронах.

Ланфранк посмотрел на свои руки:

– С другой стороны, сын мой, разреши его, и тогда ты убьешь сразу двух зайцев. Леди Эмма – девушка с характером: или она успокоит Норфолка, или подвигнет на опрометчивый поступок, который легко будет пресечь, или если они замышляют какое-нибудь зло, это объединение его ускорит, и мы сможем быстро его расстроить.

Вильгельм хохотнул.

– Как всегда, вы правы. Вы быстро доходите до сути дела. Очень хорошо, напишите Роджеру об одобрении брака, но и велите ему быть посерьезнее. Сообщите, что даже из любви к его отцу я не пощажу его, если он посмеет против меня пойти, – Затем он посмотрел на де Руля: – Ну, друг мой, я не буду заставлять тебя ехать в Нормандию, если ты не хочешь, наверное, тебе нужно присмотреть за своими землями. Ты не был в Дипинге с прошлого года.

– Спасибо, сир, – с готовностью ответил Ричард. – Я бы поехал туда, если вы можете меня отпустить.

Вильгельм мгновение смотрел на него задумчиво.

– Пришло время поговорить о твоей женитьбе, чтобы ты имел жену в своем доме. При дворе есть дюжина девушек, которых я мог бы тебе предложить.

Ричард опустил голову.

– Я благодарен вам за заботу, сир. Действительно, я подумываю об этом. Возможно, когда вы вернетесь…

– И снова инстинкт, – улыбнулся Вильгельм. – Весна бродит в крови, а? Хорошо, мы обсудим это, когда я вернусь. Ты должен иметь полную ребятишек детскую, так же, как и я, хотя мои, кажется, для детской уже не подходят, так как дерутся весь день напролет. Я никогда не видывал таких бандитов, и только святые знают, что с ними будет, когда они вырастут, а я умру. – Поднявшись, он позвал пажа. – Я оставляю все в твоих руках, архиепископ. Здесь будут Ричард, де Варенн и мои братья Одо и Мортейн в твоем распоряжении. Что до тебя, Ричард, подумай о сватовстве и передай привет моей племяннице. Вели ей родить крепкого парня, чтобы было кому управлять ее землями. – И с этими словами, в самом веселом расположении духа, он оставил смеющихся архиепископа и де Руля.