– Поднимайся, – скомандовал он, – и встань у кровати. Оти! – Слуга вышел из сумрака:

– Да, господин.

– Где боевой топор? Принеси его.

Оти вложил оружие в руки господина. Топор был трех футов в длину, рукоять из полированного дуба, инкрустирована серебром. Начищенное топорище сияло. Он был тяжел, и Сивард, удивляясь своей слабости, вынужден был положить его на шкуру. Он погладил топор, думая о том, чьи руки сжимали его в последний раз.

– Сын мой, – наконец сказал граф, – этот топор принадлежал твоему брату. Он носил его с честью. Теперь он твой. Носи его так, как носил он. – Он с трудом поднял оружие и передал его в руки сына. Тяжесть топора заставила мальчика отступить на шаг, но он крепко ухватился за рукоять, и глазки его засияли.

– Хорошо, отец. Я хочу, чтобы Бог поскорее сделал меня мужчиной.

– Ты вырастешь, – слабая улыбка промелькнула на лице Сиварда. Он думал о том же. – Когда-то я хотел посвятить тебя Святой Церкви, то теперь уже нет. Ты – последний в моем роде.

У Вальтеофа задрожали губы.

– Я не вернусь в Кройланд? Монахи так добры и…

– Ты вернешься ненадолго, – прервал его умирающий граф, зная, как мало времени ему осталось. – Учи, что можешь, – они хорошие учителя, наши святые отцы, а аббат Ульфитцель лучше многих, но они не оденут тебя в рясу. Король Эдуард будет твоим опекуном. Оти!

– Да, господин.

– Служи ему, как мне служил. Учи его пользоваться оружием, ловить рыбу, бороться и бегать. Он рожден для высокого положения, я хочу, чтобы он знал все, что необходимо владыке и воину.

– Не беспокойтесь, – ответил Оти, – Разве я не служил вам двадцать лет, зная каждую вашу мысль!

Казалось, графу стало легче, когда ему под голову подложили еще подушку. Сын был рядом, и он остался доволен тем, что видел. На него снизошел покой.

Утром граф причастился Святых Даров. Он лежал с закрытыми глазами, пока духовник совершал помазание, и открыл рот для того, чтобы в последний раз принять Тело Христово. Вальтеоф стоял на коленях у кровати, исполненный любви к отцу, и осознавая торжественность момента. Ему казалось невозможным, что этот великий человек, который постоянно занимал его мысли, может умереть. И он не мог заставить себя думать о завтрашнем дне и одиночестве, которое он ему принесет. Все было тихо до тех пор, пока Сивард, почувствовав приближение смерти, не издал вдруг сильный крик.

– Оти, принеси мои доспехи, мой шлем, мое оружие, – и медленно начал поднимать свое бренное тело с кровати. Слуги, привыкшие к повиновению, подбежали к нему. Сначала они пытались заставить его вернуться в постель, но граф отмахнулся от них, как от надоедливых насекомых. Он приказал одеть себя в короткую тунику, обшитую металлическими пластинами, мантию ярла, отделанную и украшенную, как приличествует его положению, повелел надеть на его буйные седые волосы шлем. Оперевшись о боевой топор, он стоял, покачиваясь – великан, внушавший страх врагам, даже самым яростным. Вальтеоф смотрел на него широко открытыми глазами, слишком испуганный, чтобы двигаться. Бдительный Оти стоял рядом с графом, готовый поддержать его, если понадобится. Вдруг старик оглядел всех своих домашних и разразился победоносным смехом, сверкая глазами.

– Я не умру в постели, – проговорил он, стуча зубами, – не умру на спине, как большая корова. Я умру на ногах, как подобает воину, во всеоружии. – Он увидел побелевшее от ужаса лицо сына. – Вальтеоф! Вальтеоф сын Сиварда, носи мое имя с честью. Мои друзья – твои друзья. Мои враги – твои враги. Когда сменишь меня, делай все так, чтобы не было пятна на нашем белом, как лебединое перо, щите, и тогда бог соединит нас. – Он закачался, но когда Оти дотронулся до него, граф отбросил его руки. Ребенку показалось, что его отец снова стал старым Сивардом – могучим человеком, непобедимым викингом, похожим на языческого бога. Эта сцена так поразила его, что он никогда ее не забывал. Все это длилось чуть больше мгновенья, последняя борьба, затем граф поднял руку, чтобы перекреститься. Топор упал на землю, и он повалился вперед, угрожая раздавить сына своим огромным телом. Вальтеоф пронзительно закричал, и все бросились, чтобы подхватить господина.

Его уложили на кровать, сняв шлем с его головы и скрестив меч и топор на его груди. Подошел священник, чтобы закрыть его глаза, и начал читать отходную, и в этот момент Вальтеоф окончательно осознал уход своего отца. Теперь он остался один, без отца, без матери, без брата; рыдая, он кинулся к Оти Гримкельсону.

Ранней осенью 1066 года от Рождества Христова Вальтеоф Сын Сиварда, ставший в минувшем году графом Хантингтона и Нортемптона, ехал на юг навестить своего кузена Леофвайна. Саксонский лагерь в Дауне был спокоен, и только несколько человек стояло на страже.

В первое же утро Леофвайн повел его на охоту в лес недалеко от маленького городка Дувра. Солнце ярко светило, и его косые лучи проникали сквозь листву толстых дубов и бронзовых буков. Вальтеоф глубоко и с удовольствием втянул живительный воздух и рассмеялся.

– Прекрасное утро, – заявил он, и граф Леофвайн кивнул. Глаза его были прикованы к траве.

– Держу пари – в этих кустах боров. Подними его, – он подозвал собак, которые рычали и обнюхивали группку ольховых деревьев в конце полянки. Затем вдруг раздался визг, шум, из укрытия выскочил кабан и бросился вперед через кустарник.

Вальтеоф издал пронзительный крик и встал прямо перед испуганным зверем. Он с размаху бросил в зверя копье, которое попало кабану в заднюю ногу, и тот кинулся, визжа, в кустарник.

– Стой там, – крикнул Леофвайн. Несмотря на то, что ему было около сорока, он был так же проворен, как и его юный кузен. Сжимая оружие, он обежал полянку и подкрался к кустам. – Я нападу сбоку и выгоню его оттуда. – Вальтеоф, схватив другое копье у слуги, начал продвигаться к звериному логову.

– Осторожно, господин, – спокойно сказал Оти Гримкельсон. – Зверь сейчас взбешен.

– Я знаю, это прибавляет остроты погоне, – и он замахал Оти, чтобы тот не подходил.

Он знал, что поступает безрассудно, но думал, что его бросок сделал зверя беспомощным и тот запутается в кустах. И вдруг увидел согнувшегося борова, сломанное копье, острие которого торчало в ноге зверя. Боров наклонил голову, напрягся и бросился вперед. Все произошло настолько стремительно, что Вальтеоф оказался застигнутым врасплох. Он отпрянул в сторону, почувствовав, как клык вспорол кожу на ноге, и, направив копье, кинул его прямо в спину борова. Взбешенный зверь закрутился, последний раз хрюкнул и упал. Оти подошел к своему господину и остановился, смотря на борова и кровоточащую ногу Вальтеофа.

– Это глупо, – сказал он спокойно. Возбужденный и довольный Вальтеоф высвободил копье, и тут в кусты ворвался Леофвайн.

– Оти прав, ты должен был подождать. Но ты здорово его уложил. Ты ранен?

– Ерунда, – равнодушно сказал молодой граф, смотря, как Оти, стоя на коленях, стирает кровь с его ноги.

Леофвайн позвал собак, которые жадно обнюхивали тушу зверя. Какой-то щенок запустил зубы в тушу.

– Фу! Фу! Святой боже, разве я не учил тебя, Борс? Он схватил пса за загривок и отшвырнул в сторону. Сука, более послушная, села, преданно смотря на своего хозяина, потрепавшего ее с одобрением. Борс, протестующе повизгивая, понуро отошел к Вальтеофу. Граф Леофвайн рассмеялся.

– Вы – недисциплинированная парочка. Я подарю его тебе, Вальтеоф, и вы вместе будете учиться осторожности.

Он подозвал двух людей, и в несколько мгновений они привязали борова за ноги к палке и водрузили на плечи.

– Я съем его на обед… – Он потрепал Вальтеофа по плечу. – Хотя я и дразню тебя, ты становишься хорошим охотником и ловко обращаешься с копьем. Если Оти так же хорошо научил тебя обращаться с топором, нормандцам лучше поостеречься, если они соберутся переплыть через море.