– Обучении?
– Да, – Вильгельм продолжал улыбаться. – Я стараюсь научиться вашему языку, друг мой. В настоящий момент я должен был бы быть у очень хорошего монаха, который старается научить меня, но, должен признаться, что все время прогуливаю. Мне кажется невероятно сложным ходить в школу в моем возрасте.
Вальтеоф рассмеялся, покачав головой:
– Боюсь, наш язык не из легких. – Вильгельм никогда не устает удивлять, подумал граф, он может говорить очень серьезно о вещах, совершенно чудных.
Удовлетворенный работой, Вильгельм взял его под руку и отвел в сторону, сказав ему без предисловий и предупреждений, что собирается связать себя с графом более тесными узами. Вальтеоф почувствовал холодок. Вильгельм собирается предложить ему невесту, предположил граф, и на этот раз он не посмеет отказаться. Он не стал бы огорчать человека, который сохранил ему жизнь, но он поклялся не брать другой жены, кроме Эдит, и ту клятву он не должен нарушать, чего бы это не стоило. Он посмотрел на короля.
– Этим летом вы не причиняли нам беспокойств, – сказал Вильгельм, – и вы доказали мне, что война между нами окончена. Теперь я покажу вам, что умею быть щедрым. Она будет вашей.
Вальтеоф не знал, что сказать и что делать. Это было настолько неожиданно, и он не был уверен, что не ослышался, что Вильгельм сказал именно то, что он, Вальтеоф, мечтал услышать. И король повторил:
– Эдит – ваша. Арнульф Фландрский болен, так что эти планы ни к чему ни привели, а у меня нет времени слишком долго думать о девчонке. Так что мы станем родственниками, ты и я.
Это чудо, как еще можно назвать то, что случилось? С этих пор он двигался, как во сне. Писцы работали над брачным соглашением; все его земли к югу от Трента будут отданы ей в качестве свадебного подарка, а он частями получит ее огромное приданое, золото, украшения и драгоценности. Побежденный и, казалось бы, все потерявший, он снова стал богатым и, вдобавок, любимцем короля, получил невесту из королевского дома, стал человеком, которому каждый бы мог позавидовать.
Более того, после всех его тщетных мечтаний, разбитых надежд и страданий Эдит, его любовь, его возлюбленная, будет принадлежать ему. Ничего удивительного, что теперь он, кроме как о благодарности Вильгельму, ни о чем не мог думать. Почему король вдруг изменил свое решение, он не представлял. Безжалостный Вильгельм мог быть щедрым; возможно, это было связано также с желанием достичь политического объединения в Англии. Какая бы причина ни была, сейчас он испытывал только уважение и дружеские чувства к королю, несмотря на все, что было раньше.
Он еще не видел Эдит, и ему очень хотелось знать, так ли она рада, как он. Наконец он свободно мог о ней мечтать, она заполнила все его мысли в последние недели; он покорно отдал себя на растерзание писцам и портным, смирился с утомительными приготовлениями к придворной свадьбе, но все это занимало лишь малую часть его сознания, потому что большая была занята темными глазами, блестящими волосами, ее губами и белой, подобной шелку, кожей.
Сегодня вечером она будет здесь. Как раз сейчас, когда он лежит на постели, она едет на север из Чирчестера. Ему хотелось самому ее встретить, но так не полагалось, и в Чирчестер послали Вильгельма Фиц Осборна и Роджера Монтгомери. Изменилась ли она за эти три года? Наверно, она теперь совсем взрослая женщина. Думает ли она о нем так, как это было раньше?
Он изменился, граф знал это, многое случилось с тех пор, как они встретились, но его любовь стала еще сильнее, закаленная в несчастьях. То же самое происходит и с ней? Он мало знал о женщинах, абсолютно ничего об их образе мыслей, но в том, что она все еще его любит, он был уверен. Иначе не могло быть.
Завтра их поведут в большую церковь, где обряд венчания совершит Ланфранк. Он рад был, что это Ланфранк. Стиганд, наконец, сам стал жертвой своих козней, и аббат святого Стефана, несмотря на сопротивление, был провозглашен новым архиепископом. Не было лучше человека на месте святого Августина, решил Вальтеоф. В это утро он исповедовался Ланфранку, готовясь к свадебной мессе; благословив его, архиепископ, улыбаясь, прибавил:
– Ты помнишь, сын мой, я когда-то сказал тебе, что ты еще будешь счастлив на своей свадьбе.
Ланфранк был рад, он это видел. И любовь Ланфранка несколько его удивила и покорила.
Сейчас, лежа на кровати и вспоминая слова Ланфранка, он думал о завтрашнем дне и о том, как после празднования он и она будут лежать здесь вместе, под этой белой медвежьей шкурой, которую он, как всегда, взял с собой и которая покрывала его отца, когда он его зачал. Граф обнаружил, что волнуется, пот выступил на лбу, и он поднялся, чтобы смочить его холодной водой. Но вода была тепловатой в этот вечер, и он облокотился о подоконник, прислонившись к стене, чтобы остудить лицо, он думал, что сможет увидеть южную дорогу с этого места. Ожидание заставляло его нервничать, но тут в дверь постучали, и вошел Торкель.
– Она здесь, мой господин, я сказал ее пажу, что я помогу тебе одеться, она придет, когда вас вызовут в зал.
Он взял кувшин с водой и вылил его в таз. Она была прохладной ото льда, и Вальтеоф с благодарностью вымыл лицо и руки. Он оделся в графское платье, вышитое золотой и серебряной нитью, надел золотые браслеты. Его плащ был из соответствующего материала, подбитый серебром и застегнутый аметистовой брошью, подаренной самим Вильгельмом. И когда пришел вестник, он вышел к ужину в сопровождении своих слуг, столь великолепно одетый, что это всех поразило.
Огромный зал был набит до отказа, и многие дамы смотрели на него с удовольствием, когда он проходил между придворными, возвышаясь над всеми на несколько дюймов. И вот, наконец, наступил момент, которого он ждал так долго. Эдит спускалась в зал в сопровождении своей матери и сводного брата, Стефана Омаля.
Через весь зал их взгляды встретились, и он хотел громко крикнуть ей о своей радости. Она не изменилась, но стала еще прекраснее. Ее фигура округлилась. Темные волосы были распущенны по плечам, что означало ее девственность, она двигалась с той особенной грацией, которую он помнил, и шелковое платье ниспадало складками. Легкая улыбка была у нее на губах, когда она поднялась на возвышение. Вильгельм взял ее руку и протянул Вальтеофу, говоря приличествующие моменту слова, и тут Вальтеоф почувствовал ее пальцы в своих после столь долгого ожидания. Он перестал замечать кого-либо еще в зале. Произнеся официальное предложение, граф услышал ее ответ, и затем их окружили смеющиеся друзья.
За ужином они сидели по разные стороны от короля. Королева была в Нормандии, так что слева от Вальтеофа сидела леди Аделиза. Она была любезна, но холодна, и у него создалось впечатление, что она не одобряет этот брак. Так же, как и граф Эдвин, сидевший за королевским столом. Его симпатичное лицо озарялось улыбкой реже, чем обычно, потому что его ожидания обещанного альянса с королевской семьей оказались тщетными. Моркар ел, уставившись в свою тарелку, – он разделял унылое настроение брата.
Ближе к концу ужина Вальтеоф повернулся к леди Аделизе, разговор с которой оказался затруднительным, и сказал:
– Миледи, я не тот зять, которого вы хотели бы видеть, но я люблю вашу дочь, как мало кто любил перед свадьбой. Не примирит ли вас со мной это?
Привыкшая к условностям нормандского двора, она испугалась столь откровенных речей, но после короткой паузы, склонила голову.
– Не могу отрицать, что хотела бы видеть ее замужем на родине, но теперь вижу, что и эта земля теперь наша. Мой брат так пожелал. – В первый раз она улыбнулась ему. – Бог дал вам радость, сын мой. Она своенравная девица, иначе бы не посмела не повиноваться своему дяде.
«Значит, она тоже лелеяла надежду», – подумал Вальтеоф.
– Крепко держите ее, – посоветовала Аделиза, – иначе она вами будет управлять.
Он ласково ответил:
– Госпожа, она управляет мной с того момента, как мы встретились.
– Это все разговоры влюбленного, и вы будете глупцом, если оставите это так после свадьбы. Вы должны быть ей господином, иначе она вас не поблагодарит.
