Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Сир, я просил у вас аудиенции для того, что бы просить руки вашей племянницы, леди Эдит, – Вильгельм ничего не сказал, только пронзительно смотрел на него, так что Вальтеоф продолжал: – Я очень уважаю ее. Я хотел бы сделать ее моей графиней, разделить с ней мою жизнь и мои земли, и я думаю, она отвечает мне взаимностью.

Он не мог произнести ничего хуже, так как глаза короля внезапно сверкнули гневом.

– Ха! Вы неплохо ее обработали, пока я был во Фландрии!

Вальтеоф вскочил:

– Нет, сир, и мне стыдно, что вы могли так подумать. Всевидящий Бог, я клянусь, что не делал ничего более чем… – он внезапно остановился. Он целовал ее, он держал ее в своих руках, зная, что не имеет на это прав, он объяснился в любви.

– Не более чем что? – спросил Вильгельм, глаза его сверкали так, что более близко знающий его человек сразу бы остановился. – Ответьте мне, господин.

Вальтеоф прямо стоял перед ним:

– Я объяснился, сир, хотя знаю, я не имел на это права. Я сказал леди Эдит, что собираюсь говорить с вами, и она позволила мне надеяться, что я могу это сделать.

– Не более того?

Вальтеоф колебался, но только мгновение. Поцелуи в лесной хижине были неважны. Хотя тот случай и изменил всю его жизнь, но он не касался этого сурового человека.

– Не более, – твердо сказал он, – ничего, что могло бы меня обесчестить, принести вред леди или оскорбить ваше гостеприимство.

– Хорошо, если так, – сухо ответил Вильгельм. – Даже гостеприимство имеет свои границы, друг мой, и горе вам, если вы позволите себе что-нибудь неподобающее в моем доме.

– У вас нет представления об английской чести, если вы думаете, что я могу поступить подобным образом, – горячо ответил Вальтеоф. – Граф Эдвин достаточно терпеливо ждет обещанную ему невесту.

– Она еще ребенок, – Вильгельм не обратил внимания на замечание Вальтеофа и, поднявшись, начал ходить взад и вперед в развевающейся пурпурной мантии. – Итак – Эдит. Даже если так, неужели вы думаете, что у меня на ее счет нет планов? Моя сестра не хотела бы выдать ее замуж за море… «Так, они, значит, это обсуждали», – подумал Вальтеоф.

– … и ей больше нравится союз с фламандским двором, который я ей предложил. Старший сын моего шурина, Арнульф, кажется вполне подходящей кандидатурой. Так что с этим решено. Обратите ваши помыслы к дочери Монтгомери, и вы найдете радость в браке с ней.

– Никогда! – Вальтеоф повернулся к вышагивающему королю. Потрясенный жутким разочарованием, в гневе из-за подозрений Вильгельма, он забыл всякую осторожность. – Никогда, мой король. Если Эдит не будет моей, я никогда ни на ком не женюсь.

– Вы говорите, как мальчишка, – ответил Вильгельм. Казалось, он был удивлен горячностью Вальтеофа, – Я предлагаю вам нормандскую невесту, дочь одного из самых знатных людей, которая подарила бы вам прекрасных сыновей. Это послужило бы дальнейшему объединению наших народов.

– Не могу, – хрипло ответил Вальтеоф. Эта аудиенция прошла так неудачно, что он никак не мог привести в порядок свои мысли. Не осознавая, что говорит, он ухватился за соломинку. – Если Ваше Величество думает подобным образом о наших странах, разве не было бы лучше, если бы мой и ваш дом объединились? Вы уже соединены узами с фландрским двором и… – Он и не думал умолять, но уже не мог удержаться. – Сеньор, я не хочу никого, кроме Эдит, и она хочет выйти за меня замуж. Мой титул подходит к ее…

– Святой Крест, неужели англичане будут диктовать мне, что делать? – взорвался Вильгельм. – Я отдаю родную дочь за графа Эдвина, разве этого не достаточно? Кто победил при Гастингсе – вы или я? Эдит может составить партию кому угодно. – И жестко прибавил: – Мне нет необходимости укреплять личные отношения с побежденным народом.

Вальтеоф стал пунцовым.

– Вы, может быть, и победитель, но, тем не менее, если вы думаете окончательно подчинить нас себе, вы нуждаетесь в нашей поддержке, Вильгельм, наш король. И неужели вам безразлично, будет ли ваша племянница счастлива?

– Как вы хорошо знаете, граф Вальтеоф, люди нашего положения не женятся по любви, он делают это из иных соображений.

– И еще я слышал, – отчаянно заявил Вальтеоф, – что Ваше Величество взяли в жены леди Матильду, несмотря на всеобщее сопротивление, даже вопреки запрещению Папы, потому что это была ваша женщина, и вы не хотели никого другого.

Если он думал сразить Вильгельма этой речью, то ошибался. Король ударил кулаком по столу.

– Великий Боже, меня терзают в моем собственном дворце? Мое сватовство не имеет к этому делу отношения.

– Но Ваше Величество знает, что значит…

– Господин граф, достаточно!

Это было сказано таким тоном, что Вальтеоф сразу замолчал. Ради Эдит он не смел прекословить больше Вильгельму. Сдвинутые брови и сжатый рот были достаточным предупреждением, но тут Вильгельм спросил мягко:

– Ну, сир, берете ли вы леди Сибиль?

Они смотрели друг на друга. Вальтеоф чувствовал, что сила Вильгельма способна сломить его, но, в конце концов, сказал то, что должен был сказать.

– Сир, я благодарю вас за это предложение, но мой ответ – нет.

– О, Боже, – взвился Вильгельм. – Вы слишком много себе позволяете, господин, – Вальтеоф молчал. Теперь, когда все было кончено, он уже не думал о королевском гневе или об опасных последствиях, к которым этот гнев может привести; он думал только о Эдит, о том, как он встретил ее на лестнице, о ее руках, обвивавших его шею, о ее поцелуе, об их любви, которой теперь не суждено свершится. Один из попугаев издал свой странный охотничий крик, который добавил грусти к этому и без того несчастному мгновенью. Вильгельм вернулся в кресло.

– Идите, – сухо сказал он, – идите, мой господин. Но я хотел бы посоветовать вам обдумать тщательно свое положение. Я думал было сделать вас одним из доверенных моих людей в Англии – даже более, мы могли бы стать друзьями. Подумайте, прежде чем отвергать, о том, что ваше будущее в моих руках. Спросите здесь любого, что значит нормандский гнев, и вы увидите, какой ответ они дадут вам. – Он позвонил в колокольчик и вошел паж, чтобы поднять занавес для Вальтеофа. Ему ничего не оставалось, как только откланяться и удалиться.

Выйдя, он не знал, куда ему идти, ему нужен был только холодный воздух, чтобы остудить разгоряченное лицо, охладить страшный гнев, злобу, раздражение и страшное разочарование, которое охватило его душу. Он поднялся по винтовой лестнице до самых бойниц, высоко над маленьким серым городом, и остановился, подставив лицо свежему ветру, стараясь совладать с желанием взять штурмом герцогские апартаменты и унести прочь свою любовь. Но над его головой развевались золотые львы Нормандии, напоминая, где он находится в этот последний холодный ноябрьский день.

Два дня он безуспешно пытался поговорить с Эдит. Когда она вышла к ужину в этот вечер, то выглядела бледной и не поднимала глаз; сердце его обливалось кровью, он был уверен, что ее мать или дядя рассказали ей о его отвергнутом предложении. Как они могут делать ее несчастной! Но он ничего не смог бы сделать, лишь только поговорить с ней. Он был холоден со своими нормандскими знакомыми, отказался поохотится с Малье и даже мало разговаривал со своими друзьями.

На третий день после этой аудиенции Ричард де Руль в сопровождении Торкеля Скалласона прогуливался по галерее.

– Что происходит? – прямо и без предисловий спросил он. – Сначала я подумал, что граф болен, но теперь вижу, что это не связано со здоровьем, и если кто-либо и знает причину, то только ты.

Торкель рассказал ему – после всех этих месяцев, он, наконец, принял дружбу Ричарда со своим господином, – и, когда он окончил рассказ, нормандец несколько мгновений молчал, рассматривая зал, где слуги накрывали на стол.

– Жаль, что я не знал, – сказал он, наконец. – Я могу ему кое-что посоветовать. Было бы лучше действовать через герцогиню.

– Герцогиня?

– Если кто и может повлиять на герцога, так только она. Я не говорю, что она может добиться согласия, если герцог настроен против, но это возможно. Она очень нежно относится к племяннице.

30
{"b":"6372","o":1}