— Вы правы, — охотно согласилась Розамунда. — Но если я перееду сюда, мой дом…

— Его можно сдать, — подсказала Елена. — Он будет под присмотром, а вы будете получать арендную плату. Подкопить денег на чёрный день никогда не вредно, правда? А я поспрашиваю, не желает ли кто снять небольшой уютный домик в предместье. И разумеется, присмотрю за тем, чтобы это были приличные люди. Если вы согласны, выберите себе комнату по своему вкусу, и я велю девушкам подготовить её для вашего переезда.

Розамунда упорхнула, кажется, очень довольная, а Елена мысленно поставила галочку против очередного пункта в списке проблем, требующих срочного решения. Официально признать Августа Ферра неспособным по состоянию здоровья управлять делами было несложно. Теперь предстояло отбиться от кузенов, желающих отобрать у неё право вести дела от имени несовершеннолетнего сына. И для этого ей жизненно необходимо было согласие супруга на раздельное проживание, а она понятия не имела, как будет уговаривать сира Ламберта согласие такое дать. Положить тысячу на счёт сиры Гертруды в Доме Халната? Пусть в семнадцать лет сама решает, что ей делать с этими деньгами — мужа покупать или снаряжение. Или просто спустить всё за пару месяцев красивой жизни.

Отец выслушал её, то согласно склоняя голову, то вопросительно шевеля правой бровью (левая половина лица оставалась пугающе безжизненной, особенно странно, совершенно невыносимо смотрелся сползший вниз, вялый уголок всегда жёсткого рта). Взял гномское стальное перо и дрожащей рукой вывел кривыми неверными буквами: «Наёмницы».

— Наёмницы? — непонимающе спросила Елена. — Да, они мне тут не очень-то нужны, но разорвать контракт досрочно — слишком большую неустойку платить. Стоит ли?

Отец рассерженно помотал головой (он вообще теперь легко вспыхивал, злясь, что его не понимают), перо выскользнуло из непослушной руки и укатилось под кресло. Елена, вздохнув, полезла за ним, но пока выползала, её осенила светлая мысль. И сама она, и её дети читать учились, складывая слова сначала из кубиков с буквами и картинками, потом из специальных фишек с одними буквами, уже без рисунков. У них даже дощечка была с дорожками для выкладки слов и с каким-то хитрым гномским устройством, которое не давало фишкам падать с дощечки — они прилипали к ней, но не очень прочно, только чтобы не рассыпаться. Складывать слова из детской азбуки гораздо проще, чем писать. Выбравшись из-под кресла с пером в перепачканных пальцах, она изложила идею отцу, и тот кривовато нагнул голову, соглашаясь, что мысль неплохая. Словом, мальчишка-посыльный отправился в книжную лавку покупать такой набор, а Елена опять зарылась в конторские книги, пытаясь разобраться, что изменилось за то время, которое она провела в Волчьей Пуще.

***

— У парнишки дар слабенький, но он тут же размечтался, как из подпаска превратится в могучего колдуна и начнёт убивать орков молоньями направо и налево. А вот девчушка могла бы стать довольно сильной магессой, но она-то как раз первым делом спросила: «А кто меня замуж возьмёт, ежели я ведьмой стану?» Может, ну её? Спит дар — и пусть себе спит. В детях или внуках вылезет — им поневоле учиться придётся, а у тебя уже будет хоть сколько-то обученный боевик.

— Ну её, — зевнув, согласился Ламберт. Надо было вставать и возвращаться в пустую и тихую супружескую спальню, но вставать и уходить совершенно не хотелось. И вообще, для этого надо было сначала снять с себя рыжего котяру, привольно разлёгшегося на груди. — Вот только, Феликс, учить подпаска на могучего колдуна, наверное, будет некому. Разве что ты возьмёшься.

— Ферр умер?

— Хуже. Его парализовало, все дела свалились на Елену, она не может пока вырваться даже на месяц-другой.

— Просит тебя приехать к ней?

— Да.

— Ну, значит, следующей просьбой будет согласие на раздельное проживание.

Котяра сел и по-кошачьи же сладко потянулся.

— Думай, чего попросишь взамен, — хмыкнул он, искоса глянув на Ламберта, прежде чем поднять с пола сброшенные как придётся вещи.

— Могу ведь и отказать, — возразил тот, силясь удержать руки при себе: медные пряди так соблазнительно елозили по белой спине, вызывая нестерпимое желание запустить в них пальцы, но Феликс очень не любил, когда ему мешали одеваться. А если он чего-то не любил, то объяснял это немедленно и очень доступно. Не причиняя вреда, как и должен целитель под гильдейской клятвой, но так, чтобы желания повторить не возникало.

— А она обжалует твой отказ в суде, и принимая во внимание тяжёлую и неизлечимую болезнь её отца, судья постановит удовлетворить её просьбу независимо от твоего желания, — сказал он, к разочарованию Ламберта, влезая в рубашку. — Стряпчих среди её знакомых наверняка хватает, денег у госпожи Ферр уж точно поболее, чем у тебя, — ты проиграешь этот суд в два счёта, милый, да ещё ваши имена всё графство будет трепать и полоскать в грязи. Оно тебе надо? Так что лучше требуй приданое для Герты, что ли. И вообще, зачем Елена тебе тут нужна? Несчастная женщина, разлучённая с детьми, вырванная из привычной обстановки, всем чужая, одинокая, вынужденная то и дело выслушивать гадости от твоей матушки, которой она даже ответить не может? Представь свою жизнь в плену у орков. Ты бы сумел привыкнуть жить в пещере, пусть и почётным пленником? Ты бы не рвался домой, даже сидя по правую руку от сына вождя? Для городской неженки вы живёте в пещере, Берт. И ещё очень нескоро научитесь строить нормальное жильё.

Так непривычно было слышать это «Берт» от кого-то, кроме братьев… и так приятно, оказывается. Как и чувствовать, что этот кто-то с тобой по своей воле, а не потому что не может отказать. Но так хотелось подразнить наглого котяру, что Ламберт сказал:

— По-моему, ты ревнуешь, и поэтому не хочешь, чтобы она возвращалась.

Котяра одёрнул рубашку, повернул голову к Ламберту и с ехидной улыбочкой сказал:

— Милый, был бы я ревнив, тебя бы замучил понос после каждой разложенной тобой девки. И не надейся, целительские клятвы мне бы не помешали. Вы же в дозорах такую дрянь жрёте, что мне прямо долг бы велел прочистить хорошенько твои кишки. Хорошо, хоть в форте теперь готовят не сопляки-рекруты, а женщина, у которой руки растут из нужного места.

Ламберт поневоле кивнул. Ехать стряпухой в форт, полный холостых парней, да и взрослых мужиков тоже, согласилась только девка, которой при пожаре обожгло всю левую половину лица, так что даже глаз перестал видеть, помутнев. От такой красоты непривычные ещё к увечьям сопляки шарахались, как от проказы. А вот кое-кто из старых егерей оценил, каковы получаются у Марты похлёбки, каши и даже пироги (когда только успевала — на такую-то ораву вечно голодных мужиков?), и к ней уже подкатывались на предмет «А выходи за меня замуж, что ли. Подумаешь, морда горелая — ночью в темноте всё равно не видать…» Ламберт и сам подумывал, кстати, что Марта стряпает получше, чем кухарка в замке, но лезть в женские дела, споря с Аделаидой, кого нанять, кого рассчитать… ну его на хрен, пирогов можно и в форте поесть, раз уж Елены с её чаепитиями в замке нет и долго ещё не будет.

***

Сир Ламберт заявился к Равноденствию. Приехал верхом, меняя поочерёдно лошадей, потому что так было намного быстрее, чем тащиться в почтовой карте по раскисшей дороге.

— Спасибо, что приехали, — сказала Елена, проглотив безнадёжное: «А пораньше не могли?» Очевидно, не мог. Очевидно, ждал, когда орки, бандиты и прочие подлые вороги завязнут в мерзкой каше из просевшего снега, талой воды и первой грязи. А ей отражать нападки особенно настырного кузена, прикатившего аж из Семиречья, до сих пор удавалось только при поддержке целителя, утверждавшего, что Август Ферр перенёс удар значительно легче, чем можно было ожидать от человека его лет, и что усилиями сиделок и родных его состояние заметно улучшилось. Так что, возможно, юноша, вы поторопились предлагать свою персону в качестве регента для мальчика, у которого живы, хвала всем Девяти богам, и мать, и дед.