— Если свалюсь, — тот пожал плечами, точь-в-точь Елена, словно они были близкими родственниками, — в крепости есть опытная магесса и её не менее опытная напарница, которая наверняка свою дуру, берегов не видящую, не раз и не два выхаживала от такого же истощения. Один Фридин каток на городской площади в разгар оттепели чего стоил! Слышали эту историю? Как не надорвалась только, идиотка. Будут меня кормить с вилочки чуть обжаренной печёнкой и поить вином, приговаривая: «Кусочек за матушку, кто бы она ни была. Глоточек за батюшку, козлину безрогого, не способного ширинку держать застёгнутой…» А сира Симона прибавит: «Дать бы тебе по башке, придурок рыжий, да толку-то? Всё равно мозгов там нет». Так что… к утру оклемаюсь. Кстати, сир Ламберт. Не вздумайте подвиги любовные свершать! Легли к жене под бочок, чтобы теплее было, и мирно заснули. Честное слово, — ухмыльнулся он, — это я не из ревности говорю. Просто принудительно сросшиеся кости прямо-таки с удовольствием готовы вернуться в прежнее, сломанное состояние. Вам бы завтра вообще не вставать, но я невозможного не требую — не утерпите же всё равно. Так что просто прошу: двигайтесь очень, очень осторожно. Договорились?

Ламберт кивнул. Вино казалось слабеньким, но то ли после чародейского лечения, то ли после почти бессонной прошлой ночи, когда зверски болели и ожоги, и сломанные рёбра, даже один несчастный стакан заметно шумел в голове.

— Договорились, — сказал он. — Одна просьба, сударь.

— Да?

С языка так и просилось «Поцелуй на ночь», невесть где подцепленное, — в жизни никто Ламберта на ночь не целовал. У отца времени и сил хватало только взъерошить волосы да похлопать по спине того из пятерых, кто в добрую минуту подвернётся под руку, а матушка вообще была поборницей строгого воспитания, это Аделаида под настроение могла даже Генриха приласкать, хоть он и делал вид, будто сердится: не маленький уже! Но эта якобы шутка про поцелуй застряла в глотке под насмешливым взглядом жёлтых котячьих глаз. Так что Ламберт молча подошёл вплотную, притянул к себе слегка напрягшегося целителя (помнил он, помнил, на что тот способен!.. но всё равно удержаться не смог) и, наклонившись, поцеловал его в сухие обветренные губы.

========== Часть 16 ==========

Весь следующий день Елене пришлось провести в крепости, потому что отправляться обратно в замок на усталых, не успевших отдохнуть за ночь после тяжёлой дороги, лошадях… Нет, возможных разбойников ждал бы очень неприятный сюрприз в виде магистра боевой магии, но рисковать не было никакой нужды, а дел в форте, практически не знавшем женской руки (у пожилой травницы своих забот было выше головы) Елена нашла бы хоть на неделю, хоть на месяц.

Кухарничать для целой толпы мужиков, да ещё таких, которые привыкли, что им многое дозволено, охотниц пока что не было, но помочь с уборкой, пока в форте находится жена его милости, а стало быть, даже самые наглые егеря будут руки держать при себе, согласилась целая дюжина баб и девок. Ещё бы не согласились — Елена велела посыльным обещать от её имени по серебряной монете на каждую работницу. А мыть, скоблить, перетряхивать постели, пересеивать залежавшуюся муку, прокаливать крупу, в которой завелись жучки, покрикивая при этом на мальчишек-рекрутов, чтобы пошевеливались, таская воду — работа привычная и, по деревенским меркам, лёгкая. Языки у селянок работали с той же быстротой и сноровкой, что и руки, и Елена узнала много занятного про жителей тех сёл, что имели глупость (или отчаянную храбрость?) построиться так близко к реке, по которой проходил рубеж людских земель на этой стороне Данувия. Например, про каких-то братьев-охотников, что таскались в Чёрный лес к мавкам — того гляди, им на порог подкинут остроухое отродье. «Так ведь из фейри-полукровки хоть охотник, хоть следопыт получится не хуже, чем из эльфа», — удивилась Елена. И выслушала в ответ возмущённое: «Так с ним же допрежь того водиться надо, а они, отродья эти, как кукушата — все свои перемрут, пока подкидыша вырастишь». Елена не нашлась, что сказать. Всё же не так много она знала про полукровок, будь это хоть гномы, хоть орки, хоть эльфы. Сомневалась она, конечно, будто сын дриады способен как-то навредить сводным братьям-сёстрам, но не спорить же с целой толпой свято убеждённых в этом баб. Никто, понятно вслух не скажет: «Да много ты понимаешь, фря городская!» — но вот подумают точно. Только воздух впустую сотрясать.

Под эти разговоры одна из работниц наделала лапши, да не на один супчик, а с запасом на три-четыре раза. Замешивая тесто, она с детским восторгом растирала в пальцах белую-белую мелкую муку: бывает же такое! Елена рассказала про меллеровские мельницы где стоят хитрые гномские механизмы — её слушали, разинув рты. «Интересно, — развеселившись про себя, подумала она, — а если бы бабёнки попали в наши мастерские и увидели, как механическое веретено само прядёт, то решили бы, что это колдовство такое?»

Нет, про прядильные машины гномов вспоминать не стоило: сразу в памяти возникла Мелисса, хваставшаяся тем, как быстро она освоила работу на такой, а вспоминать детей Елена себе упорно пыталась запретить. Про дом вообще думать было нельзя, чтобы не завыть в бессильной тоске. Теперь, когда ощущение дурного затянувшегося кошмара первых месяцев отпустило, Елена просто тихо ненавидела мрачную и холодную кучу старого камня, называвшуюся баронским замком. Пытаться что-то изменить в распорядке его жизни и в хозяйстве не было смысла — управляющий, ворча под нос, нехотя соглашался, чтобы за ним проверили подсчёты, а Аделаида вообще любые советы воспринимала как личное оскорбление. Оставалось только свою (к сожалению, не только свою) комнату обустраивать по-человечески. Окно надо будет летом тоже переделать заодно с камином — выкинуть ко всем ограм уродливую свинцовую раму с мутными стеклянными шарами и вставить нормальный оконный переплёт. Кварцевый, поскольку делать будут гномы, а они почему-то больше любят работать с кварцем, хотя при их таинственной технологии сварить хорошее стекло вроде бы не должно быть проблемой. Или они его и варят, а людям головы морочат? Кто их знает, этих гномов: людей и даже полукровок Под Гору не пускают дальше рыночных залов, да и туда-то не всех и не везде.

— А ещё чего-нибудь расскажете, ваша милость?

— Что? — вопрос бойкой девицы с блудливыми синенькими глазками выдернул Елену из размышлений о гномах. — А-а… Даже не знаю. Про то, как графский замок наряжали к Солнцевороту, хотите послушать? Или кто-то бывал в Озёрном на праздниках?..

Если целитель настойчиво советует провести день в постели, то умные люди слушаются и не встают. Ламберт был дураком и сам это признавал, но его как обычно понесло осматривать форт, чтобы оценить, как сильно тот пострадал от очередного нападения. И разумеется, от того, что он двигался, повязка тёрлась об кое-как поджившие ожоги, а магией залеченные переломы разболелись так, словно Ламберту снова досталось по рёбрам. Пришлось вернуться в свою каморку, как-то неуловимо посвежевшую, даже посветлевшую как будто, чтобы свалиться в постель и уже послушно не вставать денёк-другой, а лучше все три.

Но он только успел раздеться и лечь, как в дверь, стукнув разок для приличия, заглянула сира Симона.

— Сир Ламберт, — сказала она непривычно просительно, — можно, мы у вас посидим? Супруга ваша развоевалась, весь форт на уши поставила, того гляди, нас припашет, а вот эта бестолочь, — она глянула куда-то за плечо, — весь свой резерв сбросила в накопитель и отдала его рыжему, и теперь ей срочно надо либо пожрать и поспать, либо помедитировать, а лучше всё вместе. Поте’рпите нас? Мы будем сидеть тихо, как мышки под веником.

— Я вообще сяду у огня и впаду в транс… ну, постараюсь, — хмыкнула из-за её плеча Фрида.

— Входите, — дозволил Ламберт. Огонь — это было бы очень неплохо, но самому ему шевелиться было больно, а всех рекрутов загребла под свою не в меру хозяйственную ручку дорогая супруга, не дозовёшься никого.