А кроме неудобного размещения, Аделаиде не нравилось, что в канун праздников каждый день на обед к Феррам были приглашены их торговые партнёры, стряпчие, поставщики, кое-кто из городской стражи и местных отделений нескольких гильдий — самые разные люди и не люди. С мужчинами было проще: и барон, и его братья-сыновья, мотаясь по своим землям, поневоле садились за самые разные столы с самыми разными сотрапезниками и породистые носы от простолюдинов и нелюдей не воротили. Дианоре же пока что было любопытно всё, и вообще, она, похоже, унаследовала отцовскую практичность, весьма помогавшую видеть мир таким, какой он есть, а не каким он, по её мнению, должен быть. Но вот матушка её, в первый раз столкнувшись с прочими гостями, оскорблённо спросила, неужели кто-то думает, будто она сядет за один стол со всеми этими… этими, в общем? И была просто сражена отцовским равнодушным: «Как вам будет угодно, сира. Никого силой не держу». Она, разумеется, гордо удалилась из столовой — и сидела голодная до самого ужина, потому что никто ради неё одной хлопотать не собирался. Сделал ли барон своей супруге внушение, или она просто не привыкла голодать, но больше подобных сцен она не устраивала. Впрочем, видеть за столом её неизменно кислую физиономию было тем ещё удовольствием. Елена даже забеспокоилась, не испортит ли это отношения Ферров с кем-нибудь из действительно полезных, не статуса ради, знакомых.
А ещё сеньоры Волчьей Пущи нанесли несколько визитов к городской родне по обеим линиям, и Елене пришлось сопровождать супруга в этих скучных и совершенно бесполезных поездках. Впрочем, сир Ламберт, благослови его Девять богов, сам думал так же и сбега’л от родственников, высидев минимально допустимое время, а после подло бросая брата с женой, Кристиана и Дианору (смотревших на дядю с тётей жалобными глазами — Елена тоже в мыслях не имела задерживаться у Аделаидиных тётушек и кузин). Понятно, что барону в скором времени предстояло выдавать замуж старшую дочь и отправлять либо на графскую, либо на королевскую службу второго сына, а стало быть, необходимо было познакомить их с роднёй в Озёрном. Но его самый младший брат от таких обязанностей был свободен; всё, что требовалось от него — продемонстрировать свою супругу. Елена, злая от того, что ей не дают побыть с детьми, не особо пряча от тихо бесившейся Аделаиды злорадную усмешку, для каждого визита надевала то новое платье, то новые украшения. Суффирских сапфиров она, конечно, не покупала (хоть отец и предлагал), но хризолиты, гранаты и жемчуг — она же теперь супруга баронского брата, почему бы и не поносить всё это на совершенно законных основаниях?
О них речь и зашла, когда барон с супругой и детьми собрался на бал в графском замке: баронесса, сделав над собой нечеловеческое усилие, попросила одолжить ей и дочери что-нибудь из украшений.
— А как вы собираетесь возмещать их стоимость, если с ними что-то случится? — поинтересовался отец, спасая Елену от неминуемых последствий отказа.
— Что с ними может случиться? — возмутилась Аделаида. — Там будут приличные люди!
— Что угодно, — пожал плечами отец. — Расстегнувшаяся не вовремя застёжка, порвавшаяся нить, зацепившееся за одежду и разогнувшееся звено цепочки… Хризолиты — камни хрупкие, о жемчуге нечего и говорить, а в такой толпе не заметить под ногами обронённую серёжку или браслет легче лёгкого. Разве что вы дадите письменное обязательство вернуть стоимость похищенного, утерянного или пришедшего в негодность.
У Аделаиды на скулах привычно загорелись косые полосы нездорового румянца, но опережая её «Какая наглость!», сир Георг коротко сказал:
— Мы не можем себе этого позволить.
Елена подавила тяжкий вздох: опять она разгребает проблемы родственничков. А ведь так хотелось погулять с детьми!
— Не сочтите за оскорбление, — сказала она, изо всех сил загоняя поглубже рвавшиеся с языка слова, — у меня со времён первого брака скопилось довольно много недорогих ожерелий, колец и серёг из поделочного камня. Вам, баронесса, разумеется, уже не пристало носить подобное, — «уже» было явно лишним, но сорвалось-таки, — однако девочке шестнадцати лет вполне позволительно надеть те же молочные опалы. Они розоватого оттенка, и камнерез шутки ради обточил их в форме слегка неправильных шариков, так что меня три или четыре раза пытались оштрафовать за ношение жемчуга. Если сира Дианора желает…
— Да! — та подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Желаю! Матушка, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Я их видела, это такая прелесть!
Видела? Елена чуть нахмурилась. Не иначе, Мелисса похвасталась кузине, что матушка обещала со временем отдать всё это ей. Не жалко, конечно, но надо бы объяснить ребёнку, что хвастаться — во-первых, некрасиво, а во-вторых, может быть просто опасно. Один такой тоже вот… тряс полным кошельком в неподходящей компании.
Словом, пришлось нести шкатулку и терпеливо ждать, пока Аделаида и Дианора всласть пороются в ней. Чтобы в результате девочка взяла, как и собиралась, тот самый гарнитур «под жемчуг», а её матушка, повздыхав с мученическим видом и пометавшись между гордостью и желанием принарядиться, выбрала серьги и длинные, в несколько рядов бусы из янтаря — янтарь драгоценным камнем не считался, но его многие любили за приятный медовый цвет и за ощущение тепла (Елена, к примеру, не могла носить кварц, он её просто душил в ледяных объятиях). Янтарь вообще считался полезным для здоровья, и баронесса могла бы одним этим объяснить свой выбор. А ещё он так эффектно смотрелся на малахитово-зелёном бархате!
— А вы не желаете пойти с нами? — спросил сир Георг, очевидно, в порыве благодарности. — Я знаю, что Ламберт у меня не любитель подобных развлечений, но раз в год можно и потерпеть.
Он выразительно посмотрел на брата, и тот обречённо кивнул. Елене стало даже смешно: бедный, бедный сир Ламберт! На какие только жертвы не приходится идти ради хотя бы кратковременного перемирия в семье! Он даже готов тосковать целый вечер, подпирая колонну или стену, в душном зале, заполненном целой толпой совершенно ему не нужных и не интересных людей, лишь бы невестка заткнулась хоть ненадолго. Хотя, между прочим, результат от принятого Еленой приглашения мог бы быть и обратным — госпожа баронесса целый вечер пыталась бы делать вид, что вот эта особа… да-да, вот эта, дорого и со вкусом одетая, с небольшим состоянием на шее, на пальцах и в ушах, прекрасно воспитанная и умеющая поддержать пустую вежливую беседу ни о чём… что эта наглая тварь тут совершенно случайно, и сира Аделаида к ней никакого отношения не имеет.
— Благодарю, — ответила Елена, сделав шутливый книксен. — Но я обещала своим детям прогулку, а нашим маленьким работникам из приюта — что приведу к ним настоящую морозную магессу, чтобы она помогла им построить горку. У меня после этого просто не останется времени, чтобы привести себя в порядок должным образом.
Обе дамы из Волчьей Пущи глянули на неё изумлённо (отказаться от поездки на бал?!), дорогой супруг — с горячей благодарностью, барон только хмыкнул, а его сын проворчал себе под нос, но вполне отчётливо:
— Да я бы тоже лучше… на горку.
========== Часть 12 ==========
Георг настоял, что первым свидетелем будет он сам — на правах главы семьи, а Аделаида (наверняка по его приказу) попросила об услуге какую-то из своих кузин. Которая, разумеется, тут же разнесла скандальную новость по всему городу: младший брат барона Волчьей Пущи удочерил девчонку из семьи суконщиков! Никаких торжеств по этому поводу не устраивали, просто пришли вечером — возможно, совсем и не по этому поводу, а просто в гости — незабвенный Рутгер Вебер-Меллер с супругом, фавориткой и сыном. Мелиссе подарили целую стопку книг, деревянную фигурку мантикоры со зловеще поблёскивающими зелёными глазами из какого-то прозрачного камня и в надетом на манер ошейника ожерельице размером как раз по детской шейке. Впрочем, Мелисса, расцеловав и матушкину подружку, и обоих мужчин, и даже снисходительно чмокнув приятеля, заявила, что Коре (да, её будут звать Кора!) ошейник гораздо нужнее, так что пусть она и носит.
