Месяца через два его начала навещать жена, дородная деваха лет тридцати, работающая поварихой в какой-то столовке. Видно у них с Витей совместная жизнь напоминала войну с перемириями. Иногда придя с занятий, мы заставали их сидящих обнявшись с глуповатыми улыбками на удовлетворенных лицах. Но чаще заставали ворчливую перебранку на вечные темы. Марго-так называли повариху-может это и было ее настоящее имя-ругала Витю никудышным, бездельником и бедняком. На одно только и способен, – сообщала она нам с хитрой миной- тут уж ты мастер! И толкала его в шутку бедром. Мелкий супруг отлетал метра на два и огрызался:– что тебе этого мало!? Смотри и этого не будет. Куда денешься? Марго, живописно покачивая бедрами, прохаживалась перед нами:– а что молодые, я еще ничего? А ну потрогайте-какая ж….,какие груди? Ведь не пропаду, а? Мы в три голоса хвалили ее достоинства, правда, не проверяя предлагаемый товар наощупь. То-то слушай молодых, – бросала она Вите – и вдруг нарочито пригорюнившись, начинала причитать: – ох и погубил ты девицу невинную, красу ее молодую…и всхлипывала в платочек. Витя, восприняв такую наглоту за чистую монету начинал закипать и после матерной тирады вопрошал: а кто три года за проституцию тянул!? А…невинная девица. Да я тебя тогда и знать еще не знал. После зоны уж взял тебя, шалаву. Правда, перепалки эти были несерьезными, так для разрядки обстановки.
А обстановка вокруг Витиного дела не прояснялась. Валом валили отписки, напечатанные будто под копирку – обстоятельства дела проверены, нарушений не установлено. Да понятно, ворчал Гарик-все жалобы спускают в Одесскую прокуратуру, а у них ответ давно готов. Надо выходить на Москву!
А здесь были свои сложности. Дело в том, что вся корреспонденция поступавшая на почту и адресованная в гос- и парт учреждения Киева или Москвы шла для проверки прямиком в Одесский обком КПСС и до верхов не доходила. Письма передавали с проводниками, чтобы бросили в Москве, со знакомыми и т. д. А недремлющая творческая мысль Гарика придумала для особых случаев экстра вариант. Вот теперь и пришло время пустить его в ход. Автор варианта появился с большим полноразмерным конвертом и попросил Валеру своим красивым почерком написать адреса. Сверху после слова «куда» шло: г. Москва. Общий отдел ЦК КПСС. Обратный адрес был: Одесский Обком КПУ. Общий отдел. Вложив в конверт добрую кипу прежней переписки с инстанциями и сопроводив всё это желчными комментариями насчет местной бюрократии, Гарик попросил нас придумать, как опечатать конверт сургучом. Ответ нашелся быстро. Расплавленные круги сургуча по углам и в центре конверта мы придавили «орлом» юбилейной монеты в один рубль. На застывшей поверхности торжественно застыл герб СССР. Теперь настала очередь жены Гарика Людки. Она повесила на ремне через плечо клеенчатую как у почтальонов сумку и отправилась на Главпочтамт, где под видом обкомовского курьера благополучно сдала срочную и особой государственной важности депешу. О чем получила квитанцию с пометкой- ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ БЕСПЛАТНО. Пусть эти жабы теперь перед ЦК попляшут да попробуют им отписывать…,брюзжал Гарик, добавляя усиливающие его негодование обороты.
Еще через два месяца из Верховного Суда СССР пришла долгожданная бумага:
Приговор в отношении……… отменить. Из мест отбывания освободить и тому подобное, что положено в таких случаях.
На протяжении всей своей жизни, особенно в трудные ее времена, я нередко вспоминал эпизоды школы выживания, преподанной нам этим, вроде бы слабым, ничего не значащим человеком. Нет нерешаемых проблем. Есть упорство, ум и воля!
Продолжение следует.
Гарик 3.Или «Ветеран»
Как-то зимним вечером я в быстром темпе стеклофонил курсовую по черчению. Работал быстро, без перерывов. Курсовую дали только до утра, а чертежи были довольно замысловатыми, требовали точности и аккуратности. Для тех, кто не застал этот способ копирования, поясню, что процесс представлял собой копирование чертежа с одного листа ватмана на другой при помощи стекла – на нем размещались оригинал и копия, оригинал снизу, и электрической лампочки под стеклом. Она позволяла ясно видеть чертеж сквозь ватман. Всё сооружение представляло собой стекло на спинках двух стульев и табурет под ним с настольной лампой без абажура. Вот такой был тогда студенческий «КСЕРОКС». Оставалось только аккуратно проводить линии соответствующей толщины над проступающими в свете лампы. Работа чисто техническая, позволяющая отвлекаться на музыку из радиоточки или слушать теленовости.
На этот раз у меня было что послушать и поинтереснее. За соседним обеденным столом выпивали и закусывали Гарик со своим близким другом Мишей. Миша тоже был инвалидом. Правая нога у него заканчивалась чуть выше колена, так что без костылей он передвигаться не мог. На них он и приходил время от времени к Гарику по делам, или выпить и поговорить. Общих дел у этих двух слабо ходящих персон было, видимо, не мало. Знали мы только об одном – Миша хранил «свои бумаги» у Гарика в подполе, где сидели куры. Бумагами были бланки и корочки аттестатов зрелости, дипломов институтов, техникумов, даже консерватории и т. п. продукции. Так как Миша был активным распространителем этого товара, хранить у себя он его не мог и Гарик за двадцать процентов с оборота оказывал другу эту мелкую услугу. У Миши было два прозвища – Миша с Дерибасовской (по месту дислокации) и Миша-Шампанеус (за пристрастие к шипучему напитку). Миша вообще-то с удовольствием пил водочку, но проходя «критическую точку» содержания промилей в венах, выграбастывал из карманов смятые в клубок деньги, широким жестом швырял их на стол. «Шампанского»!!! – извергал он забытый клич гусаров или подгулявших купчиков прошедших веков. Наступал праздник для Людки, жены Гарика. Она смахивала купюры со стола в подол и снаряжала старшую дочь в гастроном за парой бутылок шампанского. В Одессе тогда оно стоило чуть дороже сухого, 2 рубля с мелочью. Наутро на вопрос проснувшегося Шампанеуса о деньгах она на голубом глазу отвечала:-Что ты Миша, там еле-еле на две шампанских и было. Миша чесал затылок, принимал похмельную и шел зарабатывать на следующую порцию шампанского. Был он крепким сорокалетним мужичком с шарообразной короткостриженой головой и простецким русским лицом.
Выпивали друзья обстоятельно, не спеша. Вот я слышал – задумчиво начал Миша очередную тему – что инвалидам дают «Москвича» с ручным управлением…Гарик парировал:
– Да, таки дают, только инвалидам войны. Мне один Герой Союза жаловался, что даже ему сказали ждать. Их приходит на Одесскую область всего два в год, а инвалидов войны сотни, может кто-то и дождется очереди, но немногие.
– А я тоже хочу! Чем я не инвалид! Миша слегка заводился под благодатным действием «Московской». Я может тоже на войне пострадал!
Но Гарик охладил его пыл:
– Какой ты к хренам инвалид войны! Сам по пьянке под трамвай попал. Тоже мне, инвалид войны нашелся! Да кто знает-то, как мне ногу оторвало!? Может бомбой, кипятился Миша. Давай, Гарик, узнай, что да как. Подам бумагу, может пролезет?
Следующий год мы время от времени были свидетелями «Битвы за МОСКВИЧ». Рожденная за рюмкой идея развивалась по всем канонам жанра уже хорошо освоенным Гариком под лозунгом: дави на власть пока не сдастся!
Первым пробным шаром было простое заявление в Гор собес с просьбой рассмотреть возможность помочь несчастному инвалиде автомобилем «Москвич» с ручным управлением. Был получен вежливый ответ: выделяются такие машины только инвалидам ВОВ и, ввиду крайне малого количества, мы можем поставить Вас на очередь при предоставлении документов, подтверждающих статус инвалида войны. Ответ совсем не смутил товарищей по борьбе. Была изложена на бумаге следующая трогательная история: Миша, молодой курсант Одесского Артиллерийского Училища, в начале войны стоял в карауле на территории училища и при налете вражеской авиации не покинул свой пост. В результате чего лишился ноги от взрыва авиабомбы. Артиллерийское училище выбрано было совершенно случайно. Просто оно находилось в 100 метрах от дома Гарика, располагавшегося в Артиллерийском переулке. Но выбор оказался крайне удачным. Через определенное время соискатели «Москвича» получили очередной вежливый ответ:
