Я была убийцей.

– Я не могу выйти за тебя, не могу даже быть с тобой, пока я не предам тебя каждым другим словом из моего рта. Я столько раз хотела раскрыться тебе, так долго. Я готова взять на себя ответственность за свою ложь, столкнуться с последствиями своих действий. Но сначала я должна быть честной с тобой.

Карамельные глаза держали мои, я сохранила этот момент, эти последние драгоценные секунды, прежде чем Шейн поймет, что я так долго скрывала. Страшную, ужасную правду, которая убивала меня изо дня в день.

– Я была водителем. Это была я. Я взяла телефон, всего на секунду, по дороге домой. Я стала причиной аварии. Не мой отец. Я.

Мое сердце упало, когда эти глаза превратились в янтарь, затягиваясь вокруг истины. Темнели. Нет. Не уходи никуда. Не позволяй мне уйти. Но даже когда моя душа кричала, я поняла, что это бесполезно. Стоя прямо передо мной, Шейн уже оставил меня.

– Ты была за рулем, – повторил он холодные и резкие слова.

Я вздрогнула, как будто он стукнул молотком.

– Да, – это слово было не более, чем дуновение ветерка.

Я наблюдала, как твердость распространилась по лицу Шейна, мышцы на его щеках подрагивали, пока они не превратились в гранит. Ярость скатывалась с его кожи, вымываясь в воздух между нами. Он медленно встал, застегнул молнию и шагнул к ботинкам.

– Скажи что-нибудь, пожалуйста, – умоляла я, чувство неизбежности пронизывало мои страдания. Он действительно собирался уйти, не сказав ни слова? Он действительно собирался уйти?

– Что тут можно сказать? – выстрелил в ответ.

– Не знаю. Но что-то. Что угодно.

Шейн пристально посмотрел на меня.

– Ты просто обманщица. Ты лгала мне день за днем, даже после того, как я был честен с тобой. И ты собиралась свалить, просто уйти от меня – от нас – даже не признав своего обмана? – его глаза полыхнули яростью. – Ты была права, знаешь ли. В ту первую ночь, когда мы встретились.

– Что... – мое горло сжалось, и я сглотнула. Начав снова. – Что ты имеешь в виду? – спросила я, страх поднимался из моего живота, как летний шквал, тяжелый и влажный. Я знала, что он собирается сказать, прежде чем он это произнес, мне хотелось прикрыть уши и заглушить его. Но я этого не сделала, вместо этого мои руки обвились вокруг груди, готовясь к неизбежному удару.

Шейн заговорил, повторяя те же слова, что я говорила ему на заднем дворе Тревиса.

– Ты не тот человек, с которым я хотел бы быть знаком, – его голос был практически безэмоциональным, и он впился в мою плоть, как зазубренный клинок.

Несколько месяцев назад я использовала эти слова в отчаянной попытке самосохранения.

Но прямо сейчас, Шейн выглядел так, будто имел в виду каждое слово.

Слезы, которые я пыталась сдержать, разлились по моим щекам, когда он уходил. Я бросилась вперед, удар Шейна разъедал меня изнутри. Я рассказала ему свой самый страшный секрет. Я открылась, позволила ему увидеть себя. Всю себя. В глубине души я надеялась, что он будет сражаться за меня. За нас.

Восхитительная развязность Шейна была размыта, когда он преодолел расстояние до двери, его быстрый темп еще одно доказательство, что он не может дождаться, чтобы скрыться от меня.

Я была не лучше, чем поклонницы, преследующие Шейна по всему миру. Я позволила себе упасть так сильно и так далеко... Ради чего?

Шейн был честен о своих потребностях и ожиданиях с самого начала, а затем он выбросил их все из окна, когда у нас все стало по-настоящему.

Но Шейн не хотел реального. Он хотел безупречного.

Шейн

Боль, написанная на лице, была прекрасным контрапунктом шока, который я почувствовал после ее признания.

Неудивительно, что мы так хорошо подходим друг другу. У нас были те же раны, те же трещины в душе. Мы оба были ответственны за смерть того, кого любили.

Мы оба украли жизни.

Мать Делэни была мертва. Девушка жила на свободе, пока ее отец – нет.

Мой лучший друг был мертв. Я занял центральное место, потому что Калеб не мог.

Украденные долбанные жизни.

Должен ли я смотреть, как моя великолепная девушка проходит через то, что у меня было только что? Проходит через суд общественного мнения. Возможность, нет, вероятность, тюремного заключения. Могу я видеть, как Делэни сидит за железной решеткой? Боже. Мысль словно электрошокером прошлась вдоль моего позвоночника. Боль.

Я любил ее слишком сильно, чтобы потерять.

Все это время я боялся затащить ее под свою темную тучу. Не хотел ее разрушать.

Теперь все встало на свои места.

Делэни была облаком.

Смерть Калеба чуть не убила меня. Но если Делэни исчезнет... это точно меня погубит.

Как она могла так поступить? Как я стал настолько обернутым вокруг ее чертова пальца, что от мысли прожить без нее моя душа горит?

Я потерял бдительность. Я доверил Делэни каждую частичку себя, даже ту, которую презирал. И она солгала мне в ответ.

Все, что я хотел, это отпустить то, что совершил, но теперь каждый раз, когда я буду смотреть в глаза Делэни, снова начну все вспоминать. Потому что она сделала то же самое.

Она убила. Она сбежала. Она солгала.

Делэни несла на себе сокрушительную вину, питала ненависть к себе каждый чертов день. Так же, как и я.

Девушке, которую я поставил на пьедестал, не место на нем. Она должна стоять со мной лицом к лицу. Доверять мне свои самые сокровенные тайны, как я ей свои.

После всего времени с поднятыми на Делэни глазами, мог ли я посмотреть вниз? Могу ли забыть ее недостатки? Могу ли примириться с той, кем я ее считал, в кого влюбился или нет, а может это есть эта новая реальность?

Не сегодня. Может, никогда. Несмотря на то, что моя любовь к Делэни Фрейзер струилась по моим венам с каждым ударом сердца, ее омрачало понимание, что я совсем не знал свою девочку.

Мы были на гребаной карусели секретов и лжи. Блаженство и предательство. Долбанутость и прощение.

Делэни без раздумий простила мне мои грехи. Но я погрязаю в ее. Скорее всего, это делает меня эгоистичным ублюдком.

Но я хотел избавиться от этого.

Тащась по коридору, я чувствовал себя как много килограммовый мешок собачьего дерьма в жаркий летний день. Грязный. Охренительно грязный.

Разочарование и отвращение варилось в моем животе, захламляя легкие, повреждая сердце. Мне стоило догадаться. Надо было догадаться с первого момента, как Тревис привел Делэни в свой дом, и она посмотрела на меня.

Делэни понимала меня. И я позволил ей проникнуть внутрь меня. Рассказал ей все. И она никуда не убежала. Она осталась.

Я так чертовски глуп.

Да, Делэни хорошо меня понимала. Потому что была мной.

Но я совсем ее не знал.

Она жила в паутине лжи. Лжи, которая все еще закручивалась. Как я могу быть с кем-то, кто отражает худший выбор, который я когда-либо делал?

«Два плохих дела не будут одним правым» было одним из любимых высказываний моей матери.

Стоя в лифте, я усмехался. Тогда какого хрена последние несколько месяцев с Делэни были такими правильными?

Она заставила меня снова чувствовать. Жаждать будущего, которое я видел в этих великолепных узорах синего и зеленого, ее глаза сияли, как маяк на ангельском лице.

Я остановился, как только ступил на улицу, и это было не из-за вспышки десятков камер сотового телефона, фиксирующих мой отъезд.

Я чертовски любил ее. Я любил Делэни Фрейзер.

И она любила меня.

Твою мать.

Головокружение одолело меня и ощущение, что Делэни была просто еще одним наказанием за то, что я сделал, закручивались вместе. Я прижал руку к животу, чувствуя себя опустошенным.

Проскользнув обратно в машину, припаркованную всего в нескольких футах от входа в отель, я провел рукой по рту, как будто это могло бы стереть горечь, наполняющую его. Пайпер сидела на заднем сидении, большие пальцы и глаза были прикованы к «iPhone».

Я упал на прохладное кожаное сиденье, чувствуя себя раздавленным предательством Делэни. Пайпер подняла бровь и отложила телефон в сторону.