Мать прекрасно знала, кто увлек ее сына фотографией, но ругаться и требовать, чтобы тот не забивал ее сыну голову ерундой, не могла. Просто не умела. Человеком этим был их сосед Василий, профессиональный фотограф. Как и Глушко, почти всегда пьяный, он тем не менее считался классным мастером, и его приглашали снимать на камеру разные мероприятия, свадьбы и похороны. Федор знал, что деньги тот зарабатывал немалые и, если бы не водка, жил бы давно в кооперативной квартире и передвигался на собственной машине. Федор был уверен, что и он сможет заработать на съемках, только для этого нужно купить качественную камеру. А она стоила дорого!

Мать работала в школе учительницей младших классов. Дети и родители ее обожали. Искренняя любовь к малышам, доводившим ее порой до слез своими шалостями, не могла не открыть сердца учеников ей навстречу. Они так скучали по любимой учительнице в каникулы, что приходили к ним домой, что крайне бесило Федора. Став постарше, он все чаще стал пропадать у соседа.

Школу Федор окончил неплохо. Он поступил в Политехнический институт лишь в угоду матери. Но неожиданно учеба увлекла, к третьему курсу Федор выбился в отличники, а после окончания ему предложили поступить в аспирантуру. Случилось то, о чем мечтала его мать: он стал преподавателем. И все это время Федор фотографировал. Лица, здания, закаты, дымящие трубы и дворовых собак. Он хотел бы стать если не знаменитым, то хотя бы заметным. Первым делом показывал отснятый материал Василию, но тот лишь вздыхал, видимо, боясь сказать правду: фотографии были стандартные, без души и таланта. Федор это понимал, сравнивая свои снимки с работами Василия, но отказаться от своей мечты не смог. И продолжал снимать. И только недавно в голову ему пришла идея написать книгу. Он решил, что в книге будет много его фотоснимков и отобрал самые удачные из тех трех тысяч, что хранились в обувных коробках на антресолях со студенчества по нынешний день. Нашел спонсора, чтобы издать первый десяток экземпляров будущей книги. Федор был уверен – стоит только заинтересовать знакомых, они помогут. И стал готовить презентацию. Вот так по-модному. В дорогом богемном кафе, с напитками и закусками, с джазом и танцами. Он ухнул на это все свои сбережения. Заранее поинтересовавшись финансовыми возможностями приглашенных, рассчитывал на каждый вложенный рубль получить десятку. То, что книга вышла талантливой, Федор Курлин не сомневался. Его жена – дура, она ничего не понимала в искусстве, всю жизнь продавая тряпки. Торгашка, не имеющая вкуса. Но сын! Сын его оценит. Мальчик в него – умница и красавец.

Курлин вдруг вспомнил, кому забыл позвонить. Матвею Роговцеву. Тот был бы нужен как известный журналист, но Федор боялся просчитаться: Роговцев, если ему не понравится книга, способен смешать его с грязью.

…Они учились в одной группе. Роговцев был другом Лешки Зотова, кумира Федора. Собственно, Лешка притягивал к себе всех, с кем доводилось столкнуться. Физически развитый, спокойный и всегда уверенный в себе. Его особенностью было то, что он никогда не врал. Однокашники одно время пытались его провоцировать, проверяя, но вскоре отстали. Зотов действительно не мог соврать. Поняли – смолчит, но, если будут спрашивать, ответит только правду. То, что сказал Зотов, ценилось вдвойне. Он мог спокойно подбить курс на бойкот оборзевшему преподу, сам ходил убеждать институтское начальство в их студенческой правоте и всегда находил нужные слова, настойчиво отстаивая их интересы. У Зотова не было врагов, но и друг был один – Роговцев. Ему, Курлину, рядом с этими двумя ничего не светило…

Встретив на днях случайно Зотова, Курлин сразу же решил для себя, что это хороший знак. Зотов – директор завода. Федор посадит его на почетное место. А Роговцев, скорее всего, и не пришел бы. Ну и черт с ним.

Курлин бросил последний взгляд на накрытые столы. Его добровольная помощница из студенток Ирочка о чем-то разговаривала с официантами. Все. Скоро начнут прибывать гости.

Курлин надел пиджак и пригладил редкие волосенки. Скоро ему пятьдесят. Издание собственного творения – хороший подарок самому себе.

Звонок достал Роговцева в прихожей. Он открывал дверь своим ключом, хотя знал, что Надежда должна быть дома. Но объяснять жене, почему он так рано вернулся, Матвей не хотел.

– Да, привет, Леха! Я домой вот только что зашел. Нет, особых дел у меня нет. На презентацию? Чьей книги? Курлина? Это Федьки, что ли? Никогда бы не подумал, что станет писателем, он же преподает, насколько я знаю, в Техническом университете! Да, я не против! Что, и Татьяна с тобой? Ну, хорошо, поговорю с Надей, перезвоню.

Надежда, услышав последние слова мужа, посмотрела на него с любопытством.

– Алексей звонил?

– Да. Ты помнишь Федора Курлина? Из нашей группы?

– Нет, смутно, – Надежда задумалась. – А что с ним?

– Книгу написал, что-то о фотографиях. Приглашает нас сейчас на презентацию в «Би-Арт». Пойдем? Лешка там уже, с Татьяной, – сказал Роговцев, уже зная наверняка ответ жены.

– Нет, Роговцев. Я не любитель тусовок. Как я понимаю, ты не к писателю пойти хочешь, по Зотову соскучился? Вы там общаться будете, а мне прикажешь Татьяну развлекать? Уволь! – ответила она довольно резко.

– Ну… Нам с Лешкой действительно нужно… А Татьяна… Вы бы могли тоже… о женском… – протянул он неуверенно.

– Я тебя умоляю, Роговцев! Это о тряпках или звездах экранных?

– Что уж, с ней совсем не о чем… побеседовать? Не дура ж она, в самом деле? Там писатель, Федька! Кур-лин! Тема! – попытался он снова увлечь жену.

– Не выдумывай, Роговцев. Иди уж, – Надежда отмахнулась.

Роговцев поморщился. Вот так всю жизнь: слово о жене Зотова – только раздражение в ответ. Обычно спокойную Наденьку на Татьяне клинило. Она даже с лица менялась: взгляд становился холодным, бледнели щеки. Но ему-то каково с Лешкой объясняться? Хотя Зотов и сам старался везде бывать один…

Матвей решил одеться скромно, в джинсы и легкий джемпер. Хотел было позвонить Зотову, чтоб уточнить, насколько официальное мероприятие, но передумал: как раз официального-то приглашения он и не получал. Толкало его туда любопытство, что же такого мог наваять Федька Курлин, личность во всех отношениях неинтересная? И хотелось поболтать с самим Лешкой.

Роговцев пошел пешком. Он уже стал забывать, что такое, идти куда-то своими ногами.

Надежда, заметив, как муж выкладывает ключи от машины на столик возле зеркала, не смогла удержаться от ехидного вопроса, что, мол, жажда к распитию спиртных напитков с Зотовым столь сильна, что тот готов к пешему переходу длиной в три квартала? На что Матвей только и смог, что утвердительно кивнуть головой. Его жена как всегда попала в точку: и выпить с Лешкой охота, и тема для разговора есть: то ли померещившаяся, то ли вполне реальная Екатерина Галанина.

Машин на стоянке перед «Би-Артом» было мало. Зотов припарковался возле старой «девятки» и обернулся к жене, устроившейся на заднем сиденье.

– Тань, я прошу только, не строй брезгливую мину, если тебе что-то не понравится, ладно?

Татьяна не ответила. Про себя решив, что время покажет, строить или не строить ей мину, она дождалась, пока муж выйдет из машины и откроет дверцу с ее стороны. Оглянувшись, смотрит ли кто, она выставила наружу сначала одну ножку, затем другую и, опираясь на протянутую Зотовым руку, вылезла сама. Этот «вынос тела из авто», как хохмил ее муж, она репетировала с ним несколько лет, шлифуя его до совершенства. Еще раз оглянувшись, Татьяна с разочарованием отметила, что, несмотря на дневное время, на улице было безлюдно.

Царственным жестом сбросив на руки Зотова шубку, она подождала, пока муж сдаст ее в гардероб, краем глаза отметив, с каким трепетом пожилая гардеробщица приняла меха на вытянутые руки. Повесив шубу отдельно на плечики, женщина протянула Зотову номерок от его куртки.