Там был целый ворох безделушек. Глаза Голденхарта невольно разгорелись, и он стал рыться в лотке, разглядывая то ленту, то замочки, то крючочки. Вайда по-прежнему на него поглядывал с сомнением, пытаясь определить природу загадочного юноши. Ружа была наблюдательнее. Когда менестрель протянул руку, чтобы взять ленту, она тут же пихнула брата под бок: на безымянном пальце юноши красовалось тяжёлое золотое кольцо с крупным камнем-сапфиром, и намётанный цыганский глаз тут же безошибочно определил, что кольцо не фальшивка: и камень, и золото настоящие. Кольцо это ему Эмбер подарил.

Менестрель покуда разглядывал вытянутую из общего вороха ленту и чуть улыбался собственным мыслям. Лента была янтарного цвета. Как бы хорошо она пришлась к волосам Дракона!

— Возьму эту, — сказал Голденхарт, сворачивая ленту в клубок. — Монетку стоит, говоришь? — Он порылся в рукаве, вытащил серебряную монету и протянул Вайде со словами: — Этого хватит?

Цыган уставился на монету, ничего не отвечая. Ружа проворно сцапала монетку и заворковала:

— Лента дешевле стоит, хозяйчик, золотой ты мой, драгоценный, выбирай ещё что-нибудь. Столько раз да по стольку!

Менестрель ей в ответ улыбнулся, цыганочка опять покраснела, но на этот раз за брата прятаться не стала, а наоборот, ворошила лоток вместе с менестрелем, предлагая ему то и это и вспыхивая румянцем, всякий раз как их руки соприкасались.

Вайда же был огорошен. Неужто настолько богатые крестьяне в деревне живут, что в состоянии и серебром расплачиваться? Ответ напрашивался сам собой, конечно, и старуха-цыганка, и цыганочка его давно угадали, едва кольцо на пальце у юноши приметили: хозяйчик-то из «набольших»! Но Вайда до этого пока не додумался. Парень был не из глупых, но уж слишком много потрясений разом. Старуха громко крякнула, цыган опомнился, покосился на неё и начал:

— А вот что…

Договорить он не успел. По траве от башни золотым вихрем пронёсся Дракон и прервал его всего лишь взглядом, вроде бы и не суровым, но таким, что — ух! Язык у Вайды заплёлся, и цыган с ужасом понял, что и полслова произнести не может. Старуха-цыганка на мужчину взглянула с растущим беспокойством. Он явно был из «набольших», но этим дело не ограничивалось. Старуха даже грешным делом засомневалась: а вдруг люди верно болтают о колдунах? Потому что было в нём что-то этакое… нечеловеческое, понять бы ещё — что!

— Одиннадцать шагов, Голденхарт, — с укоризной сказал Дракон, покуда не обращая внимания на цыган.

— Да я всего-то и хотел, что взглянуть на ленты, — оправдывался юноша, — посмотри-ка лучше, что я тут нашёл.

Он с удовольствием продемонстрировал на ладони золотой браслет с сапфирами, который выудил со дна лотка.

— Подделка, — не глядя, бросил Дракон.

— Эй, эй, господин сиятельный, — начал было возмущаться Вайда, но старуха-цыганка опять крякнула, да так, что цыган даже на неё обернулся.

«Не болтай лишнего!» — словно бы говорил её сердитый, а больше — тревожный взгляд. Если уж с первого взгляда определил, что фальшивка, значит, дело и впрямь неладное: цыганские подделки были хороши, даже ювелиры и те ошибались. Тревога её всё нарастала, но бабка-цыганка никак не могла понять, что же не так с этим господином за изгородью. Он, словно бы почувствовав её взгляд, поднял глаза на неё. Старуха обмерла: глаза-то были не человечьи! Вместо зрачка — тонкая тёмная полоска, совсем как у змеи глазищи!

— Лучше настоящее покажи, — потребовал Дракон, переводя взгляд обратно на Вайду. — Я ведь чую, что у вас в повозке припрятано что-то ценное.

Вайда хмыкнул было, но старуха приказала:

— Покажи ему.

Внук был слишком молод и неопытен ещё, чтобы подмечать детали. Но она уже точно уверилась, что стоящий перед ними господин не из людей. Уж колдун или кто ещё — неизвестно, но не человек. Она невольно сжала в кулаке висящий у неё на шее амулет и повторила:

— Покажи.

Внуки переглянулись, но спорить с бабкой не стали и вытащили из повозки большую корзину, завязанную холстом. Эмбер неслышно потянул носом: золото. Менестрель вздохнул: раз уж Дракон почуял золото, теперь его за уши от этой корзины не оттянешь. Сокровищницу он пополнял регулярно, как того и требовала драконья природа. Но зато был шанс, что позабудет про проступок самого юноши. Так что Голденхарт приободрился и наблюдал за ними с интересом.

— Так что вы за люди? — спросил Эмбер, запуская руку в корзину и вытягивая оттуда первое, что в руку попало, — какое-то ожерелье, золото напополам с жемчугом.

Вайда было раскрыл рот, но старуха-цыганка его опередила:

— Хотим в деревне поселиться ненадолго, отдохнуть с дороги, поторговать… Подскажешь, какой из домов — набольшего? Мы чин чином, без спросу не заходим, зла не чиним.

— Хм, — только и сказал Дракон, перебрасывая одну вещичку за другой в подставленный цыганочкой бубен. Выбирал он исключительно драгоценности, к подделкам не прикасался даже, что в который раз убедило бабку-цыганку в его нечеловеческой природе (или породе).

Вайда начал кипятиться. И бабка вмешалась, и Дракон вёл себя грубовато, как ни посмотри: цыгане старых людей уважали, а этот и ответом не удостоил!

— Чем расплачиваться будешь, господин сиятельный? — прорычал буквально он.

— Молчи, дурак! — рявкнула на него бабка, внутренне съёжившись: в глазах Дракона ей почудилась вспышка.

Эмбер был настроен благодушно. Пока.

— Раз уж надумали тут жить, то вам местные деньги нужны, — ровно сказал он, разглядывая сапфировое ожерелье и прикидывая, как оно будет смотреться на шее юноши; прикинуть не удалось, поэтому он просто надел его на шею Голденхарту и посмотрел. Менестрель довольно раскраснелся.

— Взвесить бы надобно, — процедил багровый от гнева Вайда. То, что бабка дураком обозвала, его вообще из себя вывело.

Эмбер взялся за бубен, примериваясь к весу, покрутил глазами в стороны, подсчитывая, и спросил у бабки-цыганки:

— Медь? Серебро? Золото?

— Всего понемногу, что тут в ходу, — ответила та. — Чтобы на недельку али две хватило.

Дракон кивнул и пошёл в башню за деньгами.

— Сердитый твой хозяин-то? — спросила старуха у менестреля, когда Эмбер отошёл на порядочное расстояние.

— Бывает, и сердится, — с улыбкой ответил Голденхарт.

— Набольшего-то дом нам искать не придётся, верно? — прищурившись, спросила она.

Юноша только опять улыбнулся, и старуха-цыганка поняла, что не ошиблась: перед ними был хозяин этих земель, тот самый, о котором шептались в городе. Или хозяева? Насчёт менестреля у неё тоже сомнения имелись.

Вернулся Эмбервинг, принёс и перекинул через изгородь три увесистых мешка: самый большой — с медью, чуть поменьше — с серебром, самый маленький — с золотом, — и один пустой.

— Пересчитать бы надобно, — важно сказал Вайда, но бабка опять так на него зыркнула, что он без лишних возражений забрал все три мешка и пересыпал в четвёртый выбранные Драконом драгоценности.

Эмбер свой мешок возле ног поставил, помолчал немного — для солидности — и сказал:

— Что ж, остановиться в деревне вам никто не запрещает. Однако же помнить следует: будете людям голову морочить или воровать… пеняйте на себя. К старосте прежде зайдите, скажите, что в Серой Башне были, он вам отрядит место под… хм, шатёр?..

Вайда, было, для красного словца хотел поклясться, что ворованных вещей в их руках — солнце свидетель! — никогда не бывало, но взгляд Дракона его так пригвоздил, что он опять и рта открыть не смог, куда уж там врать! Цыгане да не воровать? Легче поверить, что лошадки летать научатся.

Дракон кивнул на прощание, поднял мешок с золотом и пошёл в башню, прихватив за собой и менестреля.

— Хорошенькие оба, — мечтательно сказала цыганочка, пряча данную ей менестрелем серебряную монету в лиф платья.

— Экой грубиян, — фыркнул Вайда. — Что с ним вообще разговаривать? Пошли лучше к тутошнему большаку.

— Да это и был их большак, болван ты такой! — не удержалась от крепкого словца старуха-цыганка. — Тот, про кого в городе болтали.