У бабки дело шло бойко: она продала с десяток флаконов снадобья от зубной боли (кто знает, что там на самом деле в них было налито!), успела погадать дюжине судомоек, кухарок и прочих особ низкого сословия, жаждущих знать, когда же и на их залитом помоями пути повстречается прекрасный принц. Прекрасных принцев, надо полагать, на всех бы не хватило, так что бабка-цыганка предрекала им вельмож и прочих важных господ. Бабёнки млели и верили.

Цыганочку к делу не пустили (берегли), она сидела в кибитке, с завистью поглядывая на то, что происходит вокруг, и иногда отвечая лукавыми улыбками и притворно смущёнными взглядами на погляд проходящих мимо франтов.

К вечеру сочли барыши, результат, даже и с бабкиным заработком, вышел неутешительный. Старуха крякнула, отсчитала несколько монет и отдала их внуку, остальные припрятала в кошель, что висел у неё на поясе.

— Сходи в лавку, — распорядилась она, — прикупи снеди на дорогу, а заодно выведай, нет ли поблизости богатеев каких.

Вайда отправился в лавку, посвистывая и подкидывая медяки на ладони. Он ещё не растерял оптимизма юности. Лавочник встретил его с подозрением — знаем, мол, вас, цыган: так и норовят что-нибудь украсть! — но Вайда скоро расположил его к себе шутками-прибаутками, а больше тем, что сразу же выложил деньги на прилавок.

— А что, дядька, — по-свойски обратился к нему Вайда, — в городе вашем-то богачей нет совсем? Одними медяками кидаются.

Лавочник степенно отвечал:

— Богачей в столице искать надобно. У нас городок небольшой, откуда богачам взяться?

В столицу цыганам путь был заказан: вместо документов у них была только репутация, да и то подмоченная, так что в большинство столичных городов их попросту не пускали.

— А вокруг что за люди, что за земли? — продолжал расспрашивать Вайда.

Лавочник пригнулся к прилавку, поманил к себе цыгана, будто хотел поведать какую-то страшную тайну. Тот наклонился.

— К западу, говорят, лежат земли, прозванные Серой Башней, — свистящим шёпотом сообщил лавочник.

— Королевство?

— Земли, — со значением повторил лавочник, как будто в этом слове была сокрыта вся соль или суть. — Говорят, что ими владеет колдун.

Цыган недоверчиво выгнул брови, а лавочник прежним свистящим шёпотом стал ему рассказывать, как столько-то лет назад мимо проходил отряд рыцарей, посланный из какого-то там королевства, чтобы вызволить из плена колдуна какого-то там зачарованного принца, однако обратно они не вернулись, стало быть — сгинули на тех землях. Доверия рассказ не вызывал. Колдуны не так-то часто попадались, на самом-то деле, всё больше шарлатаны, уж кому, как ни цыганам знать!

Старуха-цыганка, когда внук пересказал ей историю, долго попыхивала трубкой, размышляя, потом изрекла:

— В Серую Башню и отправимся. У меня нос чешется, барыши чует.

— А колдун как же, бабушка? — с трепетом спросила Ружа, немало этой байкой перепуганная.

— Сколько на белом свете прожила, — проворчала бабка, — а ещё ни одного не встречала. Извелось волшебство не один век назад!

Вайда в колдунов не верил, но история ему понравилась: вот если бы на самом деле был зачарованный принц и они бы его вызволили, сколько бы золота им отвалили принцевы родители!

— А куда ж тогда рыцари делись? — допытывалась дотошная Ружа.

— Рыцари? Гм… — ненадолго задумалась бабка. — Верно, другой дорогой вернулись. Мало ли дорог на свете!

— А может, сеча была и полегли все? — подхватил Вайда, и глаза его разгорелись. — Вот бы на то поле брани набрести: сколько там, верно, сокровищ осталось! Рыцарские доспехи, я слышал, всегда драгоценностями да золотом украшены.

— Ну, полно, — оборвала его старуха-цыганка. — Узнал, какая дорога на те земли ведёт?

Вайда кивнул, и вот кибитка уже потащилась на юго-запад…

Они как-то сразу поняли, что въехали на земли Серой Башни. Будто переступили какой-то невидимый порог, и тут же повеяло в лицо чем-то тёплым и… не от мира сего. Даже старуха, умудрённая жизнью, и то засомневалась: на чары похоже. Внуки ничего не заметили, восхищённые расстилавшимися вокруг лугами да полями. Цыганам в городах всегда тесно, им подавай простор да волю! Даже лошадки приободрились и зацокали копытами с таким норовом, словно кому напоказ.

На холме приостановились. Внизу была деревня, большая, богатая, если судить по внешнему виду: таких добротных домов и крепких хозяйств во всего лишь деревнях цыганам ещё видеть не приходилось. Чтобы попасть в деревню, нужно было проехать мимо высокой башни из серого камня — другой дороги не было, — по ней, видно, эти земли и назвали. Старуха-цыганка стегнула лошадок, и они потащили кибитку выше на холм. Башня казалась обжитой.

— У хозяев спросим, который из домов — набольшего, — сказала старуха. «Набольшими» цыгане звали господ. К ним прежде следовало идти на поклон и просить разрешения поселиться на время в деревне.

Любопытный Вайда вытянул шею, разглядывая подворье. Башня была окружена невысокой, но справной изгородью, однако бóльшая часть земли была не возделана — сплошные травы, вероятно, оставлено для лошадей, храп которых чуткое ухо цыгана сразу уловило: доносился от башни. По двору хлопотала девушка с фантастически длинной косой, перевязанной небрежно ленточкой. Ружа толкнула брата под бок, тот приосанился, пригладил кудри, затянул покрепче пояс. Обхаживать девиц, дабы выудить полезную информацию, — это по его части.

Бабка-цыганка остановила повозку, Вайда выскочил, прихватил с собой лоток, щедро присыпав туда всякой всячиной из мешка, и подошёл к изгороди. Ружа вылезла следом, неся большой бубен (в него откладывали выбранные для покупки вещи и туда же потом сыпали монеты). Старуха осталась сидеть в повозке.

Вайда ещё раз оправил кудри и, ухватившись рукой за изгородь, позвал обычной присказкой:

— Хозяюшка! Хозяюшка, милая, подойди на пару словечек, подарю пару колечек, а заведём разговор — так и целый набор!

Менестрель — а это был он — обернулся, растерянно гадая, к нему ли столь бесцеремонно обращаются, даже по сторонам посмотрел на всякий случай, но девиц поблизости не обнаружилось, так что стоило думать, что обращались к нему. Ну, сзади-то и не отличить: таким волосам любая девица позавидует, — тем более что день выдался жарким, а менестрель поленился одеваться и щеголял по двору в одной лишь перетянутой поясом рубахе и босиком. Немудрено спутать. Свои бы не спутали, а это явно были чужие, проезжие. Голденхарт поставил корзинку, из которой кормил кур, на землю, прикрыл полотенцем, чтобы до зерна не добрались скачущие по двору же вороватые воробьи, и подошёл к изгороди — шага не доходя, как и уговаривались с Драконом.

— Вы что за люди? — не без любопытства спросил менестрель. Цыган в них он сразу признал, видел таких во время своих путешествий по королевствам, но вот в Серой Башне ни разу не видел.

С ответом вышла заминка. Цыгане уже успели убедиться, что это вовсе не «хозяюшка», но до сих пор не поняли, какого роду-племени этот юноша, а значит, и сомневались, как к нему обращаться. Одет он был слишком просто. Работник? Но уж слишком изящно и благородно выглядел для всего лишь батрака: таких не нанимают на чёрные работы, толку не будет — зачахнут. Но цыган смутить сложно.

— А что же ты, дружочек, — прежней присказкой спросил Вайда, — так далеко стоишь, оттуда глядишь? Подойди ближе, не украду.

— Да уж не советую, — рассмеялся менестрель, представив, что бы в таком случае сделал Эмбер.

Цыган несколько растерялся — смех действовал обезоруживающе, — Ружа покраснела немного и спряталась за плечо брата. Вайда тряхнул кудрями, чтобы избавиться от наваждения, и выставил вперёд лоток:

— Мы цыгане-коробейники. Подходи, выбирай, что любо — покупай. Стоит монетку. Скажешь ласковое слово — даром отдам.

Менестрелю этот говорок нравился. Было в нём что-то поэтическое. Он обернулся, взглянул на башню. Эмбер спал ещё. «Ну, — рассудил менестрель, — хоть изгородь — это уже одиннадцать шагов, но за неё-то я не собираюсь?» И он подошёл к изгороди («менестрелеметр» тут же щёлкнул и Дракон проснулся), чтобы взглянуть, что навалено в лотке цыгана.