Это утро у ректора академии Кросс, сиречь Кросса Кайена, не задалось. Да и вообще, где это вы видели, чтобы в каникулярный период, директора поднимали в пять утра?!

Да, он, разумеется, тоже сначала негодовал. Потом увидел, на кого негодует и затих.

А как тут не затихнуть, когда прямо у него на глазах Зеро настойчиво что-то ищет в винном шкафчике, бормоча что-то вроде «с этими кровососами — одни проблемы, вечно они какие-нибудь гадости устраивают, а ты страдай из-за них…»

Ну, раз Зеро ворчит на представителей темной половины человечества, можно продолжить спать — определенно, с такими мыслями, вино будет пущено на благое дело, он и сам иногда…

Потом до ректора дошло, что такими темпами вино будет использовано не для подделки пятен крови на кофтах эмоциональных доверчивых учениц-балбесок, «покормивших» маленьких воспитанников Ночного Класса, и даже не для удовлетворения их с Ягари моральных нужд, а скорее на удовлетворение моральных нужд самого Зеро. Но к тому времени, как ректор опомнился и вспомнил, что сына надо предостеречь от распития алкоголя — в конце концов, ему всего-то восемнадцать! — прошло уже полчаса, и Зеро уже и след простыл.

Пожаловавшись одному из висящих на стене портретов, мол, вот так дети и растут, не видясь в родителями и не успевая получить необходимый базис правды о жизни, Кайен поправил ночную рубашку, перевернулся на другой бок и ушел в страну Морфея, досматривать прерванный сон.

Зеро тем временем искал в классе домоводства хоть какой-нибудь мало-мальски приличный стакан. Вино уже полчаса лежало в морозилке, и Зеро честно не спешил его оттуда доставать. Надеялся найти причину передумать. Но отчего-то передумать не получалось и тема «Куран со мной просто играет» не спешила выходить из головы.

Единственным способом сейчас успокоиться и собраться с мыслями было избегать Курана и всячески игнорировать его при встречах, если получится. Они возвращались к своим старым-добрым отношениям, только вот парень уже задумывался — а получится ли?

Сетуя, что нельзя просто пристрелить ублюдка, Зеро немного погоревал, что надежная, как никто, его любимая «Кровавая Роза» ему более недоступна.

Как Зеро вообще дошел до того, что теперь собирался напиться, потому что не мог выкинуть из головы одного вампира большую часть вечера и кусок ночи? Внутренний голос уклончиво намекал, что это дело нехитрое. Напиваться-то по любому поводу можно, а что не мог из головы выбросить… Ну, во всем виновата любовь.

Вытащив за горло бутылку с полки и пинком закрыв морозилку, Кирию поспешил в свою комнату, стараясь ступать как можно тише и не задумываться, правильно ли он поступает.

Сегодня ночью он умыкнул из библиотеки несколько книжек, чтобы точно разобраться — как в своих чувствах и желаниях, так и получить представление о поведении влюбленных по уже описанным моделям.

Со стуком поставив стакан и бутылку на стол, Зеро откупорил бутылку и принялся наливать ярко-красную отраву в граненый стакан.

Наверняка во всем виновато отсутствие опыта. Может быть, будь у него до этого хоть одна девушка, сейчас было бы проще сообразить, что делать. Тогда бы он хотя бы знал, влюблен ли он сам, и правда ли Куран играет, или это у него такой специфический способ выразить симпатию? А еще он смог бы разобраться в своих чувствах и желаниях, а то он то хочет, чтобы Куран его касался и целовал, то готов кричать, что не желает его видеть ближе, чем на расстоянии пять метров от себя.

Прижавшись лбом в холодной поверхности стакана, Зеро вздохнул и открыл первую книгу, желая понять, а что такое, в сущности, любовь? Ведь он вроде бы уверен, что ощущает именно ее, знает, как она ощущается, это приятная, горячая истома в груди, но по факту… По факту он был еще неоперившимся птенцом и его мучения, его попытки разобраться в этом, как в головоломке — все это было лишним доказательством, горьким фактом, который он просто не мог проглотить.

Открыв первую книгу, оказавшуюся какой-то энциклопедией, Зеро принялся листать страницы в поисках нужной ему темы.

***

Любо́вь — чувство, свойственное человеку, глубокая привязанность к другому человеку или объекту, чувство глубокой симпатии.

***

У него точно есть симпатия и привязанность к этому мерзкому типчику, иначе бы он не мучился так от своих же собственных мыслей и не пил бы мерзкую алкогольную отраву.

Как Зеро понял, любовь бывает разная, вернее — нескольких видов. Для себя он отмечал только неразделенную любовь, платоническую любовь. Но здесь описывалось куда больше видов и на еще три Зеро наткнулся практически сразу.

***

Любовь, которая более даёт, чем получает, или нисходящая любовь (лат. amor descendens) — к этому виду любви относится родительская любовь, преимущественно материнская любовь к детям. У человека эта любовь, или попечение старших о младших, защита слабых сильными, создаёт отечество и постепенно организуется в национально-государственный быт;

***

Любовь, которая более получает, чем даёт, или восходящая любовь (лат. amor ascendens) — к этому виду любви относится любовь детей к родителям, а также привязанность животных к своим покровителям, особенно преданность домашних животных человеку. У человека эта любовь может распространяться также на умерших предков, а затем и на более общие и отдалённые причины бытия (до всемирного провидения, единого Отца Небесного), и является корнем всего религиозного развития человечества;

***

Любовь, которая равно даёт и получает, или половая любовь (лат. amor aequalis) — к этому виду любви относится любовь супругов друг к другу, а также устойчивую связь между родителями у других видов животных (птиц, некоторых животных и т. п.). У человека эта любовь может достигать вида совершенной полноты жизненной взаимности и через это становиться высшим символом идеального отношения между личным началом и общественным целым.

***

Первые два вида отпадали сразу, третье было тем, к чему Зеро стремился. Взаимность, устойчивая связь между ними, так, чтобы понимали друга с полуслова, читали по глазам.

Подумав об этом, Зеро смутился. Все-таки он романтик. Хотя, это было очевидно сразу — еще в тот момент, когда он подумал, что хочет от Канаме признания. Не просто трахаться, а утром рычать друг на друга, а начинать с каких-то мягких, приятных слов. Звучало, конечно, идиллически, но Зеро бы хотелось попробовать так. Простое, мягкое счастье. Оно ощущалось так же тепло, как и то, что он обычно испытывал, когда задумывался о чистокровном.

Все-таки он влюблен.

Уткнувшись лицом в книгу, Зеро затих, вдыхая запах книжной пыли. Нет, ему этого мало.

Пролистав историю определений любви от античности до наших дней, мнения различных философов всех периодов, Зеро наткнулся на заметку, которая вызвала в его душе странный отклик.

***

Любовь эта, в которой только и есть жизнь, проявляется в душе человека, как чуть заметный, нежный росток среди похожих на нее грубых ростков сорных трав, различных похотей человека, которые мы называем любовью. Сначала людям и самому человеку кажется, что этот росток, — тот, из которого должно вырастать то дерево, в котором будут укрываться птицы, — и все другие ростки все одно и то же. Люди даже предпочитают сначала ростки сорных трав, которые растут быстрее, и единственный росток жизни глохнет и замирает; но еще хуже то, что еще чаще бывает: люди слышали, что в числе этих ростков есть один настоящий, жизненный, называемый любовью, и они вместо него, топча его, начинают воспитывать другой росток сорной травы, называя его любовью. Но, что еще хуже: люди грубыми руками ухватывают самый росток и кричат: «вот он, мы нашли его, мы теперь знаем его, возрастим его. Любовь! Любовь! высшее чувство, вот оно!», и люди начинают пересаживать его, исправлять его и захватывают, заминают его так, что росток умирает, не расцветши, и те же или другие люди говорят: все это вздор, пустяки, сентиментальность. Росток любви, при проявлении своем нежный, не терпящий прикосновения, могущественен только при своем разросте. Все, что будут делать над ним люди, только хуже для него. Ему нужно одного, — того, чтобы ничто не скрывало от него солнца разума, которое одно возвращает его.