Было так, как ему и хотелось — Чуя развел перед ним ноги, глянул с вызовом, даже лежа — сверху вниз, уверенно, дерзко. Его малыш, сладкий, ох…
Осаму уткнулся лицом между бедер и долго дразнился, вылизывая аккуратный член прямо через белье, через блядское кружево, сосал яйца, оттягивал резинку зубами и возвращал её на место со шлепком, с дрожью, горящими глазами ловя каждую реакцию. В конце концов, он не выдержал — разодрал хрупкое кружево, запустил в него пальцы, торопясь убрать препятствие. Клочок ткани остался болтаться на одной ноге, постепенно оказавшись у лодыжки.
Непослушные пальцы не давали раздеться ему самому, мешали справиться с ремнем, рубашкой. Не дали ему и шанса шлепнуть по упругой ягодице хотя бы разик — кисти, плечи сводило от одних мыслях о подобном святотатстве, хотя фантазии о подобном поступке посещали его не раз. Член, когда он стянул с себя трусы, блестел от смазки. И вот вокруг него пальцы сомкнулись охотно, не давая спустить раньше времени. Дазай зашипел, но заставил себя чуть остыть, прежде чем вернул свое внимание к партнеру.
Чуя ждал, раскрытый, готовый, возбужденный и нетерпеливо ерзающий, глядящий жадно. Наверное, между ними обоими и разрядкой, сейчас стояли доли секунд и десяток поспешных фрикций. Хотя с Чуей можно было кончить и едва войдя. Осаму, чувственно потираясь, едва помнил себя от желания, затопленный чувствами и мыслями, живущий от мгновений удовольствия до образа сладостной красоты любимого.
Секс без растяжки в постели — такого у них давно не было, и Осаму, толкаясь в жаркое тело, запрокинул голову и проскулил, вжимаясь бедрами в чужие ягодицы, ощущая каждую дрожь мышц, каждую волну удовольствия, от которой Чуя сжимался и протяжно стонал. До чего же внутри он был узкий — Осаму пришлось постараться, чтобы неторопливо набрать темп, чтобы обошлось без грубости, без лихорадочных движений, без болезненного дискомфорта и рывков.
Чуя поторапливал, пытался охватить ногами, вжать в себя. Метался, сбивая в кучу подушки, дергал привязанными руками в перчатках — Дазай мельком отметил, что, кажется, безвременно почившие трусики были подобраны в тон…
Разрядка была близка — Дазай не сдержался, сбился, толкнулся сильно и грубо напоследок, ахая и прикусывая губу, глухо мыча от удовольствия. Чуя выгнулся навстречу мгновением позже, марая белесой спермой подтянутый живот.
Его малыш подрагивал внутри перед тем, как кончить, и Дазай не мог не сделать акцент на этом моменте:
— Сладкий спазм, Чу-Чу? — дразняще прошептал Осаму, вжимаясь, пытаясь протолкнуться чуть-чуть глубже, желая продлить мгновения их общей, почти единовременной разрядки. Не желая разрывать связь двух тел.
— Умолкни, убийца моего белья, — хрипло прокаркал и рассмеялся Чуя, заведенной за спину Дазая ногой скользя по его влажной от пота спине.
— Ты додразнишься, — едва слышно обещает Осаму.
— Я нарываюсь, — вкрадчиво и многозначительно отвечает Чуя, а мужчина глухо рычит, прежде чем потянуться к его губам, начиная с контрастно глубокого, бесцеремонного поцелуя. Чуя протяжно стонет и стискивает его бока коленями.
Забытые цветы вянут.
Все начинается снова.
