— Вовсе нет! — горячо возразила девушка, и её обычно бледные щёки сильнее порозовели. — Ты, Бруно Ланге, самый добрый и благородный человек из всех, кого я знаю. Ну, кроме… — она быстро посмотрела на Зеро, и тот тоже вспыхнул до корней волос, встретив этот пылкий взгляд.

Бруно снисходительно покачал головой. Дети, сущие дети!

— Вы, огольцы, — продолжал он, обращаясь к китайчатам, — тоже вполне сойдёте за индейцев, если на вас нахлобучить чёрные парики да размалевать пострашнее. Я об этом позабочусь. Но нам нужен будет ещё и благородный герой, который отведёт от нашего юного вождя все подозрения и поможет выручить из беды прекрасную леди.

— Конечно, это буду я! — раздался из-за прикрывавшей вход попоны чей-то знакомый насмешливый голос, и в фургон ввалился Джейкоб, размахивая початой бутылкой с мутной жидкостью внутри.

Мари ахнула и разразилась смехом, за ней — все остальные, кроме Бруно, который с досадой сдвинул брови:

— Старый пьянчуга, где ты только добываешь эту отраву! Нет, ты будешь нашим паяцем, нашим верным Панталоне — зрители должны не только влюбляться или ненавидеть, но и хохотать всласть.

— Как всегда! — вздохнув с нарочитым разочарованием, Джейкоб отсалютовал Мари бутылкой и отхлебнул глоток. Резко запахло сивухой. — А я так жаждал спасти тебя, звезда моя!

— Спасать её будет Зеро, — непререкаемо заявил Бруно, и парень, вспыхнув от восторга, буквально взлетел на ноги, словно Мари требовалась его немедленная помощь, либо же он желал кинуться Бруно на шею. — Сядь, дурачок! Ну что за лоботрясы у меня в труппе, — Бруно не смог удержаться от невольного смешка. — Сперва нам надо сочинить эту пьесу целиком, от начала до конца, учитывая всё до последней мелочи.

— Ты обзавёлся любимчиками, Бруно Ланге! — с нарочитым пафосом провозгласил клоун и повернулся на каблуках, слегка пошатываясь. — Фаворитами! Виданное ли дело, такого молокососа брать на роль героя-Ланселота!

Он явно хотел ляпнуть что-то ещё, взмахнув своей бутылкой, но тут она вдруг разлетелась брызгами осколков — даже прежде, чем все услышали удар револьверного выстрела и вскочили.

Зеро стоял, прикусив губу и опустив руку с дымящимся кольтом.

Мари запоздало ойкнула.

— Простите, сэр, — покаянной скороговоркой пробормотал Зеро. — Я сейчас тут всё приберу.

— Да уж, постарайся, чёрт тебя дери! — прогремел Бруно, которого только присутствие девушки удержало от более крепких выражений. — Это мой треклятый фургон! А ты бьёшь тут стекло и заливаешь всё сивухой!

Он разъярённо обернулся к выходу, где на ступеньках уже возникли Тильда и Мозес со взволнованным «Что случилось?»

Того и гляди, Папаша тоже просунет сюда свою башку с тем же вопросом!

— У меня виски закончилось, — кротко объяснил Джейкоб, посмотрев на всё ещё зажатое в руке горлышко разбитой бутылки. — Совсем. А Бруно придумал новое шоу для нашего Сидящего Быка. Вот и всё.

Бруно только рукой махнул. У него не осталось слов, кроме непотребных немецких ругательств.

— Сэр! — вдруг раскрыл рот обычно молчаливый улыбчивый Гуанг. — А Вичаша-то согласен?

Теперь все поглядели на индейца, который так и сидел на своей лежанке, поджав под себя ноги, пока вокруг него кипели страсти.

Мальчишка посмотрел сперва на Бруно, потом — на Зеро, потом — на Мари, прижавшую ладони к щекам… и утвердительно кивнул.

— Хей-хей-о! — ликующе завопил Зеро, а Вичаша засмеялся.

*

Что по-настоящему удивило Бруно в маленьком индейце, так это то, что Вичаша, согласившись остаться в труппе, беспрекословно принял над собой его волю, будто волю своего вождя. Бруно знал по опыту, что в мирное время решения в племени индейцев принимает совет из самых уважаемых воинов, ну, а когда отряд выходит на тропу войны, за всё отвечает один человек — военный вождь. Очевидно, хозяин цирка и стал для Вичаши таким вождём. Это странно трогало суровую душу Бруно, и он поклялся себе ни на йоту не подвести доверия мальчишки.

Хотя сценарий представления, вкратце изложенный им своей труппе, мог стать для Вичаши даже опасным. Большую часть публики в тех городках, через которые они проезжали, составляли золотоискатели, торговцы, скотоводы, шахтёры и их семьи, а для них каждый индеец изначально являлся врагом, дикарём-язычником, коего следовало уничтожить. Такое отношение Бруно и собирался если не переломить, то хотя бы поколебать своим шоу. И это он, как мог, пытался объяснить Вичаше.

— Краснокожие и белые всегда враждуют, но это неправильно, — сказал он однажды вечером, когда циркачи устало сидели вокруг костра, задумчиво глядя в огонь.

И люди, и звери отрепетировали за день дважды и изрядно утомились. Мадам Тильда и Джейкоб уже отправились в свои фургоны на ночлег. Вичаша полулежал, опершись на локоть и рассеянно перебирая густую шерсть расположившегося рядом Чакси. Мари сидела напротив, зябко кутаясь в разноцветное мексиканское серапе. Зеро держался возле неё, время от времени разламывая хворостины и подбрасывая обломки в огонь.

Все вопросительно посмотрели на Бруно.

— Мы-то не враждуем, — продолжал тот с силой, подчёркивая каждое слово. — Что мешает другим поступать так же? Эта земля обширна и богата, она прокормит всех, если не воевать.

Он и в самом деле думал так, хотя понимал, что это какое-то прекраснодушие и несбыточная мечта.

— И волк возляжет рядом с ягнёнком, — процитировал, горько усмехнувшись, Мозес, сидевший тут же.

Бруно знал, что в отрочестве чернокожему довелось быть рабом на хлопковой плантации, о чём свидетельствовали рубцы от кнута на его спине и белёсые отметины от кандалов на запястьях и лодыжках.

— Ты описываешь библейский рай, мистер Бруно, — своим густым басом продолжал силач. — Земля эта, может, и обильна, но одни хотят владеть ею безраздельно, уничтожив для этого других. Вот и всё. В нашей стране уже нет места для краснокожих, хотя она им когда-то принадлежала. И ты не сможешь изменить этого, как ни старайся.

— Нет, смогу, — заявил Бруно с уверенностью, которой сам не испытывал. — Хотя бы попробую показать здешней публике, что индейцы — такие же люди, из плоти и крови, с человеческой душой, что они способны на искреннюю дружбу и выручают друзей, если те попадают в беду.

Выслушав эту горячую речь, Вичаша энергично кивнул в подтверждение, приподнявшись с земли. Его тёмные глаза заблестели в свете костра.

— Узы дружбы… святы, — проговорил он, медленно подбирая английские слова. — И я теперь знать… знаю, что не все васичу — враги, — он улыбнулся, сморщив нос, и не совсем последовательно добавил: — И я им это покажу.

— Звучит хорошо, — ободряюще проговорила Мари, а Зеро протянул руку и сжал тонкое запястье мальчишки.

— У тебя болит плечо? — с беспокойством спросил он, указывая на бинты, которыми всё ещё была прикрыта заживающая рана.

Вичаша весь день практиковался в верховой езде на ещё одном обученном мустанге труппы — гнедом Кавалере, и, конечно, изрядно натрудил пострадавшую руку.

Но он отрицательно качнул головой, не желая выказывать своей слабости, особенно перед Мари. Это было совершенно ясно.

— Расскажи, а как живут ваши женщины, Вичаша? — вдруг спросила та своим мелодичным звонким голосом. — Вы охотитесь и сражаетесь… а если ваши женщины остаются одни? Если мужчин… убивают? — её голос дрогнул.

— Они не оставаться… не остаются одни, — с некоторым удивлением отозвался Вичаша. — Как может женщина жить одна? Она слаба, её всегда должен защищать мужчина. Если у неё нет мужа… брата, сына… она идёт в палатку к любому воину. Если она молода, то становится ему женой. Если стара — матерью.

Его мальчишеский голос звучал совершенно непререкаемо. Тут Бруно волей-неволей вспомнил, как сама Мари пришла к нему за защитой, когда его цирк гастролировал в Луизиане.

«Я не хочу продаваться, мсье Бруно»…

— Она обязана становиться женой, если молода? — вдруг скороговоркой выпалил Зеро и подался вперёд, отбросив в сторону хворостину. — Ну, а если она не хочет? Если она любила своего мужа и не хочет никому больше принадлежать?