– Коли так, князь, то я хотел бы с тобой наедине потолковать, прежде чем свару затеивать.

Ярослав кивнул, хотя говорить наедине с польским княжичем не собирался.

Не так-то глуп княжич, раз вместо того чтобы руку на рукоять меча положить и начать браниться, предлагает переговорить. Либо сам непрост, либо совет ему такой кто дал.

– Ну, коли хочешь поговорить, то давай потолкуем наедине. Я желаю разделить с тобой вечернюю трапезу, а после пообщаемся, если время останется.

Вечерняя трапеза сразу показала неумеренность польских гостей. Только княжич Безприм, вопреки сложившемуся о нём мнению, в еде был скромен и напитки хмельные ко рту не подносил.

Ярослав быстро это заметил и был сильно удивлён. Веселье всячески разжигал его пестун Будый, но княжич Безприм, хоть всем приветливо улыбался, хмельного не пил.

– Ты, княжич, смотрю, ни вина заморского не пьёшь, ни мёда хмельного, – спросил князь Ярослав у Безприма, – может, обиду держишь?

– Не пью оттого, что мы пока не договорились.

Будый, пошатываясь, поднялся со своего места и поднял чарку, полную мёда. Ярослав сразу понял, что его пестун кривляется, но кроме него, этого рассмотреть никто не смог.

– Вот за тебя я, княжич Безприм, чару и поднимаю. Ты, видит моё сердце, человек добрый. Мы с твоим другом боярином Бржетиславом уже не по одному кубку выпили. За тебя, княжич!

Будый, расплёскивая вино, выпил чарку и опустился на своё место, весело хлопнув Бржетислава по плечу.

– Не враги мы с тобой, боярин, – проговорил Будый, обращаясь к Бржетиславу, – не враги. Одного роду-племени. Позволь мне тебе подарок сделать.

Глаза Бржетислава алчно загорелись, едва он услышал про подарок. Пусть Будый и говорил на не совсем понятном для него языке, но слово «подарок» пан уразумел сразу.

– Жаль, мне тебе нечего подарить в ответ, – ответил Бржетислав, – так как роду я бедного.

– Бедного? Кто твой отец?

– Пан Вратислав из…

– Пан Вратислав, – тут же перебил его Будый, – я ведь его помню. Такой невысокий, как ты? Верно?

– Нет, он, наоборот, был роста высокого, но вся его сила моему старшему брату досталась, а не мне, – жалобным голосом проговорил

Бржетислав.

– Точно. Помню его. Достойный был человек. Давай выпьем с тобой по чарке, дабы помянуть его.

Будый выпил чарку, про себя подумав, что хорошо что-то обещать человеку во хмелю – дарить не придётся. Но не тут-то было.

– Я век буду рад подарку, которым меня облагодетельствует славный пан Будый. Мои потомки будут беречь его, и по всем землям, где я буду проезжать, везде я буду хвалить щедрость пана Будого!

Пан Бржетислав впился глазами в воеводу, который даже поёжился от такого взгляда. Ну и чего подарить этому вот человеку? Что он, не разумеет, что во хмелю все на язык легки?

– Я подарю тебе вороного коня, того, что мне князь Ярослав пожаловал.

Сказав это, Будый посмотрел на Ярослава. Услышав эти слова, князь улыбнулся. Выкрутился-таки его ближник. Взял и одного из коней моих подарил, подумал Ярослав, а ведь теперь и не отопрешься.

– Послушай, князь Ярослав, – проговорил Безприм, ставя на стол чарку, к которой он так и не притронулся, – по правде сказать, мне ведь сестру отец велел привезти, а не то он войну грозится развязать. Говорил, что ежели ты по добру не захочешь, то он тогда тебя принудит к этому. Я вот вижу, что ты человек достойный и всё, что про тебя говорят – ложь. Но он считает тебя слабым правителем. Я войны не хочу.

– А поэтому мы с тобой и беседуем. Я друг твоему отцу, а не враг, но супруги брата не отдам. Посуди сам – кем я буду, ежели жену брата в дом родителя отпущу? Отец мой, князь Владимир, взял мать Святополка в жены, хоть прежде та была замужем за его братом, моим дядей Ярополком. Я взять твою сестру в жёны не могу, но она теперь навек моя сестра и я её пальцем не трону. Братья ссорятся, братья мирятся. Это наше семейное дело.

***

С того дня, как князь Ярослав вступил в Киев, он не виделся с Владиславой. В душе князь боялся этой встречи, но сейчас он понимал, что это время пришло. Он спустился вместе с Будым в подземелье, где находилась княгиня. Нет, конечно, можно было заключить её в поруб, но так она была бы у всех на виду, а он этого не желал.

– Послушай, князь, – сказал Будый, – не стоит тебе с ней встречаться. Она ведь теперь и не человек.

– Я хочу её увидеть, – медленно произнёс Ярослав и подошёл к кованой решётке, за которой находилась женщина.

Запах нечистот ударил князю в нос и заставил поморщиться.

– Владислава, – позвал её Ярослав, но та даже не повернулась.

Женщина лежала на полу, прижимая ноги к груди, и негромко рычала.

– Что с ней?

– После того как она потеряла ребёнка, её рассудок совсем помутился. Не уследил я, князь. Моя вина, – сказал Будый безразличным голосом, а после, немного помолчав, с усмешкой добавил, – а у неё всегда так – разрешается от бремени в темнице. Может, потому она разума и лишилась.

Владислава повернулась на бок, а затем поднялась на колени. Ярослав встретился взглядом с Владиславой и невольно вздрогнул. Княгиня, вернее, существо, которое теперь жило в её теле, рыча, стало ползти к прутьям решётки.

– Сегодня же увези её прочь! И смотри, Будый, чтобы её братец об этом не проведал. Это уже не княгиня Владислава. Она, верно, умерла. Это животное.

– Сдохни, – прошипела Владислава, пытаясь подняться на ноги, но тут же падая обратно на земляной пол, – проклинаю тебя! Чтобы твои потомки вечно ненавидели друг друга, чтобы ты не знал покоя, проклятый хромец! Ррр…

Владислава бросилась прямо на решётку, заставив Ярослава отпрянуть.

– Княже, будет милостивее лишить её жизни. Она почти потеряла дар речи. Только шепчет проклятия и рычит, словно дикий зверь, – сказал Будый, – жалко, конечно, но так будет милосерднее.

Ярослав, ничего не ответив, пошёл наверх. Если это существо отдать её отцу, то, пожалуй, это будет означать только одно – войну.

Выйдя из темницы, Ярослав тут же опёрся о стену, давая передышку больной ноге. Внутри у него всё кипело, но он понимал, что гневными речами сейчас ничего не изменишь.

– За каждую вину должно быть своё наказание, – прошептал Ярослав.

– Чего ты говоришь, князь? – спросил боярин Будый. – Что-то я не расслышал. Старею.

– За каждую вину должно быть своё наказание. Вина Владиславы лишь в том, что она жена моего брата. Зачем было бросать её за это в темницу?

Будый ожидал, что князь будет браниться, поэтому не придумал, что отвечать на подобные вопросы. Он насупился и опустил глаза вниз.

– Так давай я ей голову отрублю да схороним по-тихому. Рассудок, если покинул голову, обратно не воротится.

– Вот голову если срубить, то точно обратно не отрастишь. Пусть её отвезут в новгородские земли и там держат под охраной, но не в темнице. Пусть рядом с ней будет несколько женщин. Надеюсь, со временем её разум вернётся.

– Такого я ещё не слыхивал, – огрызнулся Будый, – раз лишилась разума, то всё. Коли человек стал зверем, то обратного пути нет. Ты не обессудь, княже, но мне за тебя впору беспокоиться. Ты вот опять стал говорить как старец. Что значит, что за каждую вину должно быть своё наказание? Всё ты о законах думаешь, а по мне, так должно быть: виновен – смерть. В таком деле, насколько виновен, не имеет значения. Ты смотри: забиваешь таким голову – потеряешь её. Знаешь, отчего люди разум теряют? Мне это волхв один говорил. Оттого, что часто думают о запретном. Правду писать – дело богов, которые говорят через волхвов. Ну, в новой вере пусть чернецы пишут.

– Смотри, Будый, чтобы епископ Анастас не проведал, что с Владиславой приключилось. Не верю я этому греку.

– Вот это правильно. Анастас о себе думает, а должен думать о законах. Вот ему их и поручи. Пусть думает, за что как наказывать, и в грамоты соответствующие это записывает.

– Никогда.

Вернувшись с пира в отведённые ему покои, княжич Безприм повалился на постель. Ему не хотелось признаваться самому себе, что он не может думать ни о чём, кроме как о хмеле.