– Как дела, Абдулла? – повторил Скрэггер; юноша ему нравился, он был современным, не как его отец.
– Хорошо. – Абдулла подошел ближе, почти просунул лицо в кабину. – Кап’тан, – запинаясь, произнес он уже без улыбки и так тихо, что Скрэггеру пришлось податься вперед, чтобы услышать его. – Скоро большая беда… Коммунист Туде, моджахеды, может, федаины. Стрелять и взрывать… может, корабль в Сирри. Опасность. Пожалуйста, очень, не скажи ничего, кто тебе говорит, да? – Он опять нацепил на лицо улыбку и громко воскликнул: – Счастливых посадок и прилетай опять скоро, ага! – Он махнул рукой и, пряча свой страх, вернулся к остальным.
– Конечно-конечно, Абдулла, – пробормотал Скрэггер.
Несколько иранцев стояли неподалеку, глядя на вертолет, но это было делом обычным. Пилотов ценили, потому что они были единственным связующим звеном при эвакуации пострадавших. Он увидел, как начальник посадочной площадки поднял два больших пальца, давая ему добро на взлет. Скрэггер машинально обернулся и проверил еще раз, все ли надежно закреплено и все ли пассажиры на своих местах.
– Мне повести машину, Эд?
– Да, конечно, Скрэг.
Поднявшись на тысячу футов, Скрэггер выровнял вертолет и взял курс на «Сирри-1», где должны были высадиться остальные пассажиры. Он был очень встревожен. Черт подери! – думал он. Одна бомба могла бы утопить остров Сирри в заливе. Впервые до него дошли слухи о возможных беспорядках. Нефтепромысел Сирри не подвергся ни единой забастовке, которые привели к закрытию всех остальных месторождений, главным образом, по мнению иностранных специалистов, в силу того, что французы предоставили убежище Хомейни.
Саботаж? Япошка как будто говорил о танкере, который должен прийти завтра? Точно говорил. Что же делать? Ничего в данный момент, просто отложить Абдуллу на потом. Сейчас, когда ты в полете, не время об этом думать.
Скрэггер посмотрел на Восси. Эд сработал хорошо, очень хорошо, лучше, чем… чем кто? Он мысленно перебрал всех пилотов, которых помог подготовить за эти годы. Сотни человек. Сам он летал с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать. Королевские австралийские ВВС в семнадцать лет в 33-м году, «спитфайры» в 39-м и погоны капитана авиации, потом, в 45-м, он пересел на вертолеты, Корея в 49-м, затем, после двадцати лет службы, отставка, все в том же капитанском чине, все с тем же вспыльчивым характером и всего лишь тридцати семи лет от роду. Он рассмеялся. В военной авиации у него всегда были плохие отношения с начальством.
– Ради всего святого, Скрэггер, ну зачем, зачем ты полез к вице-маршалу авиации?[10] На этот раз тебе крышка…
– Но, господин полковник, англичашка первый начал, этот сукин сын заявил, что все мы, австралийцы, воры, на запястьях у нас кандальные отметины и произошли мы все от зэков!
– Вон как! Эти проклятые англичане все одинаковы, Скрэг, хотя в твоем случае он, наверное, был прав: твоя семья в наших краях испокон века обитается, только все равно в звании тебя опять понизили, и, если ты не исправишься, я тебя вообще навсегда от полетов отстраню!
Но так и не отстранил. Да и как отстранить? Два Креста Военно-воздушных сил, два креста «За летные боевые заслуги», шестнадцать сбитых самолетов и втрое больше боевых вылетов, которые он совершал с радостью, как и все в Королевских ВВС Австралии. И до сих пор летает, а больше ему в целом мире ничего не надо; все так же старается быть лучшим и самым надежным пилотом и все так же мечтает выжить со всеми пассажирами после аварийной посадки. Если летаешь на вертолетах, то поломок оборудования избежать никак невозможно, подумал он, понимая, что ему очень, очень сильно везло. В отличие от других пилотов, ничем не хуже его, чье везение закончилось. Без везения хорошим пилотом быть нельзя.
Скрэггер снова посмотрел на Восси, радуясь, что не было войны – самого главного испытательного полигона для летчика. Не хотелось бы мне потерять юного Эдда, он один из лучших в «С-Г». Так, с кем лучше его тебе доводилось летать? С Чарли Петтикином, конечно, но ему, с другой стороны, иначе и не положено: буш-пилот, к тому же воевал и в каких только передрягах не побывал. То же самое Том Лочарт. Подлый Дункан Мак-Ивер до сих пор лучший из всех, хотя уже и не летает, чтоб он провалился со своими ежеквартальными медосмотрами, – хотя и я был бы так же безжалостен и так же осторожен с ним, если бы сам сидел на земле, а он бы летал туда-сюда в шестьдесят три года, словно зеленый курсантик. Бедолага.
Скрэггер передернулся. Если Управление гражданской авиации протащит свои новые правила, касающиеся возраста и обязательного выхода на пенсию, мне конец. В тот день, когда меня отстранят от полетов, я направлюсь прямиком к вратам рая, тут и думать нечего.
«Сирри-1» оставался еще далеко впереди. Уже с год или больше того он садился там три раза в неделю. И все равно он планировал свой заход на посадку так, словно делал это в первый раз. «Безопасность случайной не бывает, ее надо готовить». Сегодня мы аккуратно и мягко зайдем по низкой траектории…
– Скрэг…
– Да, сын мой!
– Ты меня перепугал до полусмерти.
Скрэггер хохотнул:
– Ты сам себя перепугал до полусмерти, это тебе урок номер один. Что еще ты усвоил?
– Полагаю, как чертовски легко удариться в панику, каким себя чувствуешь одиноким, беспомощным и как нужно ценить свои глаза. – Восси выпаливал слова почти скороговоркой. – Думаю, я понял, насколько я смертен, черт возьми! Скрэг, мне было страшно… так страшно…
– Когда это случилось со мной, я обделался прямо в штаны.
– А?
– Я тогда летел из Кувейта на 47G2, еще в старые времена, в шестидесятые годы. – (47G2 был маленьким трехместным вертолетом с кабиной, похожей на мыльный пузырь, и поршневым двигателем Белла, сейчас это главная рабочая лошадка для дорожной и обычной полиции.) – Чартер был заказан для врача и инженера из «ЭксТекс». Им нужно было добраться до оазиса за Вафрой, где произошел несчастный случай – какой-то бедолага попал ногой под бур. В общем, летим мы без дверей, как обычно, на дворе лето, жара градусов под пятьдесят и сухо, для человека и вертолета так погано, как только может быть погано в пустыне, – хуже, чем в австралийской глубинке, и намного. Но нам посулили двойную оплату и премию, так что мой старый приятель Форсайт записал меня добровольцем. Для пустыни денек выдался еще не самым худшим, Эд, хотя ветер жег, как раскаленная железка, налетал порывами и подличал, по обыкновению, знаешь, то вдруг завихрится и песок поднимет в пылевую тучу, то смерч закрутит. Я был на высоте примерно триста футов, заходил на посадку, когда мы попали в пылевую тучу – пылинки такие мелкие, что и не разглядишь. Как эта пыль забралась ко мне под очки, ума не приложу, только вот в один момент у нас все нормально, а в следующий – все начали кашлять и плеваться, а мне оба глаза так засыпало, что я ослеп начисто, как Костыль Пит в мультике про Микки-Мауса.
– Да брось ты!
– Нет, честно. Богом клянусь! Ни хрена не вижу, глаз открыть не могу, а пилот я один, и два пассажира на борту!
– Господи, Скрэг! Сразу оба глаза?
– Оба глаза, и нас мотало по всему небушку к чертям собачьим, пока я машину кое-как не выровнял, а сердце назад за грудину не вернулось. Док глаза мне прочистить не может, и каждый раз, когда пытается или я пытаюсь, нас кидает так, что мы чуть кверху брюхом не переворачиваемся. Ты же знаешь, как с этими G2 трудно. Они, вслед за мной, тоже в панику, а толку от этого никакого. Тогда-то я и сообразил, что наш единственный шанс – сажать машину вслепую. Ты говорил, тебе было страшно, что ж, когда наши полозья опустились на песок, у меня в мочевом пузыре не оставалось ни капли, ни единой капелюшечки.
– Господи, Скрэг, так ты и в самом деле его посадил? Совсем как сегодня, только взаправду, слепой от пыли на оба глаза? Без вранья?
– Я заставил их все мне говорить, так же как с тобой сегодня… по крайней мере, врач мне говорил, тот, второй бедолага грохнулся в обморок. – Рассказывая, Скрэггер ни на секунду не выпускал из глаз платформу, на которую они должны были садиться. – Как она, на твой взгляд? – спросил он.
