Скрип раздался ближе, в темноте шевельнулась маленькая тень, которая начала медленно ползти в мою сторону. Она подползла к стеклу, разделяющему камеры, и я увидела её. Это была Эльза. Красавица Эльза, от красоты которой ничего не осталось. На ней была какая-то тряпка, похожая на больничный халат на завязочках. Теперь девушка лысая, без бровей и ресниц, без ногтей, со впалыми щеками, будто много дней голодала. И… у неё не было ног — пустота, начиная чуть ниже бедра, обмотанная бинтами. Вместо Эльзы — существо как из Освенцима с невероятно яркими, огромными глазами. Это всё, что от неё осталось, — умные глаза некогда роскошной женщины.

— Он хотел, чтобы я страдала каждый день и поэтому лишил всего, — заговорила она, цедя слова. — Теперь не сбегу, нечем бегать. И никто больше никогда не посмотрит в мою сторону. А чтобы я каждый день получала порцию страданий, он поместил меня в эту клетку. И когда здесь впервые оборачиваются его оборотни, они рвутся ко мне, пытаясь выбить разделяющие стёкла. Приятная компания, не так ли?..

— Эльза…

— Я вижу и тебе досталось, — она не ждала сочувствия, не хотела слышать жалость. Её волновало дело. — Столько шрамов. Я знаю, что ты их получила из-за меня. Но мне тебя не жаль.

Она приблизилась ещё чуть-чуть, прислонившись к стеклу, заговорщически подмигнула, взглядом приглашая подойти поближе. Дождавшись, когда я окажусь совсем рядом, чтобы услышала её шёпот, заговорила едва слышно:

— Ты ведь понимаешь — он слушает нас. А сейчас нет. Значит скоро придёт. У нас есть пара минут и, чёрт бы меня побрал, тебе лучше внимательно слушать всё, что скажу.

Когда медленно кивнула в ответ, девушка облизнула пересохшие губы и продолжила говорить:

— Он делился со мной, что собирается сделать с тобой. Он знает кто ты. У него есть лазутчик среди волков твоего отца. Кто именно — без понятия, такими подробностями не делится. Главное, Кай уверен, что сможет управлять тобой, — она усмехнулась, видя, как я хмурю брови. — Больше никаких игр с едой, Елена. Он возвращается к первоначальному плану. Собирается накачать тебя новой версией неона. Чтобы ты стала прежней, — Эльза прислонила костлявые руки к стеклу и понизила голос до едва-едва различимого шёпота. — Он верит, что у него всё получится, но это не так. Тот, кто помог мне доставить тебя в лес, сказал, что у Кая ничего не выйдет. Он велел передать тебе это. Сказал, чтобы ты была сильной. Что потребуется вся твоя сила, чтобы победить Алхимика. И только так ты выживешь.

— Я не понимаю, — прошептала в ответ, качая головой. — Кто тебе это сказал? Что это значит?..

Она устало дёрнулась, опуская ладони и склоняя голову.

— Я была и есть инструмент в чужих руках. Тот, кто сказал это, опасное существо. Я не знаю, кто он. Мы никогда не говорили вживую. Но этот… человек способен на всё. И как кукловод управляет твоей жизнью. Через меня он привёл тебя в лес, чтобы ты попала в мир волков, а теперь подсказывает, что нужно делать, чтобы выжить. Понимаешь? Я не знаю, чего он хочет, но, если не слушаться его, закончишь как я или хуже, — Эльза горько усмехнулась.

Мне хотелось задать так много вопросов, расспросить поподробнее, разобраться во всём, но я уже слышала, как открываются электронные двери, и в коридор заходят люди. Я чувствовала, что он идёт. Последний раз взглянув на отползающую в темноту Эльзу, сама встала на ноги и прошла в центр комнаты.

Повсюду зажегся свет, ослепительно-яркий свет, и я остро почувствовала свою наготу. Но вместо того, чтобы прикрыться, выставилась напоказ — прямая осанка, гордо поднятый подбородок и руки на талии по бокам. Мне нечего стыдиться. Моё тело — карта выживания. За каждым шрамом скрывается боль и сила. Это то, что научилась делать лучше всего, — выживать.

— Здравствуй, Елена, — я увидела его до того, как он встал напротив камеры, в окружении своей немногочисленной свиты.

Мы виделись позавчера? Или ещё раньше? Быстро же я вновь оказалась у него в руках. В этот момент прокляла себя за слабость. Нужно было действовать, а я поддалась сомнениям. Теперь буду расхлёбывать последствия.

Я узнала каждого, кто был с ним. И несносную изуродованную Шарли, и Артёма с презрительной ухмылкой, и… Олега. Я подвела его. Он не должен был быть здесь. Не должен был стать заодно с Каем. Как и она. Инга.

Впервые вижу её так ясно спустя столько лет. Я почти не помню нашу встречу в Москве, только смутные отрывки, тогда как улыбка из детства преследовала каждый раз, когда думала о ней. Она повзрослела, избавившись от подростковой угловатости. Длинные волосы состригла под ёжик, топорщившийся в разные стороны, зелёные глаза сверкают ярко, как и многообещающая улыбка на устах. В ней не осталось моей Инги. Не осталось сестры, ведь глядя на неё, вижу его. Вижу неон внутри зрачков. Она полностью под властью Кая. И ненависть огнём поднялась из сердца.

— Прежде всего, я хотел напомнить тебе, что ты потеряла, — заговорил он, насладившись моей ненавистью. — Они все — семья. Помнишь, как это было?

— Это не воспоминание. Это проклятие. Отсутствие личности. Они пустые внутри. И я была пустой до тех пор, пока ты не наполнил меня собой. Ведь ты этого хочешь? Раз не получается найти похожих, их надо создать? И чтобы любили, и выполняли все прихоти, и предугадывали желания. Не рабы, нет. Поклонники «бога», — я усмехнулась, заметив — все, как один, дёрнулись на последних словах. — И ты создал неон. А потом захотел большего. Надоели иллюзии и ты придумал меня. Придумал, что за твоими желаниями скрываются мои. И до сих пор пытаешься доказать это. Доказать, что есть ещё одно такое же больное существо, как ты.

У него задёргался глаз. Едва заметно. Лёгкая рябь по телу, нервный тик. Эта его суетливость от вещей, которые ему не нравились. И Инга заметила тоже. Заметила и сделала то, что всегда делала я. Попыталась успокоить. Нежно взяла за руку, слегка сжала, потянула к себе, но он отдёрнул, и оттолкнул её.

— Вон.

Всего одно слово и они ушли. Настоящие куклы, запрограммированные на послушание. Я не увидела среди них тех, кого помнила. Инга ни за что не промолчала бы, если бы он не отдал приказ молчать. Как и Артём, которого распирало сказать гадость. Или безмятежного Олега, он тоже мог высказаться, как и Шарли, мысленно убивающую меня раз за разом. А вот отдай он приказ полюбить меня, и любовь сочилась бы сквозь поры. В этом сила неона. Это хуже, чем быть под королём-альфой или под омегой-королём. Это наркотик, который действует физически, а эмоционально забирается в голову.

Став наркоманом, меняется личность, но для вас всё происходит незаметно. Вообще все глобальные изменения случаются незаметно. Ты живёшь, дышишь, существуешь, принимаешь решения, идёшь вперёд или стоишь на месте. И меняешься, потому что меняется мир вокруг тебя. Зависимость подчиняет твой день. Не сразу, но ты начинаешь выстраивать всё вокруг неё. Краткосрочные планы. А потом и долгосрочные. А потом не остаётся ничего, кроме ещё одного долбанного дня, потому что за ним, — бездна.

Так ты чувствуешь себя рядом с Каем. Пока ты далеко от него, волк существует только в твоей голове, как безусловное подчинение. Выстраивается иерархия — ты подчиняешься тем, кто дал неон, а они подчиняются ему. Когда его нет рядом, ты живёшь своей жизнью или тем, что тебе сказали делать. Но если он берёт тебя в свою жизнь, она исчезает, превращаясь в его жизнь. А ты игрушка, которую можно поставить на полку.

Я смотрю ему в глаза, вижу, как он набирается энергии, чтобы выдать очередную напыщенную речь, или ещё что-то, а в голову лезет одно воспоминание.

Это была вечеринка. Десятки людей в клубе, много новообращённых, у которых сносило башню от того, что рядом с ними отдыхает их бог. И в какой-то момент затеяли игру — кто на что готов пойти ради бога?

Сначала всё было безобидно. Детские шалости вроде омыть своими волосами его ноги. Или же стать пуфиком для него. Кто-то притащил плётку и отхлестал себя ею. Всем было весело. Дурачились, пародируя человеческие религии. Сделай стигматы. Вырежи на коже имя его. Ударь. А теперь ножом. Это была уже не игра, но все продолжали веселиться. Точно как под действием наркотика, рамки отсутствуют. Не можешь думать в перспективе. Всё закончилось тем, что одна особа просто вырезала себе глаза, никто и слова сказать не успел. Она решила, зачем ей зрение, когда внутри есть свет бога?