– Да.

Он двинулся по коридору и заглянул в первую комнату, затем вошел и зажег верхний свет. Ничего особенного. Кровать, столик, трюмо, пара складных кресел, раздолбанный платяной шкаф. Он заглянул в шкаф и под кровать. Потом вернулся в коридор, показал Ким большой палец: мол, все супер, – направился в ванную и там тоже все проверил.

Оставалась кухня.

– Где была кровь? – спросил он.

– У холодильника. А след тянется в коридор черного хода.

Он осторожно вошел в кухню, впервые за последние полгода радуясь своей привычке носить оружие. Кухня оказалась просторной. Справа, у окна, выходящего на проулок и соседний дом, – обеденный стол и два стула. В окно проникал дневной свет, но все равно было темновато.

Напротив двери – кухонный стол с ящиками и холодильник. Перед холодильником – маленький разделочный столик, на нем – нож для мяса. Обойдя вокруг столика, Гурни увидел кровь: ряд темных капель на потертом линолеуме, каждая размером с десятицентовик, через два-три фута друг от друга. След вел от холодильника к задней двери и дальше.

Вдруг он услышал за спиной чье-то дыхание. Он резко обернулся, тут же пригнувшись и вытащив пистолет из кармана. Это была Ким: она замерла в двух шагах, как олень перед фарами, и смотрела в дуло тридцать второго калибра, приоткрыв рот.

– Боже, – Гурни перевел дыхание и опустил ствол.

– Простите. Я старалась не шуметь. Свет включить?

Он кивнул. Щелкнув выключателем над раковиной, Ким зажгла две длинные флюоресцентные лампы на потолке. В ярком свете капли на полу казались краснее.

– В коридоре есть свет?

– Выключатель справа от холодильника.

Темнота в коридоре сменилась шипящим, моргающим, холодным флюоресцентным светом полуиздохшей дешевой лампы. Гурни медленно пошел вперед, держа “беретту” дулом вниз.

Если не считать зеленого мусорного бака, небольшой коридор черного хода был совершенно пуст. Оканчивался он массивной дверью, ведущей на улицу и запертой на внушительный замок. Была в этом закутке и еще одна дверь – справа. Туда и вел кровавый след.

Гурни бросил быстрый взгляд на Ким.

– Что за этой дверью?

– Лестница. Лестница… в подвал. – В голосе ее вновь послышался страх.

– Когда ты последний раз туда спускалась?

– Спускалась… Господи, даже не знаю. Наверно… год назад, кажется. Вырубился автомат, пришел человек от хозяина и показал, как включить.

– Туда можно попасть как-нибудь еще?

– Нет.

– Окон нет?

– Есть маленькие вровень с землей, но на них решетки.

– Где выключатель?

– Прямо за дверью, кажется.

Перед дверью тоже было кровавое пятнышко. Гурни перешагнул через него. Затем вжался в стену, повернул ручку и рывком распахнул дверь. Смертельно затхлый, спертый воздух наполнил коридор. Гурни подождал, прислушался, затем заглянул вниз. В отсветах дрожащей лампы позади виднелись ступеньки. Он нащупал выключатель, и где-то внизу зажегся другой, желтоватый и тусклый свет.

Гурни велел Ким выключить лампу дневного света, чтобы не гудела.

Гул стих, и Гурни постоял с минуту, прислушиваясь. Тишина. Он взглянул на ступеньки. На каждой второй-третьей виднелось темное пятнышко.

– Что там? Что вы видите? – Голос Ким все заметнее дрожал, вот-вот готовый сорваться.

– Еще несколько капель, – ровным тоном ответил он. – Надо посмотреть поближе. Стой, где стоишь. Если услышишь что-нибудь – бегом на улицу, садись в мою машину…

– Ни за что! – перебила она. – Я пойду с вами!

У Гурни был дар сохранять спокойствие – тем большее, чем сильнее паника вокруг.

– Ладно. Только договоримся: ты держишься минимум в трех шагах позади меня. – Он крепче сжал “беретту”. – Если придется действовать быстро, мне нужно будет место. Ясно?

Ким кивнула.

Гурни начал медленно спускаться по лестнице. Это была шаткая конструкция – вообще без перил. Спустившись, он увидел, что темный след идет по пыльному полу к невысокому продолговатому сундуку в дальнем углу. У одной стены стояла масляная печь и две большие цистерны. На другой стене висел щиток, а над ним, почти касаясь балок, тянулся ряд невысоких окошек. На каждом были решетки, едва различимые сквозь заляпанные стекла. Тусклый свет шел от одной-единственной голой лампочки, такой же грязной, как окна.

Гурни вновь посмотрел на сундук.

– У меня есть фонарик, – донесся с лестницы голос Ким. – Нужен?

Он обернулся к ней, она зажгла фонарик и протянула ему. “Мини-мэглайт”. Батарейки уже пора было менять, но все лучше, чем ничего.

– Что вы видите? – спросила она.

– Пока не пойму. Когда ты сюда спускалась в прошлый раз, ты видела у стены ящик или сундук?

– Боже, понятия не имею. Он мне показывал, что где, выключатели всякие, ну не знаю. Что там такое?

– Погоди, сейчас скажу, – с тяжелым предчувствием он направился к сундуку, туда, куда вел кровавый след.

С одной стороны, сундук оказался самый обычный, только очень старый. С другой стороны, из головы все не шли мелодраматические фантазии: размером он был точно с гроб.

– Гоподи, что там?

Ким остановилась всего в нескольких шагах позади. Говорила она слабым шепотом.

Гурни взял фонарик в зубы и направил на крышку ящика. Затем, сжимая “беретту” в правой руке, левой осторожно поднял крышку.

На мгновение ему показалось, что сундук пуст.

Затем в пятне желтого света от фонарика что-то блеснуло. Гурни увидел нож.

Небольшой ножик для чистки овощей. Даже в тусклом свете фонарика было видно, что лезвие заточено до невероятной остроты. На острие темнела капелька крови.

Несмотря на уговоры Гурни, Ким отказалась вызывать полицию.

– Говорю вам, вызывала уже. Больше не буду. Это бесполезно. И даже вредно. Придут, потопчутся у окон и дверей и сообщат, что не нашли признаков взлома. Затем спросят, не понес ли кто физического ущерба, не пропало ли что-нибудь ценное, не повреждено ли что-нибудь ценное. Если проблема не подпадает ни под один пункт, значит, проблемы нет. В прошлый раз я им звонила, когда обнаружила нож в ванной – они сразу же потеряли интерес, когда узнали, что нож мой. Хотя я им упорно твердила, что за две недели до того он пропал. Подтерли с пола каплю крови, взяли с собой, ни слова мне потом о ней не сказали. Чтобы на меня опять смотрели как на истеричку, которая только время отнимает? Да пошли они к черту! Знаете, что сделал полицейский в прошлый раз? Зевнул. Да, хотите верьте, хотите нет, зевнул мне прямо в лицо!

Гурни думал о том, что у любого заваленного работой городского копа непроизвольно запускается процессе фильтрации, как только новое дело попадает к нему на стол. Это зависит от многого: от того, что уже лежит у него на столе, какие дела “горят” в этот месяц, на этой неделе, в этот день. Ему вспомнился напарник, с которым они много лет назад работали в отделе расследования убийств полиции Нью-Йорка, – парень из тихого городка на западе Нью-Джерси, из глубинки. Однажды этот парень принес на работу номер местной газеты. На первой странице красовалась заметка о краже поилки для птиц с чьего-то заднего двора. В это же время в Нью-Йорке за неделю происходило штук по двадцать убийств, и большинство из них удостаивалось в прессе лишь пары строк. Так что все зависит от контекста. Хотя Гурни и не сказал этого вслух, он хорошо понимал, почему собственный нож Ким, найденный на полу ее же ванной, не потряс до глубины души копа, заваленного убийствами и изнасилованиями.

Но одновременно он понимал, насколько встревоженна Ким. Более того, в действиях преследователя сквозило что-то зловещее, и было от чего встревожиться. Гурни сказал, что неплохо бы пока уехать из Сиракьюса, может быть, пожить немного у матери.

Его предложение возымело неожиданный эффект: страх Ким обратился в ярость.

– Сволочь! – прошипела она. – Плохо же он меня знает, если думает победить.

Гурни подождал, пока она успокоится, потом спросил, не припомнит ли она имена полицейских, которые отвечали на ее последний звонок.