Annotation

Первый рассказ из цикла. Он повествует о темноте и о том, что в ней скрывается, о прошлом и о том, что оно никогда нас не отпускает.

Епифанова Саша

Епифанова Саша

На темной улице

Его внешность была заурядной: темные волосы, карие, почти до глубокой черноты, глаза, большой нос. Однако чуть задранная верхняя губа, которую как будто изуродовали рыболовным крючком, создавала ощущение, что этот человек смотрит на вас с вечным презрением. Особенно, когда он чуть запрокидывал голову назад, чтобы лучше разглядеть собеседника, ввиду плохого зрения. Пусть это покажется смешным, но имя его было точно таким же заурядным, как и весь его внешний вид, - Джон. Просто Джон. Я повстречал его лишь однажды, и после этого моя жизнь круто изменилась, и уже никогда не вернулась в прежнее русло.

***

Тихий летний вечер опускался на город Н., закатное солнце золотило листву и случайных прохожих. Ночь плавно вступала в свои права. Я, не оглядываясь по сторонам, шел вперед, глубоко погрузившись в свои мысли. Вдруг черная кошка спрыгнула с небольшого заборчика и стремглав перебежала мне дорогу. "Что за невезение!", - мысль проскочила в голове легким испугом. От неожиданности. И тут же, спустя секунду, я налетел на кого-то. Медленно оторвав взгляд от тротуара, я встретился с бездонными глазами незнакомца, но они надолго не задержали моего внимания, так как веселый солнечный зайчик скакнул по лезвию охотничьего ножа, с которого медленно капала на землю алая жидкость. Этот нож покоился в огромной ладони незнакомца так естественно, как будто был продолжением его руки.

Сглотнув, вдруг понял, что убежать никуда не успею, слишком близко стоял ко мне незнакомец, слишком долго я пребывал в немом остолбенении. Тут же пронзает острая боль в левом боку, ошалело посмотрел вниз и увидел, как этот самый нож вошел в меня по самую рукоять. Моя кровь заливала его плетеную ручку, ладонь незнакомца и сантиметры тротуара между нами. В глазах потемнело так, как будто солнце зашло навсегда, для меня по крайней мере. Последним темным пятном промелькнула широкополая шляпа незнакомца с бездонными глазами. Потом исчезла и она.

***

Холодно.

Первое, о чем я подумал - это о том, что мне холодно. Даже сама эта мысль была холодной. Я с трудом открыл глаза: в комнате царил полумрак. Слышался нескончаемый писк приборов, напоминавший щебетание причудливых птиц. Медленно накатило осознание того, что я в больнице. Дышать удавалось с какими-то сиплыми перебоями и хриплыми возмущениями израненного тела. А может и горла. Его нещадно саднило. Понемногу глаза начали различать предметы в этом полумраке. Сесть даже не пробовал, поэтому кое-что из обстановки палаты оставалось загадкой.

Вдруг, скрежещущим звуком, распахнулась дверь.

- Он очнулся, - кто-то прокричал, казалось, над самым моим ухом.

Это было слишком. Я медленно провалился в безмолвную тьму под суетливый писк приборов.

***

15 лет назад, осень

- Держи его, держи!

Орава мальчишек стремительно скатывается по зеленому холму в безумной и, чисто по-детски, жестокой погоне за рыжим вихрастым пареньком.

- Лови! - низенький темноволосый мальчишка чумазой рукой утирает пот со лба.

Спустя несколько томительных минут, рыжий оказывается погребен под суетливой и мельтешащей толпой ребят. Раздаются охи, ахи, вздохи и вдруг куча рассыпается. Посмеиваясь, сорванцы образуют ровный круг, в центре которого заплаканный и самый чумазый мальчик из всех. Его волосы огненно-рыжие, такие рыжие, что кажется, от них исходит жар. И свет.

- Отвалите! - борясь с подступающими рыданиями, выдыхает он. Губы его дрожат, но видно, что мальчишка все еще держится, все еще не ревет в голос, как хотелось бы.

- А правда, что твоя мамаша продает себя, чтобы прокормить ваш выводок? - затянул один из своры и тут же раздался дружный хохот остальных задир. В паренька в центре круга полетели комья грязи и камней, кто-то даже успел заехать ботинком ему по ноге. Рыжий взвизгнул от острой боли.

- Кого поймаю, тому достанется за всех, - раздается спокойный голос за спиной у гогочущего круга.

Смех тут же стихает и мальчишки бросаются врассыпную, растеряв всю свою наглость и смелость.

- Ай-ай, пусти! - вырываясь, кричит один из явных задир. Его, как нашкодившего котенка, цепко держат за шкирку и встряхивают пару раз, что б не вырывался.

- Попался, - все тот же спокойный голос.

***

Уже теплее.

Я резко распахнул глаза и тут же вспомнил все. Улица, нож, кровь, больница. Я в медицинской палате. Первое, на что наткнулся мой взгляд в мягком полумраке, были темные внимательные глаза. Вместо удивленного вопроса, смог лишь захрипеть. Пока искал, чем можно смочить саднившее горло, набатом раздался хлопок закрывшейся двери. И после этого время, казалось, запустили с сумасшедшей скоростью. Понеслись медсестры и доктора, раздернули занавески, запищали и зажужжали приборы, появился и исчез стакан с водой - все вокруг меня крутилось, как бешенный волчок, я едва не потерял сознание снова. И тут все замерло.

- Мистер Фолкер. Мистер Фолкер! - пару секунд спустя понял, что общаются ко мне. Взглядом с трудом выловил в общей суматохе высокого пожилого доктора в очках с черепаховой оправой.

- Да? - похрипел я в ответ.

- Как вы себя чувствуете? - участливо спросил все тот же доктор, и пока я прерывающимся голосом описывал ему свое состояние, он что-то строчил в блокноте. Потом врач помолчал, покивал и покинул палату.

Выразить свое удивление сдавленным возгласом я смог лишь его удаляющейся спине.

- С вами все будет хорошо, - заботливая медсестра поправила подушку. И тут моя палата опустела.

Мысли перестали хаотично скакать, как только последний человек громко хлопнул дверью. Теперь они текли вяло, заполняя собой все мое сознание, как густая патока. "На удивление я выжил", - одна из первых разумных мыслей. Хотя на поверку лишь дурацкая констатация факта. Попытался вспомнить человека, который хотел разделать меня прямо на улице, но в воспаленной памяти всплыли только бездонные неопределенного цвета глаза и широкополая шляпа. Вроде бы черная. Больше ничего не смог оживить в сознании. Хотя нет, еще я помнил нож. С большим лезвием, охотничий, с попросту огромной рукояткой, оплетенной зеленым шпагатом. Наверное, больше уже не зеленым. Темно-зеленым. Вспомнил сводящее с ума ощущение, когда сталь вонзается в тебя и входит легко, словно в растаявшие масло. Всплыла на поверхность, разрывающая все внутри, боль и шальная мысль - не помню, как из меня текла кровь. Постарался выдохнуть, потому что от всех этих ощущений покрылся нервной испариной.

Дальше дни мои потекли до ужаса монотонно и однообразно. Приходили какие-то медсестры и ставили уколы; за ними врывался, обязательно врывался и никак иначе, в палату доктор в очках с черепаховой оправой, щупал меня, давил на левый бок, молчал, кивал и уходил, звонко хлопнув дверью. Так продолжалось больше месяца. Где-то, между всем этим безобразием, мне разрешили вставать и ходить. Дышал я все еще с легкой хрипотой, но передвигался резво, как раньше. Молодость и лекарство брали свое - рана медленно, но верно заживала.

Однажды вернулся в палату после очередной прогулки и застал там незнакомого человека, он стоял спиной к двери и лицом к окну, так что я различал лишь смутный силуэт на фоне яркого солнца.

- Рад видеть, что вы поправляетесь, мистер Фолкер, - он медленно обернулся и посмотрел на меня.