— Значит, дело поручено мне? — зачем-то спросила Наташа.

— Ну а кому еще? — пожал плечами Воронцов. — Кто у нас лучший следователь в городе? Не я же. И уж тем более не Панов.

Побывав в Москве, многие провинциалы — живущие, скажем, в кубанских станицах или небольших городках близ Ростова — долго еще находятся под впечатлением от увиденного и прочувствованного. Некоторым после пары таких поездок хватает тем для разговоров на всю оставшуюся жизнь — так же, как людям, которые имели неосторожность отслужить в армии. И, разумеется, большинству путешественников хочется вновь побывать в Москве и, если получится, остаться там навсегда.

Но далеко не всем хватает средств и смекалки, чтоб зацепиться и удержаться. Немало переселенцев оседает в Московской области. И тут они сталкиваются с довольно-таки непонятным и неприятным явлением.

От пригородов столицы подсознательно ждешь того же уровня по всем направлениям — в культуре, экономике, безопасности и общественной жизни. Но близкое знакомство с местной реальностью может оказаться неожиданно болезненным. В книжных магазинах почему-то нет модных бестселлеров, которые с легкостью можно найти в южном "захолустье", откуда ты сюда прибыл. На сцене городского театра — если таковой вообще существует — идут замшелые постановки "заслуженных деятелей культуры", не бывшие актуальными даже в премьерный год и, конечно, не ставшие интереснее за прошедшие с тех пор два десятилетия. А современную музыку можно услышать лишь из мобильных телефонов немногочисленных местных неформалов.

Что же касается экономики… Зарплаты в Подмосковье далеко не столичные. Поэтому те из местных жителей, кто порасторопнее, стараются забить теплые местечки как раз в Москве. Что уж и говорить о ее ближайших сателлитах, если даже из Твери многие каждый день едут на работу именно в сердце Родины.

Оно же, сердце это, как всем прекрасно известно, не резиновое…

Подрайск, расположенный в сорока километрах южнее российской столицы, был, с одной стороны, типичным подмосковным городом, а с другой — несколько выбивался из характерной для области общей канвы. По крайней мере, в местный театр Мельпомена хоть изредка, но заглядывала, и постановки его были известны далеко за пределами Подрайска. Да и "продвинутых" молодых людей здесь проживало немало — некоторые городские рок-группы успели уже поиграть на международных фестивалях в Западной Европе. Но этого было недостаточно, чтобы подрайская жизнь не выглядела столь же блеклой, скучной и медленной, как и в огромном большинстве российских провинциальных городов.

Ну что ж… По крайней мере, спокойно.

Несмотря на то, что Подрайск развивался по тем же законам, что и страна в целом, даже в лихие девяностые здесь никогда не совершалось более трех убийств в месяц. Что, учитывая немалую, в общем-то, численность населения, — сущий пустяк.

Народ здесь был такой. Пускай скучный — зато миролюбивый.

Что же касается новейшего времени, то криминальный мартиролог города являл собой ныне картину еще более невыразительную, нежели культурная жизнь какого-нибудь Ситне-Щелканово. Одна лишь бытовуха да несчастные случаи — и далеко не в циклопических масштабах. Милицейского капитана Наталью Гаврилову такое положение дел вполне устраивало.

Ее коллега, старший лейтенант Сергей Панов, гордец и карьерист, наверняка имел на данный счет другие соображения. С такой статистикой, как в Подрайске, феноменальной карьеры не сделаешь — ну а на чем подняться, если раскрывать почти нечего? Панов недолюбливал Гаврилову, поскольку самое громкое преступление последних лет — жестокое убийство бездомного мужчины — было поручено ей.

Пьяные малолетки, возомнившие себя "санитарами общества", насмерть запинали одного из городских бомжей. История получила громкий резонанс, поскольку один из убийц являлся недоделанным сатанистом. Кое-кто из газетчиков даже пытался представить тот случай как ритуальное жертвоприношение. Ну а Наталья Гаврилова получила за раскрытие убийства бродяги свои капитанские погоны.

И вот оно — новое убийство, переходящее границы стандартных для Подрайска ситуаций. Переходящее всякие границы. Наташа подумывала о том, чтобы передать жуткое дело Панову, но… такой шаг мог нанести серьезную обиду майору Воронцову. Владислав Павлович был другом семьи Гавриловых и всячески поддерживал Наташу после трагической гибели ее родителей в автокатастрофе. Именно его стараниями девушка без проблем поступила на юрфак МГУ, по окончании которого и пришла работать в милицию родного города.

Убитую девушку звали Алла Юрасова. Она училась на программиста в подрайском институте. Недавно Алле исполнилось двадцать. Господи, всего двадцать лет…

Тяжело вздохнув, Гаврилова надписала новую картонную папку и вложила туда заявление со снимками. "Надо будет еще распечатать несколько кадров с видеозаписи", — подумала она. При этой мысли глаза следователя вновь наполнились слезами, а к горлу подступил тяжелый ком.

Роняя теплые капли на корпус телефона, Наташа набрала внутренний номер старшего лейтенанта Карпова и поручила оперу связаться с мужем погибшей. У нее попросту не осталось душевных сил, чтобы сделать это самой. А ведь прямо сейчас нужно было идти в морг — взглянуть на тело, которое уже успели привезти и исследовать…

— Черт! Ну за что мне это все? — Гаврилова взяла в руки папку и с размаху хлопнула ею по столу. И еще с минуту сидела неподвижно.

Будто ждала ответа.

— Тело убитой расчленено, вероятнее всего — при помощи бензопилы, — в голосе пожилого судмедэксперта Петра Прозорова сквозила смертельная усталость. Она же давным-давно отпечаталась на его бородатом лице. — Причиной же смерти, на мой взгляд, является…

— Не надо, Петр Аркадьевич, — тихо произнесла Гаврилова. — Я знаю, как ее убили.

— Да? — "властелин морга" снял очки и удивленно посмотрел на Гаврилову. — И откуда же?

— Еще до того, как было обнаружено тело, в отдел попала видеозапись убийства, — пояснила Гаврилова. Ей, наконец, удалось взять себя в руки, и воспоминания об увиденном в кабинете начальника больше не вызывали желания зарыдать. — Человек, который это сделал, установил в комнате камеру.

— Что-то вроде тех мексиканских киноподелок с реальными убийствами? — спросил эксперт, имея в виду регулярные публикации в бульварных газетах. Эти статьи были предметом активного обсуждения среди школьников, студентов, доминошников во дворах, алкоголиков в пивных и старушек в очередях. — Я бы этим журналистам яйца поотрывал, честное слово. Начитается народ их писанины, и вот результат. Он был в маске?

— Нет, Петр Аркадьевич, — покачала головой Наталья. — Не было никакой маски. Эта мразь засветилась по полной программе. Не знаю уже, случайно или намеренно.

— При любом раскладе, он — полный даун, — почесав бороду, сказал Петр Аркадьевич. — Это ж ведь и фоторобот составлять не надо. Вы его мигом найдете.

— Да, — кивнула Гаврилова, — если он еще в городе. Можно взглянуть? — Наташа подошла к накрытому простыней телу Юрасовой.

— Да, но может, лучше, я… сам тебе все расскажу? — Прозоров понимал, что Наташа в первую очередь — молодая женщина, которой не пристало смотреть на такие вещи, а лишь во вторую — следователь убойного отдела.

— Я должна посмотреть, — сказала Гаврилова, хотя, конечно, делать это ей страсть, как не хотелось. — Только лицо.

— Конечно, — Прозоров откинул простыню в верхней части стола.

Глеб поднимался по ступеням милицейского управления, тяжело дыша, как бегун, заканчивающий марафонскую дистанцию. Сердце бешено колотилось, перед глазами плясали черные точки. Юрасов пребывал в таком состоянии с той самой минуты, когда ему позвонил оперуполномоченный… как, черт возьми, его фамилия? Рыбкин? Окунев? Пескарев? Да какая, к дьяволу, разница? "Приезжайте, чтоб уточнить кое-какие подробности", — сказал старлей. Так бывает только в одном случае. По заявлению о пропаже людей менты звонят только в одном-единственном распроклятом случае!