– Да точно, – начал я доставать упаковку, чтобы убедиться сколько осталось. Я их на отдых взял определенное количество, и любимая знала, что их было тридцать шесть, осталось уже тридцать четыре.

– Не надо. Я тебе верю, – остановила она меня. – Я просто боюсь за тебя.

– Да, я сам себя проверяю. Не бойся, все хорошо. Я пью лекарства, и мне ничего не грозит.

– Я знаю, что они до конца не убирают эти сны.

– Все хорошо, сейчас отдохнем и все уберётся, – улыбнулся я.

– Угу, – она обхватила мою руку и уткнулась в мое плечо. – Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, – поцеловал я её.

– А из-за книги не волнуйся. У тебя все получится.

– Очень на это надеюсь.

– Точно. Наверное, это не мое дело, но попробуй присмотреться к тому, что тебя окружает. У тебя отлично получаются описания. Толстого читаешь, так описания у него чуть ли не полкниги занимают.

– Я пытаюсь это делать. Ничего не идет в голову.

– Я, конечно, не писательница, и у меня нет такого таланта, как у тебя, но вот смотри, тот же самолет. Вот, например, видишь того мужчину, который сидит, а рядом пустует место. Значит, скорее всего, кто-то отменил поездку, так как весь самолет битком, свободно только это место. По его не слишком радостному виду, отменил поездку человек, с кем он собирался ехать. Но сам он все же поехал, значит печаль не критична. Если бы девушка не приехала, то…

– Такого не может быть, – перебил я.

– Почему это? Может она поняла, что не может быть с ним.

– Тогда она бы это поняла после отдыха.

– Не все девушки такие меркантильные, – нахмурилась Келли.

– Конечно, ты не такая, – улыбнулся я.

– Я бы еще подумала.

– Вот, это еще одно доказательство, что ты не такая.

Любимая хотела остаться серьезной, но я видел, что улыбка хочет засиять на ее лице.

– Подхалим, – не выдержала она и улыбнулась.

Стюардессы начали спрашивать, чем пассажиры будут набивать брюхо, предоставляя несколько вариантов еды.

– Я буду рис с курицей, – сказала Келли.

– Я тоже, – подхватил я.

Нам дали наборы, в них ещё были кетчуп и салатик в маленькой баночке, квадратик маслица и булочка, и даже коробочка с джемом. Стюардесса пошла дальше.

–Что ты вдруг на рис перешел? – спросила удивленно Келли.

– Просто захотелось рис. Ничего странного.

Келли закрыла разговор, но я чувствовал недосказанность.

– А, что в этом удивительного?

– Да нет, коть, ничего. Приятного аппетита.

– И тебе.

– Ты спать будешь? Я взяла на глаза повязки, – спросила Келли, после того как мы поели.

– Давай, может и подремлю, – хотя понимал, что это вряд ли….

Я понимал, что если заснуть, мне приснится какой-то сон. И он будет далеко не успокаивающий. После того, как я вышел из комы, мне врач сказал, что впервые видит такое, и я должен просто радоваться, что вышел из нее. Про сны он узнал от Келли, которая помнила, что я несколько раз, пусть в скользь, но упоминал об этом. Врач порекомендовал только и дальше пить таблетки и пожелал мне здоровья.

Я смотрел на людей на борту. Меня успокаивало то, что не я один бодрствую. Будто мы одна слаженная команда и следим, чтобы самолет не упал. А если он начнет падать, то мы оповестим всех, и они смогут понять, что сейчас разобьются.

– Мд-а. Перспективка так себе, – думал я. – Самое паршивое то, что я еще и с похмелья. Может, как говорит Келли, понаблюдать за людьми, присмотреться? – Тут храп, там храп. Вот тот храпит гораздо громче. Бред. Может включить ноут. Точно. Может небо приблизит меня к творчеству. – И я аккуратно достал свой инструмент.

Не надо думать, что, если написал первую книгу трилогии, то остальные пойдут по накатанной. Это ошибочное заявление. Наоборот, мы наблюдаем, что и книги – трилогии, и фильмы, к концу становятся хуже. Пусть ненамного, но хуже. Можно пересчитать по пальцам, те объекты творчества, которые имеют несколько частей и до последней держат свой хороший уровень. Тут имеет место быть целая череда факторов. Во-первых, деньги. Если у тебя заключен контракт на три части, а ты выдохся после второй, что делать? Ты через силу, без особого удовольствия мучаешь эту книгу для галочки и для отработки контракта. А может ты и хочешь написать, сам горишь желанием сделать финал трилогии достойным, но тебя захватил творческий кризис. Или еще один вариант. Он редко встречается, но бывает. Кто-то заключил контракт на трилогию, но автору выплачивают полный гонорар после второй, или даже после первой части. И автор, который получил деньги, не видит смысла дальше заморачиваться, и пишет остальные части очень посредственные, чтобы от него отвязались.

У писателя всегда есть выбор, писать хорошо и долго, или писать за короткое время, но как получится. Но этот выбор неполноценен, так как у тебя есть сроки и если ты их нарушишь, то твою книгу могут просто не опубликовать.

Я сидел в кресле самолета и пытался что-нибудь выжать из себя. Я уже знал героев, уже знал все их черты и характеры, полюбил их и привык к ним. И это одна из главных причин, почему писатели пишут трилогии. Мы, писатели, просто свыкаемся с ними, и иногда не хотим ничего писать другого. Или просто не можем придумать новый сюжет, так как голова и душа забита жизнью именно этих героев, о которых ты писал. И вот, тебе дают карты в руки, пиши про них, и ты берешь ручку, но дальше ничего не происходит.

Войдя в свою комнату, он вдруг потерялся. Он был здесь всю свою жизнь, а именно в этот день почувствовал себя чужим.

Почему? Потому что не было её. Она умерла. Ее убила та улыбка, которую я видел в темном подвале в центре досуга в двух кварталах отсюда.

Теперь он боялся улыбок, он им не доверял и каждый раз в них видел самое ужасное, даже в своей. Но однажды ему пришлось улыбнуться…

– А может сделать главного героя– злодеем, а потом оправдать его, – думал я. – Читатели не будут понимать, и им, наверное, такое не понравится, что он совершит что-то ужасное, но потом я выверну так, что это было не зло. А читатели уж точно не бросят книгу на середине, так как это третья часть, и им придется читать до конца. И это не оправдание, а маленькая хитрость, на какую может пойти писатель, когда работает над финальной книгой трилогии.

Он пытался заставить себя пойти на этот шаг, так как другого выбора у него не было. Добро не умеет убивать.

Убить может только зло. Убивая зло, ты встаешь на его место. Он это знал, но все же взял нож и засунул себе в сумку.

– Теперь самое главное написать сцену убийства, чтобы вывести читателя на эмоции, – понимал я и стал придумывать эффектную сцену убийства.

Он постучал к нему в дом, но когда Девид открыл дверь, удара ножом не последовало. Он хотел, чтобы его бывший друг внимательно разглядел весь наряд смерти-её внешний вид, внутренние черты и её глаза -её бешеные глаза…

Вопли и крики раздались по комнате, хотя в плоть предателя нож пока не постучал, но Майкл был уверен, что это только пока…

– Так идея и скелет вроде бы прорисовываются, – поднялось у меня настроение, – пока не потерял эту нить, напишу сцену убийства.

– Майкл, ты что творишь?

– А, что я творю? Просто убью человека, который отобрал у меня девушку и друга.

– Я же твой друг! Очнись! – прокричал Девид.

– И ты убил мою девушку, затем Кира.

– Кир просто вынудил меня это сделать. Он отобрал мое место на этой грёбанной работе. Или ты думаешь, что все так легко забывается. Нет, друг мой. Такое не прощается. От меня ушла невеста, с которой мы пять лет были вместе. И я не могу её винить, потому что я стал бомжом. Бомжом, который живет здесь, вдали от города. А-а, ну да, тебе же не понять. У самого-то престижная работа, девушка красавица и в будущем детки. А мне, а мне что остается делать? Меня признают виновным и посадят, либо очень надолго, либо пожизненно.