Адам кивнул, так как Леннокс сказал все абсолютно правильно. Рамон и Торин тоже понимали это, но пока не решались даже громко вдохнуть, не говоря уже о том, чтобы кивнуть в знак согласия. Все настороженно смотрели на Тимею Торрел. Изменит ли она свою точку зрения или будет продолжать этот бессмысленный спор и тем самым еще больше отдалит от себя сыновей?
Я внимательно наблюдала за ней. На ней было надето зауженное темное платье, а длинные волосы как всегда собраны в сложную, высокую прическу.
Наброшенное на платье меховое пальто подчеркивало ее аристократический вид, великолепно описывающий сущность Объединенного Магического Союза. На женщинах и мужчинах наподобие Тимеи Торрел держалась вся система, и своих детей они тоже пытались воспитывать в том же духе, как воспитывали их.
Я вдруг стала гордиться Адамом и его братьями. Они были теми, кто отважился пойти против этого поколения и отказался от слепого послушания. Таких как они и Ширли должно быть намного больше.
Однако Ширли, казалось, не так уж спокойно восприняла слова, брошенные ей Тимеей Торрел.
— Вы, маленькая ядовитая гадюка, — сердито зашипела она, сверкая глазами на Тимею Торрел. — Никакой свадьбы не будет, никогда. У нас с Торином ничего не получится. Мы расстаёмся.
Она скрестила руки на груди, с вызовом глядя на Тимею.
Тимея мгновенно побледнела.
— Нет, — испуганно выдохнула она.
Единственные приемлемые отношения одного из её сыновей только что разрушились.
— Что ты говоришь? — Торин ошеломлённо смотрел на Ширли, как и мы все.
Ширли мягко улыбнулась.
— Мне очень жаль, Торин. Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Ты лучшее, что когда-либо со мной случалось. Но я не могу бороться с системой и в то же время поддерживать её, следуя правилам.
Торин сердито посмотрел на мать.
— Убирайся отсюда, да побыстрее. Это всё твоя вина. Ты со своим старомодным мировоззрением.
— Ты это не серьёзно! — голос Тимеи немного дрожал, и она нервно схватилась за сердце.
На её шеи была тонкая, золотая цепочка, настолько незаметная, что до этого момента я не обращала на неё внимания. Но теперь Тимея Торрел нервно схватилась за кулон, который до сих пор был скрыт под платьем.
Может в этот момент я так завороженно уставилась на кулон, потому что не хотела смотреть на испуганные лица Торина или Ширли. А может потому, что этот жест был так мне знаком. Ведь когда я думала о маме, я сама всегда нервно вертела в руках золотой кулон, висящий на шеи, который подарила мне мама, и который я с тех пор носила день и ночь.
В то время как вокруг мне паника и шок продолжали рости, я внезапно оказалась далеко от этой катастрофической сцены. Я видела только кулон на шеи Тимеи Торрел, который вызвал во мне какое-то беспокойство. Он был золотым, но очень простым и похож на монету. Но зачем ей носить на шеи что-то такое простое как монета?
Мои мысли неслись. Эта монета должна иметь какой-то смысл. Так же, как высшие круги носили сложные причёски, так любили носить и роскошные, дорогие и репрезентативные украшения. Особенно в канун Рождества такая женщина как Тимея Торрел не откажется от них.
Монета должна быть ещё намного ценнее, чем золото и драгоценные камни. Я вспомнила господина Лилиенштейна и его фотографическую память. Существовал список, а в этом списке находилась золотая монета, с чеканкой Эдиты Торрел.
— Какая очаровательная монета, — сказала я как можно более дружелюбнее и подошла к Тимеи Торрел, которая вся ещё беспокойно переводила взгляд то на Торина, то на Ширли, то на Адама, то на Леннокса, туда-сюда, с явной надеждой, что один из её сыновей, наконец, опомнится и сразу убедит других в том, что они полностью заблуждаются.
Но когда я подошла ближе, пытаясь разглядеть на монете лицо Идиты Торрел, мать Адама уставилась на меня с брезгливостью и отвращением.
— Держись от меня подальше, ты сумасшедшая, — сказала она в замешательстве.
— Мама, хватит уже, — вмешался Адам.
Я замерла, когда поняла, что, если продолжу напирать на Тимею Торрел, ситуация окончательно обострится. Даже если я не узнала лица, монета может быть изменена при помощи иллюзорного заклинания, которое скрывает её настоящий облик. Для меня всё было очевидно: у матери Адама висел на шеи атрибут власти их семьи, так хорошо спрятан, что обычно его никто не видел.
Сейчас нельзя действовать опрометчиво. Если она поймёт, что я узнала цену её украшения, она позаботится о том, чтобы я никогда не смогла его заполучить. А полный разрыв братьев Торрел с их матерью тем более сведёт шансы на нет когда-нибудь заполучить этот атрибут власти. Сначала нам нужно всем успокоиться.
Я выразила мысль, передав её сразу Адаму и Торину, потому что они знали о наших поисках: «На шеи вашей матери весит атрибут власти.»
Торин и Адам тут же застыли. Они незаметно посмотрели на украшение на шеи матери.
Сбитая с толку их поведением, Тимея Торрел спрятала монету под вырез платья.
— Сейчас Рождество, — сказала я мягче. — Может будет лучше, если мы, наконец, покончим с этой ссорой и сконцентрируемся на том, чтобы начать всё заново.
— Уже слишком поздно, — ответила Тимея Торрел мрачным голосом. — Мои сыновья, видимо, решили, пойти против меня. Но я их мать. Пусть сейчас наслаждаются своими любовными похождениями. Но я никогда не сдамся и буду сражаться за их счастье, — она посмотрела на меня с воинственным блеском в глазах. — Никогда.
Затем развернулась и быстрым шагом покинула дом.
За словами Тимеи Торрел последовала долгое молчание. Меня поразил не её вызов. Она, по своей природе, не была миролюбивой и не отказывалась ради других от своих интересов. Меня действительно удивил тот факт, что атрибут власти был прямо перед нашим носом, и никто его не заметил.
Молчание нарушил Торин. С горечью во взгляде он подошёл к Ширли.
— Ты серьёзно? — мрачно спросил он, внимательно её разглядывая.
Ширли сглотнула. Затем молча и растерянно кивнула.
Торин не ответил. Я увидела, как его взор угас, и моё сердце болезненно сжалось. Этого не должно было случиться. Это казалось таким неправильным и в тоже время правильным. Я видела, как Торин с трудом сдерживает себя, как в его глазах собираются слёзы. Но прежде чем они побежали по щекам, он быстро отвернулся и буквально выбежал из дома.
В этот вечер мы ещё долго обсуждали события и совсем забыли, что на самом деле было Рождество.
Мы говорили о матери Адама, и возможно ли, что монета была той, что мы искали. Мы уговаривали Ширли подумать ещё раз, действительно ли она хочет расстаться с Торином, только чтобы Тимея Торрел не получила желаемого.
Но Ширли стояла на своём. Она настаивала, что речь не только о ней, что нужно устроить показательный пример. Несмотря на любовь, которую она чувствовала, она не могла продолжать жить и делать вид, будто у неё всё в порядке, в то время как Лиана, Лоренц, Этьен, Адам и я страдали от обстоятельств.
Рамон всё время молча наблюдал за Дульсой, в его глазах читался страх, что она может принять такое же радикальное решение, как и Ширли. Но Дульса полностью сосредоточилась на идеи о том, что мне нужно заманить Морлемов в Конкверу.
Во всей этой неразберихе я задавалась вопросом, не будет ли благороднее и порядочнее с моей стороны отпустить Адама, избавить его от судьбы со мной и вернуть мир с его матерью. Адам чувствовал мои мысли и догадывался, что меня привели в замешательство все эти стремительно развивающиеся события.
— Пойдём, — сказал он, после долгих и горячих дискуссий, кода мы опустошили тарелки и выпили всё вино.
Затем взял меня за руку и отвёл в Таинственный сад, где мы оставили всё позади, вспомнив любовь, которая удерживала нас вместе, и которая постоянно побуждала делать невозможное.
Каждый поцелуй Адама напоминал мне о жизни, которую мы хотели чествовать и о счастье, связывающем нас. Каждое его прикосновение напоминало о бесконечных месяцах одиночества, которое я с удовольствием обменяла бы на хоть чуточку ласки.
