Только когда уже начало светать, мы крепко заснули, прижавшись друг к другу, а в наших сердцах укоренилось знание, что ничто в мире никогда не сможет нас разлучить.

Конквера

Недели прошли, а Торин так и не появился. Он уехал из Шёнефельде той же ночью и больше не вернулся. Ширли изменилась. Она выбрила не только тонкие линии под своими длинными, выкрашенными в чёрный цвет волосами, а сбрила сразу половину. Краситься стала ещё темнее, чем когда-либо прежде, обводя глаза чёрными, толстыми линиями и носила чёрный, стальной пирсинг, который блестел на её бровях из множества недавно сделанных дырок. Больше всего бросалось в глаза, что Ширли больше не улыбалась, и любое слово, адресованное ей, принимала как провокацию.

Я не винила её за плохое настроение, она скорбела и злилась на себя, Тимею Торрел, на всю социальную систему, да и вообще на весь мир. После того, как почти каждый из нас вначале пытался убедить Ширли в том, что такой радикальный шаг не может быть долгосрочным решением проблемы, Ширли повысила голос и стала агрессивной. С тех пор наше общение ограничивалось тем, что мы разрабатывали детали нашей новой операции.

Дульса и Лиана ездили туда несколько раз в неделю, чтобы разведать подходящие укрытия и измерить, на сколько метров будет для меня безопасно отойти от туристического бюро и выйти на площадь, где должен будет неизбежно пройти Ладислав Энде.

Ширли почти больше не посещала лекции, а упорно работала в «Гостиной Шёнефельде» и для «Красного Мстителя». Господин Лилиенштейн был рад поддержки, потому что интерес к альтернативной газете вырос с тех пор, как господин Лилиенштейн почти в каждом выпуске сообщал о трагической судьбе Константина Кроноворта.

Интерес к достижениям Кронворта был в магическом населении не таким большим, зато любую дополнительную деталь о его неудаче все впитывали в себя с большим интересом. Его последний том стихов внезапно стал хорошо распродаваться, и господин Лилиенштейн делал всё возможное, чтобы и дальше способствовать успеху Константина Кронворта.

Мы рассказали ему о нашем подозрении, что Тимея Торрел носит на шеи золотую монету с изображением Эдиты Торрел, и та содействует тому, что богатство семьи Торрел не иссякает. Но действительно ли это атрибут власти мы узнаем только в том случае, если нам скажет об этом сама Тимея Торрел или господин Лилиенштейн подтвердит подлинность с помощью проверки.

Однако это оказалось не решаемой задачей, так как исчез не только Торин, Тимея Торрел тоже куда-то пропала. Леннокс постоянно пытался выйти с родителями на связь, но они никак не реагировали.

Имение Торрелов в Шенефельде пустовало, а секретари в их фирме знали лишь о том, что Тимея и ее муж уехали в командировку за границу, чтобы искать новые рынки сбыта для своей продукции, и эта командировка постоянно продлялась.

И вот, когда семестр уже подходил к концу, занервничал даже Адам.

— Эта поездка лишь предлог, чтобы не встречаться с нами, — мрачно сказал он, когда одним холодным, февральским вечером мы сидели в рабочей комнате и готовились к предстоящим экзаменам.

Адам не согласился молча с моим решением отправиться в Конкверу. После Рождества мы еще часто горячо спорили.

Однажды мы даже не разговаривали весь день, и это было ужасно, потому что мы не могли полностью закрыться от чувств другого. Я ощущала беспокойство

Адама, его страх снова потерять меня. Адам тоже не мог заблокировать мое отчаяние из-за исчезновения Лидии. Это и заставило нас помириться.

— Конечно, — ответила я, пролистывая свои заметки по теории ветра. — Вертикальные ветра, горизонтальные ветра. Ты запомнил определения?

— Понятия не имею, — мрачно ответил Адам и посмотрел на большой стол, где Лоренц, Дульса и Лиана углубились в быструю партию Драбелума, чтобы немного отдохнуть от зубрёжки и пережить запланированную ночную смену. — Меня вообще не волнует экзамен у профессора Пошера.

— А должен, — ответила я. — Палата сенаторов всё ещё проверяет, как поступить с ними дальше и до сих пор не приняла решения. Скара уже так нервничает, что при любом громком звуке по близости вздрагивает. Видимо она думает, что её блестящая карьера окончательно уничтожена ещё прежде чем даже началась, — я захлопнула папку с теорией ветра и вытащила записи по тории огня. — Если ты провалишь экзамены, это оставит плохое впечатление.

— Просто мне сложно сосредоточиться на холодном огне и косых ветрах, когда сразу после экзамена мы снова отправимся на встречу с Морлемами.

Адам бросил на записи угрюмый взгляд. Затем откинулся на спинку дивана, глядя в окно на звёздную ночь.

— С другими экзаменами мы тоже хорошо справились, хотя профессор Хенгстенберг вставила действительно трудный вопрос о создании и основании Темаллина. По крайней мере, экзамен Грегора Кёниг был простым, но это, вероятно, потому, что у него полно дел из-за подготовки к соревнованиям драконов. Ему дали понять, что соревнование драконов состоится в Конквере в июне месяце, он рассказал мне об этом неофициально. Теперь он отчаянно ищет нового жокея, чтобы пополнить команду. До сих пор нас пятеро, и никому из нас нельзя выбыть. Я порекомендовала ему Леандро. Посмотрим, как он справится, — я с сомнением взглянула на Адама, как он задумчиво смотрит в окно. — Ты вообще меня слушаешь? — спросила я немного громче.

— Конечно слушаю, — ответил Адам и повернулся ко мне. — А также знаю, как ты боишься завтрашнего дня, — он быстро посмотрел на мои руки, которые невольно напряглись при упоминании завтрашнего дня. — Хорошо, что ты отвлекаешь себя учёбой. Но тебе также не стоит забывать, что твой страх обоснован.

— Конечно он обоснован, — ответила я. — Но ты действительно думаешь, что я пошла бы на этот риск ещё раз, если бы не была убеждена в том, что эта операция в Конквере принесёт нам, наконец, решающий прорыв.

— Я знаю, — ответил Адам, и у меня появилось такое ощущение, будто мы снова ведём ту же дискуссию, что и за последние несколько недель. — Мне знакомо то чувство, что тебя ведёт.

— Разумеется, я вижу прямо перед собой, как всё отлично сложится. Я зайду в дверь, пересеку туристическое агентство и буду ждать прямо перед дверью здания, когда появится Ладислав Энде и поспешит к открытию выставки. Тогда на этой площади, как её там, — я пододвинула к себе карту города. — а точно, на этой площади Свободы соберётся достаточно народу. Разве это не хороший знак? — я ободряюще улыбнулась Адаму.

— Я в самом деле думаю, что ты руководствуешься ложным чувством безопасности, — критически сказал Адам.

— Даже когда теперь мы можем точно постичь чувства друг друга, видимо, это ещё не значит, что мы можем понять всё, что чувствует другой, — сказала я с лёгким сожалением в голосе.

— Конечно нет, — ответил Адам. — Ты и правда в это верила?

— Возможно, я ожидала, что так будет, — ответила я.

— Мы разные люди, с разными интересами, предпочтениями и воспоминаниями. Конечно, ты оцениваешь чувство совершенно иначе, чем я. То, что я могу посчитать несущественным, может заставить тебя принять основополагающее решение.

— Да, конечно, — я медленно кивнула. — Мне просто хочется, чтобы мы были больше согласны с идеей поехать в Конкверу.

Адам мгновение молчал, напряжённо глядя в ночь.

— Может это и хорошая идея, — наконец признал он. — И просто всё дело в моём преувеличенном беспокойстве, потому что я не хочу, чтобы ты туда ехала.

— Так как я, видимо, та, из-за кого прилетают Морлемы, никто не может освободить меня от этого задания.

— Конечно нет, — вздохнул Адам. — Просто мне так хочется сделать это за тебя.

— Я знаю, — тихо заметила я, крепко сжимая его руку.

Так мы сидели некоторое время рядом друг с другом, отлично понимая, что завтрашний день будет не из лёгких.

— Не думала, что профессор Боргиен на письменном экзамене действительно задаст вопрос о применение огненных заклинаний в пиротехнике, — сказала, качая головой, Дульса, когда мы выходили из лекционного зала.