– Не утруждайте себя разговором, – заявила она, размахивая насаженным на вилку венским шницелем. – Еда такая чудесная, что стоит уделить ей максимум внимания.

Агата заказала французский луковый суп, а после утиный паштет. К нему полагалось полбутылки кларета, который пришлось отправить назад: она плохо переносила алкоголь. Однако Агата не успела привлечь внимание официанта – ее визави проворно цапнула бутылку.

– Можно я заберу? Приятно иметь что-нибудь под рукой, про запас. Не люблю беспокоить проводников по ночам.

Агата улыбнулась про себя, представив, как женщина наливает вино в стакан с зубными протезами.

Когда пожилая леди поднялась из-за стола, ее слегка покачивало. Агата предложила ее проводить, однако не прошли они и полдюжины шагов, как подскочил официант.

Возвращаясь на место, Агата зацепилась взглядом за знакомый профиль: утренняя девушка сидела через два столика, лицом к паровозу, уткнувшись в книгу. Даже если бы она подняла голову, ей пришлось бы неудобно вывернуть шею, чтобы увидеть постороннего наблюдателя, поэтому Агата медлила возвращаться за свой столик, решив получше разглядеть девушку. Правая рука лежала на столе, возле книги, но левая оказалась вне поля зрения. За завтраком Агата не успела заметить, было ли на ней кольцо.

Свадьба Арчи должна состояться в следующую субботу. Агата знала точный день – Розалинда проговорилась. Та хотела быть подругой невесты, но отец сказал, что свадьба будет скромной.

Она вернулась к недоеденному паштету, съела одну ложку и отодвинула тарелку. Ситуация так и не прояснилась.

Конечно, возраст подходит. И потом, было что-то навязчиво знакомое в ее лице… Наверное, просто давняя шапочная знакомая. Нет, не она, не Нэнси.

За окном простиралась водная гладь. Мелькнула табличка: «Лаго ди Гарда». Значит, скоро Венеция. По какой-то необъяснимой ассоциации на ум вдруг пришел Эркюль Пуаро. Интересно, что бы сделал бельгиец в такой ситуации?

Ответ пришел молниеносно: используй маленькие серые клеточки.

Да, разумеется, но как именно?..

Ирония ситуации: вот она, писательница, едет в поезде, который уже решила использовать в своих будущих романах, и ждет, когда воображение подскажет ей, что делать. Как это вообще возможно: создать персонаж, который на бумаге выходит умнее, наблюдательнее, сообразительнее ее самой?

После ланча Агата собиралась выпить кофе в салоне, чтобы потянуть время, пока Кэтрин отдыхает, но теперь решила остаться: хотелось посмотреть, куда пойдет девушка – это поможет определить, в какой стороне ее купе.

Агата присела сбоку и достала из сумочки пудреницу, отслеживая входящих и выходящих в зеркальце. Долго ждать не пришлось. Девушка вышла из-за стола, потом метнулась обратно за книгой и пошла в ту же сторону, где располагалось купе Агаты и Кэтрин.

Между паровозом и рестораном размещались всего два пассажирских вагона: первого класса и второго. Стала бы невеста Арчи ехать первым классом? Вряд ли. Агата давно подозревала, что деньги – ее деньги – были одной из причин его недовольства: независимая женщина с собственным доходом, она уже не была той девушкой, на которой он женился.

Пора вводить в действие вторую часть плана. Агата подозвала метрдотеля и сочинила легенду: якобы она мельком увидела знакомую, но боится подходить – а вдруг ошиблась?

– За каким столиком, мадам? – Он говорил с еле заметным акцентом – французским или еще каким.

Агата указала на столик, и он ушел к своей конторке в дальнем конце вагона, чтобы свериться со списком, пока она топталась в проходе, чувствуя себя матерой преступницей.

– Энн Нельсон, мадам.

Метрдотель вопросительно улыбнулся. Сердце гулко билось в груди; казалось, он все слышит и понимает.

Энн… Нет, этого недостаточно. Энн вполне могут звать Нэнси. В Торки она работала с женщиной по имени Нэнси, а в письмах на ее имя всегда стоял первый инициал «А». Одна из странных английских привычек: окрестить девочку Энн, а называть ее Нэнси; так же как мальчика зовут Джек, а на самом деле он – Джон.

– А… э… Нельсон… – промямлила она. – Кажется, это фамилия мужа…

Нет, у нее другая фамилия, но очень похожая: мисс Нил – кажется, так… Может, путешествует под выдуманной фамилией? Да ну, вряд ли.

А ты сама-то?

– Передать ей что-нибудь? – лучился улыбкой метрдотель. – Какая приятная неожиданность, не правда ли?

– Э… нет, спасибо. Я… э-э… лучше зайду сюрпризом. Не могли бы вы сообщить мне номер ее купе?

Агата самым бессовестным образом полагалась на общепринятые стереотипы: никому не придет в голову заподозрить в чем-то предосудительном женщину среднего класса в возрасте за сорок. И хотя ей не исполнилось сорока, в этих очках она вполне выглядела на этот возраст.

– Разумеется, мадам.

Метрдотель знаком подозвал одного из официантов и обратился к нему по-французски; тот проворно нацарапал номер в блокнотике, свисавшем с пояса. Агата оказалась права в своих предположениях: это был вагон второго класса, купе в дальнем конце, рядом с паровозом.

По пути в салон она лихорадочно соображала. Подойти к двери купе и постучаться? И что? Нельзя же в лоб спросить: дескать, это вы – любовница моего мужа? Или: а у вас фамилия настоящая?

Нет, прямолинейный подход ничего не даст, кроме неловкости. Тут нужна более тонкая стратегия: улучить момент и завести случайный разговор – так больше шансов, что девушка ненароком проболтается.

Официант усадил ее за единственный свободный столик, принес кофе и птифур[8]. Агата откусила пирожное в форме сердца, и на язык брызнул малиновый джем – невыразимое наслаждение. В дальнем конце салона пианист ударил по клавишам: начальные ноты «Фантазии» Шопена. За окном возник городок на вершине холма: терракотовые крыши лепились вокруг старинной колокольни. Агата глянула на часы: до Венеции меньше часа. Восточный экспресс отправляется лишь в девять вечера, так что у нее куча времени на то, чтобы посмотреть город. Она давно предвкушала эту возможность; нельзя позволять гипотетической… как ее назвать… случайности портить долгожданные планы.

Служащий в агентстве Кука попытался навязать ей заранее оплаченную экскурсию, однако Агата была твердо намерена избегать подобных моментов: ей хотелось посмотреть город с речного трамвайчика, каким пользовались обычные горожане. У нее с собой имелся путеводитель, так что она рассчитывала справиться самостоятельно.

Неожиданно в голову пришла мысль: дождаться, пока та девушка сойдет с поезда, и последовать за ней на безопасном расстоянии, а там уже невзначай вступить в разговор.

Ты сошла с ума. Выброси эту ерунду из головы!

Голос Арчи, низкий и угрожающий.

Вспомнился последний вечер, когда он ушел из дома в ярости из-за ее отказа разводиться. Она никогда не забудет его взгляд – словно чужой человек поселился в когда-то родном теле.

Арчи требовал развода, однако наотрез отказался связывать имя Нэнси с бракоразводным процессом – вместо этого он собирался подстроить какую-то фальшивую встречу с подставным лицом в отеле.

Если бы он был честен, если бы у них с Нэнси хватило смелости признать свою связь, она бы сдалась гораздо раньше. Несправедливо и обидно – вдвойне! – что она вынуждена предстать перед судом, а Нэнси останется в тени, в стороне от скандала. А когда пришлось сообщить Розалинде новость о том, что папа больше не будет жить с ними, ее родная девочка отвернулась и сказала:

– Папа меня любит – это тебя он не любит!

Мужской голос – настоящий, невыдуманный – вернул ее в реальность.

– Не возражаете, если я присоединюсь? – Юное загорелое лицо, улыбающиеся карие глаза, аккуратные усы. – Простите за вторжение, просто негде больше сесть.

– Да, конечно, пожалуйста!

Молодой, примерно одних лет с Джеком, ее племянником. Хотя тому уже скоро тридцать, сама идея подойти и заговорить с незнакомой женщиной его бы ужаснула. Зато незнакомец вел себя весьма непринужденно. Он рассказал ей, как давно мечтал посетить Венецию, и спросил, бывала ли она там раньше. Вскоре они уже сравнивали путеводители и обсуждали сравнительные характеристики гондол и вапоретто[9].