На долю секунды в голове пронеслось:

Вот и хорошо.

Нэнси умрет, и Арчи будет свободен.

Отмахнувшись от этой мысли, Агата побежала по коридору. Дверь распахнулась, металл лязгнул о металл. Силуэт девушки выделялся на фоне облаков.

– Нэнси! – Рев ветра заглушил ее голос. – Не надо!

Незнакомка резко обернулась. Агата обхватила ее за талию, пытаясь оттащить от двери, однако внезапный порыв ветра сбил ее с ног, она почувствовала, что падает. Уже виднелась земля внизу, камни, блестящие в лунном свете. Она взмахнула руками, ища, за что бы уцепиться… Неожиданно тело дернулось в сторону, словно ее подхватила невидимая рука. Последнее, что она помнила – удар головой о поручень и темнота…

Ей снился Торки, сад, полный цветущих нарциссов. Они с Арчи нарядились для скачек; вдруг он протянул руку и поменял местами их шляпы. Поля налезли ей на глаза, и когда она сдвинула шляпу, то увидела, как он улыбается из-под вуали и шелковых маргариток. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. «Боже, до чего я тебя люблю!» – воскликнул Арчи, но тут его шляпа снова съехала ей на лицо, стало нечем дышать… А потом она падала куда-то – мимо нарциссов, в холодную, темную землю; мимо костей Тони, ее терьера; мимо червей размером с пожарный шланг и уховерток с клыками… Вниз, все дальше и дальше…

В чувство ее привел металлический запах йода. Агата открыла глаза и увидела за окном голубое небо. Прямо над ней нависало лицо Кэтрин; белокурый нимб волос делал ее похожей на ангела.

Она промокнула рану; Агата поморщилась и рефлекторно поднесла руку к голове.

– Нет-нет, не трогайте. – Голос Кэтрин звучал по-другому, мягче обычного.

– Я… Она…

Агата попыталась сесть, в голове царил полный хаос.

– Не надо ничего объяснять. – Кэтрин обняла ее за плечи и уложила обратно на подушку. – Я все видела. Раздался страшный грохот, и я выбежала в коридор. Повезло вам – чудом не свалились. Вы спасли ей жизнь.

– Так она?..

– В порядке. Отделалась парой синяков. Вы ее знаете?

Агата отвела взгляд. У нее нет никаких доказательств.

– Досточтимая Энн Грэнфилд. – Кэтрин достала из зеленой жестяной коробочки повязку и наложила ей на лоб. – В прошлом сезоне – дебютантка года по версии «Татлера»[18], красовалась на обложке «Вога». В этом году вышла за виконта Нельсона – в апреле или в мае, кажется. Интересно, что пошло не так?

Агата зажмурилась – и не от йода. Новости Кэтрин ощущались как удар под дых. Так, значит, это вовсе не любовница ее мужа, а просто какая-то другая Нэнси: светская красавица, чье лицо стало публичной собственностью – по крайней мере, теперь понятно, почему она показалась смутно знакомой.

Но кто же тот мужчина? Агата готова была поклясться, что видела своего бывшего мужа. Мог ли Арчи связаться с женой виконта? И не потому ли так отчаянно старался не упоминать ее фамилию в процессе развода? И если это был он, то зачем Нэнси убивать себя, ведь они только что попрощались?..

Агата осторожно приоткрыла глаза – в окно слепило солнце. Интересно, сколько времени прошло и в какой стране они находятся?

– Лежите-лежите, не вставайте.

– Я хотела… – Агата снова опустила голову на подушку. – Где мы?

– В Югославии – недавно пересекли границу. – Кэтрин глянула на часы. – Вы недолго пролежали без сознания. В Триесте привели врача. Впрочем, вы, наверное, не помните.

Агата нахмурилась.

– Нет… Я… И что он сказал?

– Что у вас, возможно, сотрясение мозга и за вами надо присматривать. Как вы себя чувствуете? Не тошнит, надеюсь?

Агата дотронулась до виска. Болит или не болит? Рана от удара о поручень, конечно, ноет… Тут она непроизвольно охнула.

– Что, что такое? Больно?

– Я… Нет… Очки… Вы не видели мои очки?

– Вот они – проводник нашел, когда убирал постель.

Кэтрин протянула ей очки в роговой оправе. В ее глазах Агата прочла намек на улыбку, которая могла означать что угодно – или ничего. Может, Кэтрин рассмотрела ее фотографию на обложке книги и узнала?

– Я посижу тут и почитаю, если вы не возражаете, – сказала Кэтрин, и в ее голосе не было ни малейшей иронии. – А вы закройте глаза и попытайтесь уснуть. Через час-другой, если станет получше, закажу нам что-нибудь поесть.

На Агату вдруг нахлынула усталость, как будто слова Кэтрин обладали гипнотической силой. Делать нечего: если обман раскрыт, с последствиями разберемся потом. Прямо сейчас ей хотелось только одного: забвения.

Нэнси натянула простыню на лицо. Ей ужасно хотелось остаться одной. Увы, в купе прочно обосновалась устрашающего вида итальянка в тесно прилегающем голубом мундире железнодорожной компании.

Итальянским Нэнси владела не лучше, чем итальянка – английским, так что разговор получился весьма ограниченный. Впрочем, объяснений не требовалось: синьорину Тедальди явно приставили караулить неудавшуюся самоубийцу.

– Ты спать, нет?

Это прозвучало чуть ли не как приказ, несмотря на добрые намерения охранницы. Впрочем, Нэнси было не до сна – голова горела, как в огне.

А если бы ей удалось? Если бы та женщина не успела ее схватить? Теперь, в безопасности купе, она уже ни в чем не была уверена – разве только в том, что рада остаться в живых, независимо от последствий. Стоя в распахнутом дверном проеме, на ледяном ветру, вышибающем дух, она вдруг почувствовала знакомое трепыхание в животе, как будто наполовину сформировавшееся существо трясло прутья клетки, пытаясь привлечь к себе внимание. Тогда она поняла, что не имеет права на столь отчаянный шаг – ведь от нее зависит еще одна жизнь.

Нэнси закрыла глаза, думая о спасительнице. В памяти сохранились лишь сумбурные обрывки: белый хлопок, развевающийся на ветру, словно парус, женщина в ночной сорочке на пути в уборную… Если бы она не проснулась, если бы не вышла из купе…

Нэнси судорожно вдохнула. Интересно, а что она сама стала бы делать в подобной ситуации? Хватило бы у нее духу помешать незнакомому человеку спрыгнуть с поезда на полном ходу?

Кто бы ни была та женщина, она здорово поранилась. При воспоминании об этом Нэнси непроизвольно вонзила ногти в ладонь: разбитая голова, капли крови на рубашке… Надо срочно ее разыскать, умолять о прощении и поблагодарить. Да, поблагодарить: несмотря на панику, вспухающую изнутри каждый раз, когда она пыталась думать о будущем, жить, несомненно, стоило – и было ради чего. Вдруг нахлынуло нестерпимое желание рассказать доброй самаритянке, что она спасла не одну жизнь, а целых две.

Нэнси приоткрыла глаза на долю дюйма, покосившись на свою итальянскую сиделку. Та писала что-то в блокнот. Интересно, нужно ли просить разрешения выйти из купе? Возможно, синьорине Тедальди приказали сопровождать ее до самого Дамаска. Вполне объяснимо: компания хочет избежать дурной славы. А вот в Багдаде ее никто не ждет – сойдя с поезда, она будет предоставлена сама себе.

При мысли о кузине перехватило горло. Последний раз они виделись два года назад: Нэнси провожала Делию на вокзале после отпуска. Помнится, они смеялись над парочкой моряков, которые высовывались из вагона и посылали воздушные поцелуи.

– Приезжай в гости! – крикнула Делия, поднимаясь по ступенькам. – Устроим вечеринку!

Нэнси улыбалась и махала до тех пор, пока дым не отогнал ее с края платформы. Слово «Багдад» звучало так странно, так чужеродно. Слушая рассказы Делии о тамошней жизни – о жаре, насекомых, местных с выводком жен, – Нэнси думала про себя: вот уж никогда бы не поехала туда отдыхать!

Невозможно поверить в смерть Делии! Она с такой страстью отдавалась работе, была так влюблена в жизнь… В телеграмме причина смерти не упоминалась. Интересно, кто ее отправил? Наверное, кто-нибудь из британского консульства, где работала Делия. Может, обратиться к ним – вдруг помогут найти жилье на первое время, пока она не решит, что делать дальше. В конце концов, это их работа – помогать британским гражданам в затруднительном положении, разве не так? А положение хуже, чем у нее, трудно выдумать.