– Ну да… типа того.
– Типа того, – медленно повторил он за мной, – так ты, значит, из города?
– Да, но, думаю, из другого… Какой город ты имеешь в виду? Это ведь… ну то есть где мы сейчас – это ведь тоже город?
– Это только называется городом, а на деле… – он пренебрежительно махнул рукой и скривил лицо в знак неодобрения. – Настоящий город там, – показал он, как мне показалось, в сторону уборной. – Там все есть!
– Ага, – кивнул я.
– Так откуда ты? – продолжил он свой допрос.
– Из Петербурга.
– О-о-о! Питер?! Да? «Зенит»! Раз, два, три, «Зенитушка», дави-и-и! – прокричал он довольно громко; мне стало неловко.
Позже я узнал, что это он только притворялся непробиваемым весельчаком.
– Лена, два пива, у нас тут гость из Питера, – крикнул он немолодой официантке. – За «Зенит»-то болеешь? – повернулся он ко мне.
– Да я как-то футбол не очень.
– О-о-о! Но «Зенит» ведь!
– Не знаю, не люблю футбол.
– А стадион построили? – сыпал он вопросами.
– Нет.
– Когда построят?
– Не знаю, никто не знает.
Он рассмеялся, а тем временем официантка принесла пиво и забрала мой пустой бокал.
– А зачем из Питера приезжать в эту жопу?
– Тут места красивые, лес, море недалеко… – остри я.
– А серьезно? – не унимался наглец.
Мне не хотелось рассказывать всю историю. Особенно ту часть, из которой следует, что я бываю весьма наивен… Я молчал и хмурил брови, пытаясь решить, стоит ему наврать чего-нибудь или ответить по-честному.
– К родственникам я приехал в гости, – соврал я и тут же был пойман:
– А почему у них не остановился?
Шахматист из меня, как я с годами стал понимать, не самый способный.
– Слушай, Ян, – начал я с раздражением в голосе, но не знал, как продолжить.
Я отхлебнул пива и решил сказать правду, чтобы сэкономить душевные силы.
– Слушай, я на самом деле не к родственникам приехал, я приехал… – и рассказал ему всю историю с заводом.
Он смеялся, откидываясь назад так, что чуть не упал со стула. Он так смеялся, что даже не мог сделать ни единого глотка пива, хоть и пытался. Только разливал его по столу. После этой истории он посчитал, что мы с ним теперь друзья не разлей вода. Практически родные братья. Ну или по крайней мере двоюродные… Он часто похлопывал меня по плечу, рассказывал всякие байки. И рассказывал мне про Лизу… А я пытался определить, чему можно верить, а чему – нет.
На исходе четвертой кружки в кафе хлынула местная молодежь, желающая подкрепиться перед субботними плясками, а я поспешил ретироваться.
Так началось мое знакомство с Яном Мавриным.
* * *
Вот! Две недели прошло. Целых две недели я провел в этом городке. Хозяева косо поглядывают на меня, они не понимают, почему я не пытаюсь найти работу, почему брожу один в окрестностях или запираюсь в комнате на целый день. Разве может человек жить и не работать? Это наверняка подлец какой-нибудь, а не человек. Подозрительный тип! Совершенный подонок! От такого надо держать дочку подальше. Они мне не доверяют. Думаю, они вышвырнут меня по окончании месяца. Они же приличные люди (Глеб часто это повторяет). Им нельзя держать в доме всяких преступников. «Наверняка он в розыске, вот и прячется в деревнях!..» Да, я кое-что слышал. Соседи не дремлют! Они меня насквозь видят. Они-то сразу меня раскусили. А крики по ночам? Он кричит во сне? У него нечиста совесть! Вор и убийца!
Мне было неуютно, я чувствовал сверлящие спину взгляды, я сам хотел убраться отсюда. Но куда? В гостиницу, к клопам? За две тысячи за ночь? Я ведь все выяснил, старый говнюк Глеб в этом меня не обманул. Две тысячи за ночь! И это уже перебор.
Я произвел плохое впечатление, вряд ли кто-нибудь захочет сдать мне комнату в этой части города. Слишком я тихий в общении. А от тихони всегда жди беды. И поговорка на этот случай имеется. Ну вы, разумеется, все знаете: в тихом омуте, так сказать…
Ну а что касается Лизы, то я совершенно не знал, как с ней быть. Она почти не разговаривала, ходила на свою работу в салон сотовой связи, где ей, вероятно, все-таки приходится открывать рот. Думаю, это дается ей мучительно тяжело. Мне понятно это ощущение: иногда легче удавиться, чем выдавить из себя лишнее слово. Ах, но что-то в ней было… Думаю, все дело в загадке. Какой-то хитрец внутри моей головы пытается меня одурачить, он подстегивает воображение, рисует замечательные картины, связанные с ней, но все это может плохо кончиться. Получится настоящая трагедия, как у Шекспира. А ведь я, знаете ли, всегда предпочитал пьесы повеселее.
В сущности, я бы уже неделю назад съехал куда-нибудь – черт побери, да куда угодно! Просто и благополучно, – но этот странный образ у меня в голове… Лиза… она не дает мне покоя. Она меня просто игнорирует. Не замечает. Это второсортная древняя уловка, я не могу купиться на это, я же не глупая камбала! И все-таки… я заглотил наживку. Не могу обманывать себя. Нелепость, одним словом. Мне казалось, что я не так глуп. Я уже сейчас вижу последствия, мое воображение не остается безучастно. Герман снова сдается. Конечно, это приятно, но только поначалу. Затем наступит расплата. Когда же я перестану призывать с небес несчастья на свою бедную голову?! Когда я наконец поумнею? Но! Я даю себе шанс: я решаю все-таки съехать. Ведь у меня недоброе предчувствие на ее счет.
После обеда я пошел в магазин и на выходе наткнулся на того, кто испортил мне разговор с Лизой в кафе «Серебряная ложечка», и это оказалось очень кстати: я попросил помочь мне с поиском жилья.
– Что случилось? – спросил Ян.
– Да ничего, просто мне нужна квартира.
– Видать, Кайновы тебя совсем замучили, – кивал он как будто бы понимающе.
– Кто?
– Те, у кого ты живешь.
– Ах, это? Не-ет, нет, – протянул я, – тут дело не в этом. Мне просто нужно свое пространство, больше места.
– Ладно, я посмотрю, что можно сделать. Тебе именно квартира нужна?
– Лучше бы небольшой дом.
– Да, – кивнул он, – это будет легче. Думаю, завтра уже сможешь въехать.
– О’кей, Ян, спасибо тебе!
– Да нет проблем, Герман, нет проблем, братишка, – улыбнулся он.
И все-таки слишком много фамильярности с его стороны.
* * *
Следующим вечером я сообщил Кайновым, что все было хорошо и замечательно, но пора бы и честь знать. Мне подыскали дом в другой части города, и завтра я – того, съезжаю.
Глеб даже не поднял глаз от газеты, а Татьяна, хоть и пыталась изобразить на лице жалость, все же вздохнула с облегчением. Они в самом деле чувствовали себя неспокойно – как и я, впрочем, – пока я находился в их доме. Теперь они могут быть спокойны за дочь. Безработный проходимец не побеспокоит их более. И это не мое больное воображение, я слышал больше, чем они думают. Стены в этом доме ужасающе тонкие, а слух у меня – как у кота.
Вот по кому я буду скучать, так это по кошке. Она уже порядком привыкла ко мне, мурчит на коленях, греет меня своей теплой шубкой. На нее здесь никто не обращает внимания, поздно вечером она скребется в мою дверь, и я впускаю ее. Она всегда ложится мне на грудь или на ноги. Это мешает мне заснуть, но я не жалуюсь, я и так вряд ли бы смог заснуть сразу. Не мой конек.
Чуть позже пришел Ян и сказал, что все готово. Можно переезжать! Хоть прямо сейчас. К чертовой бабушке этих кретинов Кайновых. Они здесь что, одни-единственные хозяева?! Тьфу на них, говорил Ян.
– Только вот что, – начал он как будто бы с опаской, – это мой собственный дом. То есть я тебе сдаю большую комнату на втором этаже, она там всего одна и есть, а сам живу на первом. По рукам?
Тут я немного насторожился. Все-таки мне нужно свое пространство, без посторонних.
– Ладно, расслабься, Герман, – продолжал он, – я не напряжный. Это всяко лучше, чем здесь, – он оглядел мою комнатушку и неодобрительно покачал головой.
– Не знаю, – ответил я, – а целого дома нет?