Отставка первого кабинета, о которой постоянно говорили чуть ли не с момента его формирования, тем не менее оказалась для его членов, в том числе и С. Ю. Витте, неожиданностью (это убедительно показано в мемуарах министра народного просвещения графа И. И. Толстого). Его свидетельство вместе с заметками вхожего в самые разные круги Л. М. Клячко (Львова) рисуют картину быстрого падения престижа и влияния графа, который при первом же удобном случае был отправлен Николаем II в отставку (это произошло 22 апреля 1906 года). Смена кабинета состоялась накануне открытия Государственной думы 27 апреля 1906 года, которая, как предполагалось, окажется революционной и создаст проблемы царскому правительству. Уж не потому ли император удалил с политической арены кабинет С. Ю. Витте в этот момент, что боялся, как бы граф не нашел общего языка с оппозицией, тогда сместить его было бы существенно сложнее?

Питали ненависть к С. Ю. Витте и крайне правые. История организации ими покушения на графа, уже после его отставки, получившая громкую известность в печати, представлена в этом сборнике в воспоминаниях Л. М. Клячко (Львова), изложившего их явно под впечатлением от рассказов самого С. Ю. Витте, обвинявшего во всем правительство П. А. Столыпина. Однако нехитрый рассказ журналиста об обстоятельствах этого покушения (бомбы были снабжены часовыми механизмами, которые не действовали, дворника предварительно оповестили о необходимости барину быть осторожным), а также история второго несостоявшегося покушения (точный день и едва ли не час которого знал только что не весь город) позволяют выдвинуть другую версию: это была не столько угроза жизни графу, сколько демонстрация того, что «измена» монарху будет караться «черной сотней». В противном случае трудно увязать все это в одну цепочку: покушение на жизнь царского сановника, которое демонстративно готовили ревностные защитники самодержавия, используя приемы революционеров, и вялое расследование полиции, отсутствие явного интереса у премьера П. А. Столыпина и самого Николая (похоже, они имели все основания не придавать этому большого значения).

Находясь в отставке, С. Ю. Витте не утратил популярности у журналистов. Разумеется, он сам прилагал к тому немало усилий, надеясь тем самым оставаться в политической жизни. Вообще отношению С. Ю. Витте с прессой, как отечественной, так и зарубежной, посвящено немало страниц воспоминаний самых разных авторов (А. Е. Кауфман, А. А. Спасский-Одынец, А. В. Руманов, И. М. Троцкий, Л. М. Клячко (Львов) и др.). Сановник всегда придавал исключительное значение печатному слову, через В. П. Мещерского и чуть позже через А. С. Суворина постоянно размещал в газетах заказанные им статьи. Он один из немногих в тогдашней России понимал, каким серьезным оружием в политике стали средства массовой информации, и преуспел в их использовании.

Но пишущую братию следовало постоянно подкармливать «интересными фактами» и в отставке. Граф исправно делал это, снабжая их комментариями к недавнему прошлому. Вокруг С. Ю. Витте даже сложился небольшой пул журналистов (А. В. Руманов, И. М. Троцкий), которых он систематически привлекал для размещения нужных ему материалов в печати. Конечно, не обошлось без знакомства читателей с фрагментами его воспоминаний, уже написанных или готовящихся начиная с 1912–1913 годов. С. Ю. Витте активно продолжал эту деятельность вплоть до самой войны, о чем свидетельствуют очерки И. М. Троцкого, посетившего графа на австрийском курорте Бад-Зальцшлирф по его просьбе в самый канун Первой мировой войны.

Впрочем, роль публичного политика и человека, которую граф пытался разыгрывать после 1906 года, удалась ему не вполне. Он так и не смог преодолеть прошлое и продолжал действовать как опытный интриган и царедворец, «под ковром», искал возможности возвращения в большую политику, о чем мечтал до самого конца жизни, привычными для себя способами – закулисными влияниями. Современники знали о том, что он возобновил тесное общение со своим давним ментором князем В. П. Мещерским. Отдельно стоит история отношений С. Ю. Витте с Г. Е. Распутиным. К сожалению, известно об этом не так много, только о факте их редких контактов (чаще всего не прямых, а при посредстве супруги Сергея Юльевича) и о том, что «старец» всегда уважительно отзывался о «Вите». Однако испытанное ранее средство не помогло. Николай II относился к нему настолько отрицательно, что испытал облегчение при известии о его кончине 28 февраля (13 марта) 1915 года. С. Ю. Витте упокоился на кладбище Александро-Невской лавры, на его могиле – массивное надгробье, чем-то напоминающее самого графа: крупного, угловатого, лишенного изящества. На нем, уже после Февральской революции, согласно его завещанию, выбита дата – 17 октября 1905 года. С. Ю. Витте считал Манифест важнейшим делом своей жизни, что, вероятно, справедливо.

В настоящем издании представлена лишь часть свидетельств современников о С. Ю. Витте, немало их в книгу не вошло, так как многие авторы не соприкасались с графом близко при его жизни, поэтому сообщали либо общеизвестную, а иногда и просто недостоверную информацию. Таковы, например, мемуары «распутинца» А. С. Симановича, у которого даже имеется особый раздел «Витте ищет протекции Распутина»[50]. К сожалению, этот крайне любопытный сюжет содержит такое количество бросающихся в глаза неточностей и явных фантазий, что он заслоняет собой достоверные сведения, которых оказывается совсем немного. Аналогичная ситуация с дневником А. В. Богданович. Сведения, содержащиеся в опубликованных из него фрагментах в 1924 году (затем переизданных в 1990 году)[51], содержат в основном слухи, в большом количестве сопровождавшие фигуру С. Ю. Витте на протяжении всей его карьеры. Любопытные сами по себе, они требуют обстоятельных комментариев и широкого контекста, выходящего за рамки настоящего издания.

Особняком стоят свидетельства зарубежных авторов. Большинство иностранных коллег довольствовались лишь мимолетными встречами с С. Ю. Витте, поэтому в своих текстах они часто опирались либо на слухи, либо на общие представления, циркулировавшие в европейской печати. Мемуары Б. Бюлова в этом смысле типичны, но при этом наиболее информативны. Есть исключения – небольшое число иностранных журналистов, тесно работавших с С. Ю. Витте (точнее, используемых им для публикации за границей нужной ему информации). Один из таких авторов – Эмиль Диллон – оставил воспоминания[52]. Правда, они посвящены не столько персоне графа, сколько тогдашней России в целом. Тем не менее они показывают С. Ю. Витте с неожиданной стороны – как политика, стремившегося быть понятным на Западе и искавшего там популярности.

В целом надо признать, что образ С. Ю. Витте, складывающийся из воспоминаний, без сомнении, неоднозначен. Если определить его в двух словах, то это образ выдающегося политика с присущими людям такого масштаба особенностями. Нельзя не признать – по уровню понимания проблем, по размаху проектов и замыслов он стоит намного выше, чем подавляющее большинство современных ему российских сановников. В «большом человеке» все было крупно: и достоинства, и недостатки.